И вот он опять стоит у той же разрушенной решетки, а его дом, его земли,
даже его имя используется обезумевшей коварной фанатичкой, и сам он крадется, как шпион, выслеживающий собственное бесчестье! С горькой улыбкой он снова взглянул на сад.
Несколько темно красных кастильских роз с мокрыми листьями сгибались и качались на ветру. Вот здесь в первое утро своего приезда он поцеловал Сюзи; внезапно в памяти
всплыло благоухание ее розовых щек; он потянул к себе цветок и долго долго вдыхал его аромат, пока не почувствовал слабость и не прислонился к стене. Потом опять
улыбнулся, на этот раз со злорадством, – в том, что казалось ему цинизмом, уже зарождался смутный план мести!
Наконец стемнело, и можно было отважиться перейти через аллею, ведущую к входу, и пробраться к задней стене дома. Его первым естественным побуждением было открыто войти в
парадную дверь, но его сменило острое искушение подслушать и незаметно выследить заговорщиков – обманутым всегда так соблазнительно стать свидетелями своего позора. Он
знал, что одно объясняющее слово или жест, извинение, просьба или даже испуг жены способны смирить его гнев и разрушить его замысел. Прекрасно зная расположение дома и
пользуясь тем, что гости чувствуют себя в полной безопасности, он имел возможность, находясь на темной лестничной площадке или на галерее, присутствовать на тайном
совещании в патио – единственном месте, подходящем для такого многолюдного сборища. Отсутствие света в наружных окнах подтверждало, что собрание происходит именно там. И в
уме Кларенса быстро возник план, как проникнуть в дом.
Пробравшись к задней стене касы, он стал осторожно огибать поросшую терновником стену, пока не дошел до широкого, похожего на печное отверстие окна, наполовину скрытого
огромной плетью страстоцвета. Это было окно бывшего будуара миссис Пейтон. Через это окно он когда то проник в дом, захваченный скваттерами; отсюда Сюзи подавала знак
своему возлюбленному испанцу, здесь сломал себе шею предполагаемый убийца судьи Пейтона. Но все эти воспоминания не остановили его, настало время действовать. Он знал, что
со времени той трагедии будуар заброшен и пуст; слуги верили, что сюда приходит дух убийцы. Пробраться в комнату, цепляясь за страстоцвет, было нетрудно; внутренняя рама
была открыта; шорох сухих листьев на голом полу, шум крыльев потревоженной птицы над самым ухом – все это были признаки запустения, источник странных звуков, которые
слышались здесь. Дверь в коридор была заперта легким засовом лишь для того, чтобы не хлопала на ветру. Отодвинув задвижку перочинным ножом, Кларенс заглянул в темный
проход. Свет, пробивавшийся из под двери слева, и шум голосов доказывали, что его предположение правильно и что собрание происходит на широких балконах, окружавших патио.
Он знал, что эти балконы видны с узкой галереи, защищенной от солнца с помощью жалюзи. Он добрался туда незамеченный; к счастью, жалюзи были все еще спущены. Сквозь них он
мог, оставаясь невидимым, наблюдать и слышать все происходящее.
Но даже в тот решительный момент первое, что его поразило, – это нелепый контраст между внешним видом собрания и важностью его цели. Может быть, он находился еще под
влиянием детского представления о таинственных и мрачных заговорах, но на мгновение его даже смутил легкомысленный и праздничный вид сборища заговорщиков. Перед ними на
столиках стояли графины и бокалы, почти все пили и курили. Всего здесь было человек пятнадцать двадцать, некоторых он знал в лицо – это были ревностные сторонники Юга. Но,
к его удивлению, там было и несколько известных северных демократов. В центре сидел пресловутый полковник Старботтл из Виргинии.