В Литовской Руси русское православное население пользовалось свободами и привилегиями («привилеями» на языке Литовской Руси), утерянными или не приобретенными в Московском княжестве. Особенно это касалось положения городов, которые в Польше и Литовской Руси жили по Магдебургскому праву – юридическому кодексу, возникшему в XIII веке в Магдебурге для самоуправления торгово-промышленного города.[32] Этот кодекс распространился на многие города Германии и остальной Европы, привился в Новгородской и Псковской республиках с поправками на местную вечевую традицию. На территории Литовской Руси Магдебургское право приобрели: Брест (1390), Гродно (1391), Слуцк (1441), Киев (1494–1497), Минск (1499), Могилев (1561), Витебск (1597).[33] Привилегий городского самоуправления не было не только в городах, оказавшихся на территории Московской Руси, но и во владениях Тевтонского ордена, введшего на завоеванных территориях свою военно-монашескую теократию. И в императорской России Магдебургское право было столь недостижимой мечтой, что в Киеве в 1802–1808 годах в знак ностальгической памяти о его получении в конце XV века воздвигли монумент.[34]
Даже при мощном наступлении католицизма в Литве православные могли еще удерживать свои свободы и права. Литовская Русь, которая наряду с Новгородом свыклась с церковной свободой, стояла под угрозой ее лишиться, идущей сразу с двух сторон: со стороны надвигающегося с Запада католицизма и со стороны Москвы, где церковь все более оказывалась под властью великого князя. Именно страх перед Москвой, которая усиливается после Куликовской битвы и начинает войну с Литвой, вынуждает Ягелло на принятие крещения у католиков (1386). Сам русский по матери, Ягелло (1377–1434) решается на брак с польской царицей (Ядвигой) и устанавливает лишь династический союз с Польшей через корону вместо объединения двух стран, потому что сейм, в массе своей православный, встал против государственного объединения с католической страной. Ключевский вообще считает этот союз «механическим соединением несродных и даже враждебных государств», возникший, скорее, в результате «дипломатической интриги, рассчитанной на обоюдных недоразумениях, чем политического акта, основанного на единстве взаимных интересов».[35]
После этого многие русские князья со своими землями переходят к Москве. Но большинство населения продолжает исповедовать православие и добивается для себя равных прав с католиками, которые и получает в привилегиях (1432) при Сигизмунде Кейстутовиче. В 1511 г. таковые привилегии получает православное духовенство; в 1531 г. виленскому католическому епископу было запрещено судить православных. Согласно Ключевскому, «общие и местные привилеи постепенно сравняли литовско-русское дворянство в правах и вольностях с польской шляхтой… с влиятельным участием в законодательстве, суде и управлении», что было закреплено в XVI веке законодательным сводом Литовского княжества, Литовским статутом.[36] Это неудивительно, ибо, как указывает Карташев, к концу XV века в самой столице Литвы – Бильне половина населения «оставалась православной, а по расе и языку – русской».[37] Но отношения Литвы с Москвой все обостряются. «Особенно потряс атмосферу литовско-русской дружбы удар Ивана III в 1471 году по Новгороду за то, что тот для сохранения своей вольности сговорился и перешел в федерацию литовско-русского государства». Конфликт этот усиливается переходом на сторону Москвы стариннейших членов коалиции – князей Смоленского и Черниговского со своими землями.[38]И Литва, и Москва, по видимости, пытаются найти пути примирения и длительного мира, о чем свидетельствует брак великого князя Литовского Александра Казимировича с дочерью Московского великого князя Ивана III – Еленой, с венчанием в католическом костеле Св. Станислова «с редким в истории разделенных церквей сослужением двух иерархий». Однако и этот политический союз, притом что супруги «взаимно любили друг друга и жили мирно»,[39] к длительному миру не привел. Весь следующий XVI век Литовская Русь ведет войны с Московией: 1500–1503, 1507–1508, 1512–1522, 1534–1537. При этом она все еще сохраняет свою независимость и сопротивляется государственному, а не династическому лишь, слиянию с католической Польшей.
Эпоха Иоанна Грозного с долгой Ливонской войной и завоеванием части Ливонии в 1563 году становится временем окончательного выбора для Литвы, устрашенной политикой восточного соседа. Хотя тот же год знаменуется новым законодательством, которое уравнивает православных с католиками, это уже не может остановить слияния Литвы с Польшей. Даты событий говорят сами за себя. В 1564 году учреждается опричнина, и начинается террор против всех слоев населения Московского царства. Низлагают на разбойничьем соборе митрополита Филиппа последнюю моральную преграду на пути всенародного террора. «В 1569 году погрому подверглись все города между Москвой и Новгородом. Это было настоящее военное завоевание… собственной земли, не помышлявшей ни о восстании, ни о сопротивлении. Повод был дан доносом на новгородские власти, которые будто бы собирались передаться польскому королю», – писал Федотов.[40]В декабре того же года Малюта душит в заточении митрополита Филиппа и царь совершает свой погромный поход на Новгород, после которого великий город уже никогда не смог оправиться. И в том же году подписывается Люблинская уния между Литовской Русью и Польшей (при значительной оппозиции со стороны Литовского парламента). Литовская Русь продолжает быть прибежищем московитов, спасающихся от Ивановского террора: сюда бегут кн. Курбский, завоеватель Казани, игумен Артемий (Троицкой лавры), первопечатник Иван Федоров. Литва остается центром православной культурной работы. Здесь делается перевод Острожской Библии, переводятся творения греческих отцов. Но уже открывается и путь к окатоличению православных. Русское дворянство, переходя в католичество, получает все огромные права польской шляхты, выбирающей монарха и контролирующей государство. Его же одаривают и крепостными, отчего происходит быстрое закрепощение православного населения. Под мощным давлением католичества православный епископат идет на компромисс: церковь подчиняется Риму, но сохраняет свое православное богослужение и обычаи – женатое духовенство, благодаря своему образу жизни сохраняющее связь с остальной массой церковного народа – мирянами. Это – Брестская Уния 1596 года, которая официально перевела православное население под власть Папы, но с сохранением православного обряда.[41]
До унии Ливонская Русь представляла собой довольно редкий пример религиозно-политического плюрализма. В сейме были представлены и сосуществовали три партии: православные, католики, реформаты. Князь Константин Острожский (15261608), крупнейший магнат и киевский воевода, возглавляет оппозицию православных и реформатов во время собора в Бресте и после него, когда православие оказывается поставленным вне закона в Польше. Для сохранения православного самосознания он учреждает ряд православных школ: в Турове, Владимире-Волынском, в Остроге, в Слуцке. Еще до Брестского собора для сопротивления натиску католичества стали создаваться братства – своеобразная форма православного демократизма. Грамота антиохийского патриарха Иоакима, данная в 1586 году Львовскому братству, предоставила верующему народу право обличать и даже отлучать от церкви неверных и обличать епископов. За Львовом возникли братства в Бильне, Могилеве, Полоцке, Бресте, Перемышле. Братства были ярко выраженной организацией горожан, они имели свои уставы и основывались на демократических принципах: войти в братство мог всякий православный человек, который внес установленный взнос на общие расходы. В них вступали люди всех сословий. В 1620 году в Киевское Богоявленское братство вписалось все казачье войско во главе с Гетманом Сагайдачным. Под его властью в Киеве была восстановлена православная иерархия, ликвидированная после Брестской унии.