Отдуваясь, я грозно обернулась к Джудит.
– Ты как меня назвала?
Джудит прикинулась, будто не слышит.
Эллен дунула в свисток.
– Быстрый прорыв! – крикнула она.
Быстрые прорывы мы отрабатывали по трое – вели мяч и пасовали друг другу, а потом тот, кто оказывался под кольцом с мячом в руках, должен был сделать бросок.
«Мне бы сначала медленные прорывы отработать!» – думала я.
Угнаться-то за остальными я успевала без труда – у меня же все-таки ноги длиннее, чем у всех. И бегаю я довольно быстро. Просто не могу и бежать, и в то же время делать еще что-нибудь.
Мы с Джудит и Анной мчались через площадку, а я молилась только о том, чтобы снова не опозориться. Со лба стекал пот, сердце колотилось.
Я поймала короткий пас от Анны, довела мяч до корзины и сделала бросок. Мяч взлетел вертикально в воздух, упал и отскочил от пола. К щиту он даже близко не подлетал.
На боковых линиях засмеялись девчонки. На лицах Джудит и Анны, как обычно, возникли ухмылки превосходства.
– Глаз – алмаз! – оценила Джудит, и все снова засмеялись.
После двадцати минут пытки быстрым прорывом Эллен снова свистнула.
– Разминка с мячом! – крикнула она. Это значило, что мы должны разделиться на две команды и играть одна против другой.
Я вздохнула, вытерла пот со лба тыльной стороной руки и попыталась включиться в игру. И хоть я и старалась – в основном чтобы ничего не напортить, – но без особого желания.
А потом, когда игра продолжалась уже несколько минут, мы с Джудит одновременно рванулись к мячу.
И когда я ринулась за ним, протягивая руки, как-то так вышло, что Джудит резко вскинула колено и оно ударило мне прямо в грудь, как нож.
Боль пронзила все тело.
Я попыталась вскрикнуть, но не смогла.
Только как-то странно фыркнула, как больной тюлень, и обнаружила, что мне нечем дышать.
Перед глазами все стало красным. Ярко-красным, переливающимся.
Потом почернело.
И я поняла, что умираю.
4
Когда тебя вырубают ударом под дых, хуже ощущений невозможно представить. Такой ужас. Пробуешь сделать вдох и не можешь. А боль все ширится, будто у тебя в груди надувают воздушный шар.
Я правда решила, что мне крышка.
Но уже через несколько минут я очухалась. Все еще слегка дрожала, голова кружилась, но в целом очухалась.
Эллен настояла, чтобы в раздевалку меня проводил кто-нибудь из девочек. И, само собой, напросилась Джудит. По пути она извинилась. Сказала, что все вышло случайно. Совершенно случайно.
Я промолчала. В извинениях Джудит я не нуждалась. И вообще не хотела говорить с ней. Только придушить.
И чтобы уж теперь-то наверняка.
В смысле, ну сколько можно за день доставать одну девчонку? Сначала Джудит подставила мне подножку на математике, потом напрочь изгадила своим дурацким пудингом из тапиоки мои новые «мартинсы» на домоводстве и вот теперь, на баскетбольной тренировке, довела меня до обморока.
А я, значит, улыбайся и принимай извинения?
Еще чего! В ближайшие миллион лет – ни за что.
Я тащилась в раздевалку молча, не поднимая головы.
До Джудит дошло, что на ее дешевые извинения я не клюну, и она взбеленилась. Представляете? Сама врезала мне коленом, а теперь еще и злится!
– Лети-ка ты давай отсюда, Птичка! – процедила она и слиняла обратно в зал.
Душ я принимать не стала, переоделась, собрала вещи и незаметно выскользнула из здания школы на стоянку к своему велосипеду.
«Ну все, с меня хватит», – думала я, пока вела велик через стоянку за школой.
Прошло примерно полчаса, день клонился к вечеру, хмурилось серое небо. Несколько капель дождя упало мне на голову.
«С меня хватит», – повторила я про себя.
От школы до моего дома два квартала, но домой мне не хотелось. Хотелось крутить педали и ехать себе куда глаза глядят. Просто укатить как можно дальше и не возвращаться.
Меня трясло от злости и обиды. Но в основном от злости.
Забыв о дожде, я села на велик и покатила прочь от дома. Только мелькали перед глазами дома и дворы перед ними. Я на них даже не глядела. Вообще не смотрела по сторонам.
Я налегала на педали сильнее и сильнее. Уезжать все дальше от школы было здорово. Особенно от Джудит.
Дождь постепенно усиливался. Ну и пусть. Я подняла лицо к небу. Холодные капли приятно освежали разгоряченную кожу.
Снова посмотрев вперед, я увидела, что уже доехала до Джефферс-Вудс – рощи, протянувшейся длинной полосой между нашим и соседним районами.
Узкая велосипедная дорожка вилась между высоких старых деревьев, по-зимнему голых и оттого особенно унылых и тоскливых с виду. Иногда я каталась по этой дорожке, проверяя, насколько быстро могу промчаться по ее изгибам и кочкам.
Но сейчас небо темнело все сильнее, черные тучи нависали все ниже. В небе над деревьями блеснул зигзаг молнии.
И я решила лучше уж повернуть к дому.
Но, как только повернула, мне преградили путь.
Женщина!
Я ахнула, никак не ожидая встретить кого-нибудь на безлюдной улице возле рощи.
Прищурившись, я вгляделась в незнакомку, а тем временем дождь все сильнее стучал по тротуару вокруг меня. Женщина была не молодой, но и не старой. На ее бледном лице темные глаза казались черными угольками. Густые черные волосы свободно падали на спину.
Одежда ее выглядела какой-то старомодной – ярко-красная плотная шерстяная шаль на плечах, черная юбка до щиколоток.
Незнакомка встретилась со мной взглядом, и ее темные глаза как будто осветились.
На лице отразилось замешательство.
Надо мне было сбежать.
Вскочить на велосипед и удрать от нее во весь опор.
Если бы я только знала!
Но я не убежала. Не стала удирать.
Вместо этого я улыбнулась незнакомке.
– Вам помочь? – спросила я.
5
Женщина прищурилась. Ясно было, что она изучает меня.
Я спустила ступни с педалей на землю, придерживая велосипед между ног. На тротуар плюхались крупные холодные капли дождя.
Вдруг вспомнив, что у моей ветровки есть капюшон, я потянулась за спину и набросила его на голову.
Потемневшее небо сменило цвет на призрачный оливковый. Вихри кружили между дрожащими голыми деревьями.
Женщина сделала несколько шагов ко мне. Бледная какая, мелькнуло у меня. Почти как призрак, если бы не глубоко посаженные темные глаза, пристально всматривающиеся в меня.
– Я… кажется, я заплутала, – сказала незнакомка. Как ни странно, голос у нее был старушечий, дрожащий и слабый.
Я прищурилась, глядя на нее из-под капюшона. Густые черные волосы вымокли под дождем и облепили ее голову. Определить ее возраст мне так и не удалось. Он мог быть каким угодно – хоть двадцать лет, хоть шестьдесят!
– Это Монтроуз-авеню, – объяснила я, стараясь говорить погромче, чтобы стук капель не заглушал меня. – Вообще-то здесь эта улица и заканчивается. Прямо в роще.
Она задумчиво кивнула, поджав бледные губы.
– Мне надо на Мэдисон. И я, похоже, совсем сбилась с пути.
– До Мэдисона отсюда довольно далеко, – сказала я. – Вон в ту сторону, – я показала.
Незнакомка пожевала нижнюю губу.
– Обычно я попадаю, куда мне надо, – раздраженно произнесла она своим дрожащим голосом и плотнее запахнула тяжелую красную шаль на худых плечах.
– В Мэдисон – это туда, на восток. – Я поежилась. Дождь был холодным. Поскорее бы вернуться домой и сменить промокшую одежду.
– Ты меня проводишь? – спросила женщина и схватила меня за запястье.
Я чуть не ахнула: ее рука была ледяной!
– Ты проводишь меня туда? – Она приблизила свое лицо к моему. – Я была бы тебе так признательна!
Она отпустила мою руку. Но мне по-прежнему казалось, что мое запястье сжато в ледяных тисках.
Почему я не сбежала?
Почему не вскочила на велосипед и не помчалась прочь так быстро, как только могла?
– Конечно. Я покажу вам дорогу, – пообещала я.
– Спасибо, дорогуша, – она улыбнулась, показав ямочку на одной щеке. Я вдруг поняла, что она симпатичная, только на старинный лад.