Мужчина - это добытчик.Нельзявозвращатьсяс
пустыми руками, грешно приходить домой с пустыми руками.
А ты уверен, что тебя там ждут? Он часто слышал в себе этот вопрос, и
звенящая пустота, которая рождалась в немпослетого,какзвучалиэти
треклятые слова, была самым страшным мучением, потому что, давно привыкший
к постоянному диалогу с самим собою, на этот раз он не знал, что ответить,
а лгать - не хотел или, точнее, не мог уж более.
...Штирлиц поднялся с деревянной лесенки, чтовеланавторойэтаж
домика, где Отто Вальтер держал своюпрокатнуюстанцию-горныелыжи,
ботинки, куртки, перчатки,очкиишлемы,-застегнулкуртку(сАнд
в а л и л иснежные сине-черные облака) и пошел в бар к Манолетте; старик
славилсятем,чтоделалсказочныйкофе,лучший,чемитальянский
"капуччини": сливочная пена сверху и обжигающе горячая крепость на донышке
толстой керамической чашки.
У Манолетте было тихо и пусто;впечке,сделанной,какивсев
Барилоче, на немецкий манер, огоньалчноломалполенца;старикстоял,
прижавшись к теплым изразцам спиною, и лениво следил забольшоймухойс
зеленым брюшком, медленно летавшей вокруг настольной лампы, что стоялана
баре.
- Нет, ты только погляди на нее, - изумленнопроизнесМанолетте,-
вот-вот ударят холода и все занесет снегом, а эта мерзавканесдается...
Остальные сдохли - куда более здоровые, -азеленобрюшкавселетаети
летает...
- Остальные уснули, - возразил Штирлиц. - Онизасыпаютназиму.А
весной оживают.
- Темный ты человек, Максимо, сразу видно - из Испании, там школ мало
и ботанику не учат...Еслибывсемухизасыпалиназиму,авесной
просыпались, то мы бы стали планетой мух, а не людей.
- А может, мы и есть такая планета? - Штирлиц пожал плечами. - Ну-ка,
угости меня кофе, дружище...
- Я угощу тебя кофе, а ты позвони-ка своему патрону, он тебя ищет.
- Приехали какие-нибудь буржуи? -спросилШтирлиц.-Нетерпится
встать на лыжи? Схватить снежного загара?
- Этого он не говорил, - ответилМанолеттеиотошелотпечки.-
Хочешь выпить?
- Мало ли чего я хочу...
- Я угощаю.
- Тогда не откажусь.
- Чего тебе налить? Бренди? Или виски?
- Налей виски.
- С водой?
- Нет, чистого, безо льда.
- Здесь у всех ломается настроение,когдасАндвалятсяснеговые
облака, Максимо. Сколько лет я здесь живу, а все равно не могу привыкнуть,
тоска какая-то, безнадежность, мрак...
Штирлиц положил мелочь на медный поднос, что стоял возлетелефонного
аппарата, набрал номер своегох е ф еОтто Вальтера; старик лежал третий
день без движения - скрутило бедолагу; как подняло в воздух под Седаном, в
семнадцатом, так и ломает каждыйгод,несмотрянаточтосдвадцать
девятогоживетздесь;врачипорекомендовали"сменитьобстановку",
психический стресс был слишком сильным; повлияло на него и то,чтолежал
он в госпитале - койкаккойке-сефрейторомАдольфомГитлером,-
остановившиеся серо-голубые глаза, тяжелый, немигающийвзглядидавящий
поток слов, вродебысовершеннологичных,ладнопоставленныходнок
другому, но - если долго вслушиваться - больных, безнадежная паранойя,но
при этом угодная несчастным людям, а сколько их тогдабыловГермании?!
ПосленоябрьскогопутчаГитлера,когдалюдинаулицахсострадали
арестованному герою войны, рискнувшему сказатьнацииправду,послеего
"Майн кампф",послетого,каконсталфюрером,Оттопродалдомв
Зальцбурге и уехал за океан, поняв, что рано илипоздноГитлердобьется
своего, страна п р о г н и л а, гниющей падали был необходим стервятник со
стылыми, безжизненными глазами.