– Что вы застыли, как мумия? – кричит он. – Тащите ведро, тряпку, что у вас там есть!?
Прихожу в себя, мчусь за орудиями спасения… ведро, тряпка, совок… на ходу скидываю туфли и бегу на кухню. После пары столкновений и обмена любезностями мы с блондином превращаемся в дружных напарников по сбору вырвавшейся на волю воды. Наконец пол протерт насухо, ведро с атрибутами водворено на место. Стою посреди кухни, вздыхая по поводу свершившегося бедствия и своей порушенной красоты. Черный сидит на табуретке и жалобно мяукает.
– Не мог сообщить? – сердито спрашиваю кота. Тот замолкает и отворачивается с обиженным видом, словно говоря: «Что вы от меня хотите? Я всего лишь кот…»
– Спасибо, – говорю блондину сорвавшимся на хрип голосом.
– Не за что, – отвечает он, тоже хрипло.
Совместный труд спаял нас и настроил на мирный лад.
– Я очень вас залила?
– Не очень, но вода начала капать на кухонный стол.
– Простите, я отвлеклась, все компенсирую… – начинаю оправдываться я.
– Не слишком ли много у вас компенсаций на сегодня? – обрывает он меня. – Так и разориться можно.
Умолкаю, вспомнив, что он, возможно, грабитель и опасен. И живет в квартире этажом ниже. Почему же никогда его не встречала? Хотя, всех ли своих соседей я знаю?
– Никак не ожидал увидеть вас, когда поднимался сюда, – говорит он.
– А я, думаете, ожидала увидеть вас?
– Думаю, нет.
– Вы живете под нами? – интересуюсь я.
– Нет, там живут мои родители. Приехал к ним, у меня небольшой отпуск.
Вот, значит, как. Теперь понятно. Приехал к родителям и решил ограбить банк.
– А-а-а… – тяну я, придумывая, что сказать.
– А у вас, кажется, праздник намечается… – наблюдательно замечает он, кивая в сторону заставленного салатами стола.
– Да, знаете, гости придут, – неопределенно отвечаю я.
– Пойду, – говорит он.
– Спасибо за помощь.
– Не за что.
Прощаемся почти как добрые знакомые. У двери в прихожей решаюсь задать волнующий меня вопрос, попытавшись сформулировать его по-дипломатичней:
– Простите, не удивляйтесь, но хочу вас спросить: где вы были сегодня в два часа дня?
Он смотрит на меня удивленно.
– В два часа? А что вас интересует?
– Просто ответьте.
– Гм-м-м… Дома был, обедал с родителями. А что?
Значит, у него есть алиби. И он не очень похож на того парня из банка. Он даже, кажется, моложе. Сколько ему, интересно? Лет двадцать… Додумать мысль не успеваю, потому что звонят в дверь.
* * *
Южная ночь живет своей особой жизнью под усыпанными звездной пылью небесами, она наполнена пением цикад, огоньками светлячков, внезапно появляющихся откуда-то из черноты, запахами и шорохами, музыкой, долетающей из бара на пляже. Мы спускаемся к морю, которое дышит и шуршит, перебирая гальку. Фонарь, притулившийся на лестнице, вырывает из мрака качающуюся от легкого ветерка цветущую ветку, очерчивает на каменных ступенях круг света, который постепенно стирает темнота.
– Ты купаешься вечером? – неосторожно спросила я Стаса, когда мы бродили с ним по закоулкам парка-дендрария.
– Буквально каждый вечер, – заявил он. – А ты?
– И я тоже…
Мы обнаружили множество сходных привычек: совиное стремление не спать по ночам и нежелание вставать по утрам, чтение всего без разбора и неприязнь к вынужденной деятельности. Сейчас мы спускаемся к морю, потому что, как выяснилось, оба любим ночные купания и, следовательно, имеем, как объявил Стас, авантюрные нотки в характере.
Галька уже почти остыла, отдала ночи остатки солнечного тепла. Море в темноте кажется бездонно-безбрежным, слившимся воедино с далеким горизонтом в живую колышущуюся массу. Звуки его в тишине особо отчетливы и немножко жутковаты. Я стаскиваю джинсы, стягиваю майку, вешаю одежду на перекладину железного пляжного зонта и, скрутив волосы в пучок на затылке, ступаю в волну. Несколько шагов вперед в глубину, мурашки бегут по телу, обгоняя друг друга, вдох, оханье, и я окунаюсь в первый момент кажущуюся холодной, а чуть погодя, теплой и ласковой воду. Страшно и великолепно плыть в темноте навстречу пугающей и влекущей неизвестности, иногда оборачиваясь на смутный в полумраке пляж. Ложусь на спину, раскинув на волне руки, и погружаюсь в жутковато бездонное отточенное звездами небо. За спиной слышу шум и всплески, Стас догоняет меня резкими саженками, уходит вперед, затем останавливается, машет рукой, ожидая.
Ты лежишь, раскинув руки и качаясь на волне,Ни печали, ни разлуки, только ночь, и в тишинеМоре светится, мерцая, исчезая в черноте,Там, где звезды в водах тают, словно краски на холсте,Кистью быстрой и небрежной нанесенные вразлет,И покой душе мятежной бездна черная несет.А волна, тепла, опасна, и коварна, и вольна,В наготе своей прекрасна, в нежности своей страшна,Под тобой небес глубины, над тобою океан,И манишь, зовешь, ундина, в золотых волос капкан…* * *
Открываю дверь и меня уносит водоворотом восторгов, поздравлений и объятий. Пришли любимые гости: Марья с мужем Григорием и Варвара, без мужа, поскольку ее респектабельный супруг никогда не ходит в гости без особой надобности, а я особой надобностью для него не являюсь. Собрав букеты и подарки, вспоминаю, что встречаю гостей почти босиком в помятом платье и погибших в катаклизме колготках. Порываюсь временно ретироваться в комнату, чтобы привести себя в порядок, и взгляд мой падает на светловолосого напарника, который, в свою очередь, пытается прорваться к выходу.
– Дина, – шепчет Марья, – это кто?
– Это? Сосед снизу… я его залила.
– Когда успела, кудесница ты наша?
– Вот прямо сейчас. Поставила чайник под кран и отвлеклась.
– А он очень даже ничего.
– Марья, ты о чем? Ты когда угомонишься? Да он моложе меня раза… в два.
– В два? Это ты погорячилась.
Неуместный наш разговор прерывается репликой блондина, которому все-таки удалось прорваться к двери.
– До свидания… я пойду.
– Да… до свидания, извините еще раз, – отвечаю я, отпихиваясь от кулака Марьи, впивающегося ударом мне в бок.
– Пригласи его, – шипит она мне на ухо. – Не будь дурой! Зачем? – отвечаю ей тем же шипением. – Буду дурой, если приглашу!
Кажется, наши маневры не остаются незамеченными.
– Подождите…э-э-э… простите, не знаю, как вас зовут! – кричит Марья, и я с тоской предвкушаю, как сейчас на мою голову свалятся разом и стыд, и позор.
– Вы меня? Станислав, – отвечает блондин, обернувшись в проеме двери.
Как?! Предательский холодок разливается где-то в районе желудка. Там душа базируется, что ли? И почему это имя вызывает у меня такую реакцию? До сих пор…
– Оставайтесь… Станислав, – словно со стороны слышу свой голос.
«Останься, Стас…о, черт, черт, черт!»
– Но мне как-то неудобно, я ни с кем не знаком, – мнется он.
– Познакомимся, – вступает Марья.
– Но я… мне нужно переодеться, – говорит Станислав и бросает взгляд на свои мокрые тапки, а потом на меня.
Кажется, он совсем не прочь остаться. С чего бы это? А вдруг он все-таки тот бандит из банка?
– Так идите переоденьтесь, – говорю я.
Не дожидаясь его реакции, разворачиваюсь и удаляюсь в комнату, чтобы сложить подарки, найти вазу для цветов, переодеть колготки и привести в порядок странно и не вовремя всколыхнувшиеся чувства. «Девичьи чувства, между прочим, а ты далеко не девушка, дорогая, не забывай об этом», – твержу себе, натягивая новые колготки. Достаю из шкафа высокую керамическую вазу собственного изготовления и опускаюсь на диван, снова чувствуя странную слабость в ногах. Ну и денек! В дверь уже ломится неугомонная Марья:
– Уф, ты долго еще? И чего это ты расселась? Гости ждут, голодные, между прочим!
– У меня сегодня совершенно сумасшедший день! – срываюсь я. – Меня чуть не убили, потом этот потоп, и бутылку разбила в магазине!
Где-то близко, совсем близко слезы. Надо же до чего дошло, давным-давно не плакала, но не сейчас же этим заниматься.
Марья удивленно смотрит на меня, потом машет рукой: