Тем не менее, Междупальцев излишнюю говорливость к собственным недостаткам не относил, а во всех бедах, происходящих с ним в результате недержания речи, винил скрытых и явных недоброжелателей. Дабы не выйти из формы и всегда поддерживать говорливость на достойном пулемётном уровне, он много читал, притом всё, что попадало под руку. Память у него была отменная, и он мог цитировать прочитанное целыми абзацами, с удовольствием выговаривая незнакомые, только что выученные слова, частенько даже не вникая в их смысл. Посему мнил себя докой в различных областях не только науки и техники, но и литературы, искусства, медицины, словом, всего того, без чего не обходилась в последнее время наша славная жёлтая пресса. А так как переспорить его было невозможно, он постепенно убедил себя в том, что его энциклопедический дар не имеет аналогов в истории, и исключительно этим гордился.
Несмотря на столь громадную разницу в характерах, Хорохорин и Междупальцев были неразлучными товарищами, трогательно заботились друг о друге, хоть и не всегда ладили по принципиальным вопросам. Однако на незадачливого оппонента, если тот решался вступить с ними в открытое противостояние, набрасывались объединёнными усилиями, и тут уже разногласий между ними не возникало.
Они прекрасно знали, что их дуэт неуязвим и непобедим, и старались этим пользоваться. Посему и в командировки чаще всего ездили на пару, будь это даже самое пустяковое задание, справиться с которым по силам и в одиночку. Хоть такое положение дел не всегда нравилось начальству, но оно вынужденно мирилось с дополнительными расходами на их поездки. К слову сказать, болтливый Междупальцев и молчун Хорохорин с поручениями всегда справлялись превосходно, и нареканий в их адрес не поступало.
Хорохорин, свято полагавший, что робеспьеровская прямота и неподкупность есть синоним абсолютной истины (а как же в конструкторском деле без уверенности в собственной правоте?!), считал, что без его одобрения невозможно принять ни одного мало-мальски серьёзного решения. Когда же в разложенном перед ним чертеже он не мог разобраться без посторонней помощи или не находил достойной замечания зацепки, его чело омрачалось, а брови стремительно ползли к переносице, что всё равно не предвещало ничего хорошего. В противовес ему, Междупальцев, ни на мгновенье, как мы уже говорили, не сомневавшийся в своей величайшей эрудиции и, как следствие оной, в развитых ораторских способностях и дипломатических талантах, был свято уверен в том, что только ему по силам принимать окончательные решения и делать выводы. Главная человеческая черта, по его глубокому убеждению, вовсе не прямота, а гибкость, не лобовой натиск, а умение лавировать между подводными камнями. Лишь это характеризует настоящего руководителя конструкторского проекта, при котором и руководящие волки сыты, и подчинённые овцы целы. Правда, с лавированием его иногда заносило совсем не туда, куда следовало бы, но это уже детали. Братская помощь и поддержка Хорохорина всегда была обеспечена.
В целом, такой разноплановый ассортимент качеств, которым в сумме обладали наши друзья, как мы уже отметили, всегда позволял добиваться желаемого результата малыми усилиями и преодолевать не один чиновничий барьер на пути к желанной командировочной цели.
Между прочим, именно вдали от дома между друзьями иногда пробегала чёрная кошка. Размолвки происходили большей частью вечером, перед отходом ко сну, и тут бы приятелям продолжить излюбленный и нескончаемый полуабстрактный спор о том, кто из них более компетентен в конструкторских закавыках, но, к сожалению, обстановка не всегда позволяла выяснять отношения на повышенных децибелах, как это спокойно происходило в родном бюро. Ведь подлые гостиничные стены почему-то всегда обладали потрясающей способностью усиливать даже самый тихий шёпот до невероятной громкости. Возможно, сие было задумано какими-нибудь старорежимными блюстителями нравственности для своих специфических нужд или служителями карательных органов, разоблачавших шпионов, но нашим конструкторам это каждый раз доставляло кучу неудобств. И хоть ни в чём аморальном или тайном заподозрить их было невозможно, но… мало ли что. Репутацией своей они дорожили. Посему никому своих нечастых разногласий за пределами бюро не показывали, и на людях следов размолвок видно не было. Как ни в чём не бывало, они ходили повсюду вместе, энергично и деловито штурмуя нерушимые бастионы бюрократии, по-братски помогая друг другу и незамедлительно давая жёсткий отпор каждому, кто хотя бы в мыслях посягнул потеснить их на вершине конструкторского олимпа, чтобы захватить хотя бы самый крохотный кусочек от их раз и навсегда отвоёванного места под тамошним неласковым солнцем.
2. Закон подлости в новогоднюю ночь
Если ты, уважаемый читатель, решил, что наша история ещё не началась, то сильно ошибаешься! Просто автору необходимо было представить героев, которые всё время будут терзаться размышлениями над тем, куда и зачем они попали – в сказку или остались в реальной обстановке? Как это всё воспринимать – в шутку или всерьёз? Даже если сегодня, спустя достаточно длительное время, спросить их об этом, едва ли можно получить в ответ что-то вразумительное. Хорохорин, при всей его прямоте, лишь сдвинет загадочно брови, а Междупальцев, наш неисправимый говорун, не сразу найдёт, что сказать. Настолько невероятные события происходили с ними на протяжении всего повествования.
Только… такие уж эти события невероятные? Никто ни в чём не уверен. Даже автор.
Впрочем, не будем тянуть кота за хвост, а приступим непосредственно к рассказу.
Попали, значит, наши конструкторы в командировку, о которой мы сообщали выше, и так всё сложилось неудачно, что в ночь под Новый год по причине совершенно некондиционной нелётной погоды заночевали в одном из дальних аэропортов. Конечно, был вариант уехать поездом, только всё равно к праздничному домашнему столу при таком раскладе уже никак не успеть. Да и какому нормальному человеку охота трястись на жёстких верхних полках в переполненном вагоне, чтобы вместо божественного запаха праздничной хвои и салата «Оливье» вдыхать аромат чьих-то несвежих носков? Главная же причина упрямого полуночного сидения в аэропорту состояла всё-таки в том, что оставалась слабенькая надежда – вдруг лютая пурга уляжется, небо прояснится, и самолёт взлетит. Должны же в новогоднюю ночь случаться самые невероятные, но непременно приятные вещи?! Да и авиабилеты были приобретены заблаговременно с боем и подкупом кассира. Можно, конечно, их сдать в кассу и отправиться на станцию. Но и там придётся выдержать новый бой с такими же, как они, командировочными бедолагами, и вовсе не факт, что удастся попасть на желанный поезд, движущийся к дому. Ночевать же на железнодорожном вокзале, по собственному богатому командировочному опыту друзья знали, намного хуже, чем в аэропорту, где хоть полы подметают чаще, а бичей бездомных внутрь погреться пускают только через одного…
Нашим героям сейчас действительно не позавидуешь. Никудышное это дело – проводить праздничную новогоднюю ночь вдали от родного очага, в неуютном громадном стеклянном кубе аэровокзала с рядами холодных пластмассовых кресел, на которых даже не приляжешь, а вокруг тебя нахохлились и клюют носами такие же, как ты, не попавшие к праздничному домашнему застолью неудачники. Единственный мягкий диван в дальнем углу зала занят пёстрой джинсовой компанией, нудно бренчащей на расстроенной гитаре и подвывающей нескладным хором «Владимирский централ». Пели бы что-то другое, можно было бы попросить подвинуться, а с таким репертуаром сами собой возникали всякие нехорошие мысли о неадекватном ответе, который окончательно испортит и без того гнусное настроение. Где-то за спиной капризничает ребёнок, а над ухом чей-то раскатистый бас вслух зачитывает прикорнувшему рядом попутчику неприличные анекдоты из интернета по планшетке, и сам же обладатель голоса невесело и одиноко хохочет. Тоска смертная, одним словом, хоть в петлю лезь.