– И в мыслях не было Боренька. Александр Сергеевич сам откуда-то взял и придумал такое. Я ему не говорила.
Вот и задумаешься. Получается Михальков сей стих у Пушкина подтибрил. Для классика советской литературы вполне типично.
Кошка Мурка, в миру Дуняшка, не успокаивалась. Подвывала, совалась ко мне под руку. Пыталась тереться об мою ногу. Словно хотела что-то сказать, в чем-то повиниться.
– Я тут виновата Боря. Отпускаю раз в неделю Дуняшку помыться в баню. И сегодня отпустила. И не подумала, что у вас банный день. Она сдуру сунулась. Прибежала обратно, плакала… Что с тобой? Ты ревнуешь граф?!
– Не надо о прошлом. У Дуняши своя голова на плечах. И если голая девушка суется к голому мужчине в бане, то вся ответственность на девушке. Мы мужики народ слабый.
– Да, это я уже поняла, граф.
Кошка грызла подушку, пуская пузыри изо рта. В комнате запахло скандалом.
– А вот не будет тебе этого Дуняшка, подумал я.
Полина хоть и ведьма, но женщина слабая, беззащитная. В сущности никакая еще не женщина, а наивная семнадцатилетняя девчоночка, вышедшая замуж за испорченного жителя мегаполиса. Мы знаем подходы к простушкам….
Кошка Мурка, свалив с постели, возмущенно мяукала, сидя в углу. Я ласкал у любимой лоно, этой ласки она особо стеснялась до сих пор. И особо ждала её, забываясь до безумия. Словно не она, а другая Полина лежала передо мной, шепча в забытьи случайные слова. Бессмысленные в будничной жизни. Важные в эти минуты. Тикали часы в спальне. Взвыла, заходясь в крике кошка.
– Надо её выхолостить Боря…
– Ты и так её страшно наказала. Каждую ночь она смотрит, как я тебя ласкаю. Каждую ночь она ревнует и завидует. Дуняшка добрая, но я не ручаюсь, что она не возненавидит свою мучительницу.
– Не говори так….
Сладко ты целуешь Полиночка, удивительно сладко. И ночь длилась, длилась и длилась. И ухал на болоте осенний филин. Ему, старому, завидно было. Он когда-то тоже был молодой.
……………………………………………………………………………………..
– Деньги, что Ваше Сиятельство выделили на закупку картофеля, пораскрадены. Картошку купили гнилую. Она не долежит до весны. Вашего управляющего бы мордой бы, да в этот самый, гнилой картофель. Хранилища сырые, вода просачивается. Погниет барин вся ваша картошечка. Das ist fantastisch herr Apraksin!!!
Приезжий немец горел благородным негодованием. Следовало проверить все эти ужасные вести о моем любимом продукте. Сесть в галошу в первый же год моей хозяйственной деятельности. Не допущу такого позора!
Мы лазали в погреба, мы развязывали мешки и проверяли каждую картошку. Мы пропахли гнилой картофелью до того, что нас неприлично было пускать за обеденный стол. Поэта мы не подпустили к нашей прозаической деятельности. Он уединился у себя в комнате и что-то пишет. Грядет изменение реальности. Русалка будет написана на пару лет раньше и будет совсем не такой обаятельной, как в моей реальности. Полинушке моей тоже не избежать прикосновения вечности. Но она, ей богу, заслужила. Таких как она в мире больше нет.
Гора родила мышь. День гнева миновал, и оказалось, что всё не так страшно. Погноили сволочи пару ящиков. Поленились проверить нет ли воды в погребе. Но потери где-то в десятую часть закупленного. Граф и графиня могут себе такое позволить. Управляющего высекли. Он поцеловал барину ручку и на коленях просил прощенья. Постановили еще картошечки прикупить.
– Увы, Александр Сергеевич. Чтобы моё рабство тощее не голодало, надо принимать меры по внедрению полезного овоща. Откушайте еще картошечки. И вопли моего управляющего, простите мне мое дикое барство, не принимайте во внимание. Чтобы не воровали, надо порой быть жестоким. Ворует мой управляющий, что поделать.
– Boris, ты конфузишь нашего гостя. Сказала бабушка, строго глядя из-под очков на расшалившегося внука.
А гость, видимо вспомнив мою цветущую юную деву, которую он сегодня раз десять огулял, молча вздохнул и потянулся к бутылке бургундского. Обед прошел в обстановке глубокого взаимопонимания. Жеребятьев опять напился.
Прогулки, чтенье, сон глубокий. Последнее у Александра Сергеевича получалось пока не очень. Подложил я ему небольшую, но крайне симпатичную свинью. Девушка Маша отрабатывает свои два рубля с неслыханным энтузиазмом. Моя Полина смущенно поглядывает на Пушкина. Не ожидала. Она, в общем то, представляла, что поэт вовсе не облако в штанах, а существо вполне земное. Но что до такой степени. Но поэт, утомленный любовными игрищами, становится безопасен для угрюмого ревнивца мужа. В смысле для меня.
– Полина. Пойдем, погуляем. Только вдвоем, Александра Сергеевича с собой не возьмем.
– Пойдем Боренька. Мне и вправду он слегка, как это сказать, приелся. Поэты хороши на страницах книг, а в реальной жизни народ довольно утомительный.
– Ты ему еще не намекнула насчет Гончаровой?
– Попыталась, но у меня не очень получилось. Похоже, он наоборот, заинтересовался.
– Соврала бы: прекрасна как ангел небесный, как демон коварна и зла.
– Ну, какая ж она царица Тамара. Курица, смазливая и глупая курица.
Мы шли по вечернему селу. В избах горели огоньки, народ жег лучинки, готовясь ко сну.
– Хлебают сейчас щи, Боря и счастливы своей жизнью. Щи есть, барин добрый, что еще надо для жизни. Подумать только, двести лет до вашего светлого будущего. А там, те же щи, та же лучина.
– Человеку Полинушка надо как-то время скоротать на отрезке между рождением и смертью. У нас интернет и пицца на заказ. У них щи и процесс детопроизводства. Кстати, графиня, не пора ли нам об этом подумать.
– О чем граф подумать, о щах?
Она щелкнула меня по носу и побежала к реке.
Глава 10. Волчьи забавы
Лес за холодной рекою, осенний лес. В лесу отдаленный вой волков. Опять будут нападения на хозяйский скот, опять моему Карпу брать ружье и идти на охоту. Волков в нашей губернии видимо невидимо. Север, близко Карелия, леса и леса.
– Боря! А махнем за реку. Погуляем, как следует.
– Рехнулась Полинка?
– Ни капельки. Я поняла, в чем ошибалась. Теперь мы можем стать кем угодно. И спокойно вернуться в свои тела. Не будет кошмарных приключений третьего дня. Нам ничто не угрожает.
– Ведьма любительница, сумасшедшая Полинка. Мы смертельно рискуем.
– Мы ничем не рискуем!
Опять вой за рекой.
– За мною граф!
Она побежала, я следом за ней. Земля стремительно приближалась к моим ногам. Какие к черту ноги. Звериные лапы. И теперь они были не с кошачьими когтями, а похожи на лапы крупных собак. Собака, точнее огромный волк бежал с фырканьем впереди меня и нырнул в воды реки. Я устремился за ним.
Мн-да. Купание в ледяной воде мало приятно даже для волка. Река не широка, каких-то сто метров. Но чтобы переплыть по-собачьи, изо всех сил перебирая лапами, мы пришлось постараться. Полина плыла впереди, как ни в чем не бывало. У неё получалось гораздо лучше, чем у меня.
Лес за рекой оглушал обилием запахов. Почти так же пахло и для рысей. Но для волков резче и отчетливее. Мы встряхнулись и побежали рядом в прибрежные кусты. Если какой крестьянин сдуру ночевал на берегу реки этой ночью, то он отметит появление пары крупных хищников. Ждать нам назавтра облавы на волков. Мало незаметно убежать, надо еще незаметно вернуться. Порой это гораздо сложнее.
– А поэт сейчас стихи пишет, засмеялась на ходу моя волчица.
– Поэту не видать моей волчицы! Я укусил подругу за бок. Волчий укус страшен, но он может быть и нежен. И почему бы и нет. Почему бы не попробовать…
– Борис! Не смейте граф! Я вас не для этого в лесу пригласила. Ну Боррренька….
Отвернемся минут на десять. Лес не подслушивал. Мелкие звери разбежались во все стороны. Крупные, почуяв резкий волчий запах, благоразумно обошли нас стороной.
– Наверное, теперь будет волчонок, думал я, выйдя уже вперед и ведя за собой мою самку.