Скажем, тридцать к
одному.
– Ты веришь ей?
Эльма медленно повернула ко мне голову.
– Да. Скажем, двадцать к одному.
– Благодарю вас, мистер Гудвин.
И снова повернулась к Вулфу.
Он довольно долго смотрел на нее, прищурив глаза.
– Хорошо, допустим, что вы говорите искренне, что тогда? Вы начали с того, что должны мне все рассказать, и я вас выслушал. Ваш отец погиб. Я
его высоко ценил, и я не посчитался бы с усилиями, если бы можно было его воскресить. Но чего вы можете ожидать от меня, кроме сожалений,
которые я уже высказал?
– Но…
Она удивилась.
– Я думала – разве не ясно, что они намереваются сделать? Я хочу сказать, они вообще не собираются ничего делать. Если они считают, что отец
убил мистера Эшби из за меня, а потом из страха разоблачения убил себя, что они могут сделать? На этом все кончится, потому что для них
расследование уже закончено. Так что теперь я сама должна что то предпринимать, а я не знаю, что именно. Поэтому я пришла к вам. Папа говорил…
Она замолчала, прикрыв рот растопыренными пальцами. Это было ее первое резкое движение.
– Ох! – почти простонала она, рука у нее бессильно упала.
Тут же вскинула голову и заговорила по другому:
– Какая непростительная рассеянность… Ну, конечно же! Прошу вас меня извинить.
Раскрыв свою большую сумочку из коричневой кожи, она запустила туда руку и что то вытащила.
– Мне следовало это сделать с самого начала. Видите ли, папа не истратил ни единого цента из денег, полученных от вас, он относился к ним с
огромным благоговением. Здесь собраны все долларовые бумажки, которые вы ему платили. Он говорил, что в один прекрасный день сделает на них что
нибудь особенное, только не упоминал, что именно… Он просто считал…
Она замолчала, прикусив губу.
– Только без истерик! – испугался Вулф.
Она кивнула.
– Знаю. Не бойтесь, я не стану плакать. Я не пересчитывала деньги, но тут должно быть около пятисот долларов, ведь вы платили ему по три доллара
в неделю на протяжении трех с половиной лет.
Она неслышно поднялась с кресла, положила пачку на стол Вулфа и вернулась на место.
– Конечно, для вас это пустяки, ерунда по сравнению с пятьюдесятью тысячами, которые вам платят за ваш труд, так что в действительности я прошу
милостыню. Но это не для меня, это для моего отца! И в конце концов получается, что на протяжении трех с половиной лет он даром чистил вам
обувь.
Вулф укоризненно посмотрел на меня.
Признаю, что я без разрешения впустил Эльму в дом, но по его взгляду можно было предположить, что я убил и Эшби, и Пита, и ей подсказал план его
убийства.
Потом он перевел взгляд на девушку.
– Мисс Вассоз, вы просите меня установить невиновность вашего отца и вашу непорочность, так?
– Моя непорочность не имеет никакого значения.
– Но невиновность вашего отца для вас очень важна?
– Да. Да!
Вулф ткнул пальцем в пачку денег, перетянутую резинкой.
– Это ваши деньги. Заберите их. Как вы справедливо сказали, это пустяк за подобную работу, и если я окажусь таким Дон Кихотом, что возьмусь за
нее, мне оплата не потребуется. Сейчас я ничего не отвечу, ибо если бы мне сейчас требовалось сказать «да» или «нет», я бы сказал «нет».
Полночь, я устал, давно пора лечь спать. Я сообщу вам свое решение утром. Вы останетесь здесь. В доме имеется свободная комната со всеми
удобствами.
Он отодвинул кресло и поднялся.
– Но я не хочу… У меня с собой ничего нет.