Знакомые миазмы ждали его, и под всем этим запах ее духов.
– Черт тебя побери, – тихо сказал Джэй, ни к кому не обращаясь. Он протянул руку, в которой все еще держал платок, и нащупал выключатель.
Когда-то в этой комнате было свое очарование. Полированные полы из твердого дерева, роскошный восточный ковер, от пола до потолка книжные полки, заставленные первоизданиями в кожаных переплетах, солидный дубовый письменный стол возрастом постарше Джэя, большие кожаные кресла, выглядящие так, будто они из старейшего в мире мужского клуба.
Кресла были вдребезги разбиты, деревянные ножки переломаны и расколоты, обивка из мягкой кожи содрана и разорвана. Три высоких книжных шкафа были перевернуты, один разломлен надвое. Белесые обломки, острые как ножи, торчали из того места, где ранее соединялись две половины. Везде разбросаны книги.
Хризалис лежала на спине, распростершись на обломках разбитых кресел, под ней мешанина из кожаных подушек и сломанных ножек. На верхнюю часть ее тела, закрывая лицо, был опрокинут огромный дубовый стол. На ней были синие джинсы и простая белая блузка. Блузка была спереди забрызгана мелкими капельками крови. Левая нога была переломана в колене, и, прорвав ткань джинсов, высовывался красный зазубренный обломок берцовой кости. Джэй присел на корточки возле ее левой руки. Сквозь призрачные очертания сухожилий и нежную чистую кожу виднелись костяшки ее пальцев. Все пять были переломаны, безымянный в двух местах; ее прозрачная плоть наполнилась розовым сиянием от разорванных капилляров. Джэй вложил ее переломанные пальцы в свою ладонь. Слабое тепло еще жило в ней, но, даже пока он держал руку, тело успело остыть.
Через мгновение он отпустил ее руку и попытался снять с нее стол. Тот был тяжел. Он наморщился, толкнул сильнее и, хрипя от усилия, поднял его. Только когда стол был прислонен к стене, он опустил свой взгляд на Хризалис.
У нее не стало лица.
Череп был не просто разбит, он был уничтожен. Обивка на спинке стула стала липкой от крови. Мозговая масса комьями просочилась между разбитыми костями. Все было красным и мокрым. Небольшая лужица крови собралась под остатками стула, впитываясь в восточный ковер. Джэй взглянул вверх и увидел еще кровь, слабую ее струйку на передней стороне стола и внизу стены, вокруг электрической розетки. Узорчатые старинные обои, очень викторианские, были темно-пурпурного цвета; различить на них кровь было сложно, но ее капли там все же виднелись.
Джэй встал и постарался отрешиться от чувств. Он уже повидал достаточно трупов, более чем ему бы хотелось, и Хризалис уже очень давно начала играть в опасные игры. Она знала чересчур много секретов. Рано или поздно что-нибудь в этом роде и должно было случиться.
Он изучил положение тела, зафиксировал в памяти. Теперь это была не Хризалис, просто мертвая плоть, свидетельство. Увидев все, что ему было нужно, Джэй обратился к исследованию комнаты. Тут-то он и заметил маленький картонный прямоугольник, лежащий у ее левого бедра.
Он обошел вокруг нее и присел на корточки, чтобы получше рассмотреть предмет. Не притрагиваясь. Нельзя притрагиваться. На нем не было ни капли крови, и он лежал лицевой стороной вверх. Игральная карта.
Туз пик.
– Сукин сын, – произнес он.
Закрывая за собой дверь офиса, он услышал шаги на лестнице. Джэй прижался к стене и стал ждать. Секунду спустя в зал вошел стройный мужчина с тонкими усами. На нем были шлепанцы и шелковый халат, а там, где должны были быть глаза, лишь бледная кожа. Голова его медленно поворачивалась, пока не обратилась к тому месту, где в тени прятался Джэй.
– Я вижу твои мысли, Джэй-попугай, – произнес он.
Джэй выступил вперед.