Откуда-то, я не заметил, вывели старую, седую, растрепанную женщину в сером грубом рубище. Она шла еле передвигая ноги, покрытые ожогами и ранами, наверное, это были следы пыток. По приставленной лестнице она поднялась и по проложенной доске прошла к столбу. Мне подумалось, что, скорей всего, она была чем-то опоена, уж очень спокойно относилась к происходящему. Или пытки довели ее до такого состояния, что проще было умереть, чем их терпеть.
Один из конвоирующих ее жрецов заскочил вслед за ней и, быстро примотав ее к столбу, бросился обратно. Следующий жрец, видать, более высокого ранга, зачитал прегрешения приговоренной и махнул рукой, тотчас державшие в руках факелы поднесли их к хворосту у столба, и тот вспыхнул, разгораясь. Скорей всего, он был чем-то облит, потому что пламя занялось ровно и одновременно со всех сторон. Огонь, по всей вероятности, пробудил жертву от сонного состояния, и она оглядела толпу, собравшуюся посмотреть на происходящее.
– Люди, что же вы делаете, люди, я же лечила вас, я же многих спасала, а вы… – вдруг раздался ее ясный, громкий голос с небольшой хрипотцой. Жрецы, стоящие тут же, затянули свое песнопение, и голоса женщины стало не слышно. Рядом всхлипнула какая-то женщина, на нее шикнул стоящий рядом мужчина, и она смолкла, лишь вытирала катящиеся из глаз слезы. У меня за плечами имеется небольшое свое кладбище, и я в моем мире вдоволь насмотрелся и на смерти, и на трупы, но эта казнь выбила меня из колеи. Я развернулся и стал выбираться из толпы, по пути заметив, что многие женщины роняли слезы, а мужчины были хмуры.
Даже что-то есть перехотелось, миры разные, а все одно и то же, думал я, шагая по городу, краски как-то сразу поблекли, и меня уже не радовало ни солнце последних теплых дней, ни сам город. В таверну я все же решил зайти, на обед в замок я уже опоздал, а вот есть мне в этом мире хотелось постоянно.
В заведении было относительно прохладно, несколько столиков было занято, за тремя сидели компании и наливались местным алкоголем, еще за двумя столами сидело по одному человеку, они ели, изредка тоже прикладываясь к кружкам.
Я уселся за свободный стол у стены и стал ждать подавальщицу, которая порхала по залу, разнося заказы. Наконец она освободилась и подошла ко мне, молоденькая, симпатичная девчонка лет пятнадцати-шестнадцати, она прям светилась вся молодостью и здоровьем.
– Что будет сеньор заказывать? – спросила она.
– Я впервые в этом заведении, что бы вы посоветовали? Но только такое, чтобы я не отравился, – проговорил я, с удовольствием ее разглядывая. Девчонка прыснула, потом поправила передник.
– У нас не травят посетителей, но я бы посоветовала вам жаркое с овощами и пиво.
– Хорошо, поверю вам на слово, принесите мне всего по порции.
И она унеслась на кухню, чтобы появиться через несколько минут с заказом. Все было и вправду вкусно, и пиво было свежим, я с удовольствием предался чревоугодию, абсолютно не замечая происходящего вокруг, но мое внимание привлекли шум и забористые высказывания.
Девчонка несла новый заказ, когда за одним из столиков клиент резко взмахнул рукой, зацепив поднос, который несла подавальщица. Все, что было в том заказе, разлетелось по залу, попав на того, кто махал рукой, на саму девчонку и даже на нескольких человек за соседним столом. Облитый каким-то соусом зачинщик инцидента взревел недорезанным хряком, которого он чем-то напоминал, и ударил девчонку кулаком, хорошо, что он был пьян и удар был смазан, иначе бы он ее убил. Подавальщица отлетела, упала на лавку, потом с лавки под стол. Один из тех, кто был облит за соседним столом, кинулся ее вытаскивать, ухватив за ногу, при этом громко крича и матерясь.
И тут она заплакала, как плачет незаслуженно обиженный ребенок, громко, навзрыд, и такая тоска слышалась в этом плаче, меня словно окатили холодной водой. Я отбросил в сторону стол, за которым сидел, и ринулся на помощь девчонке, походя засветил локтем в грудь тому, кто ее ударил, и он приземлился на стол, разбрасывая тарелки, опрокидывая кувшины и кружки. Хорошо приложил ногой того, кто, согнувшись, вытаскивал девчонку, удар мне самому понравился, как у хорошего футболиста, того унесло куда-то к двери, он там и остался лежать.
Но зато собутыльники и одного, и другого пострадавшего, радостно заорав, накинулись на меня, и пошла веселуха. Удары я не сдерживал и отвешивал от всей души, бил руками, локтями, ногами, кто-то метнул кружку, и я не успел увернуться, она разбилась у меня на голове, и кровь стала заливать мне глаза. Тут я совсем озверел и метелить стал так, что народ летал по помещению, как бабочки в летний день. Мелькали какие-то мужики в блестящих одеждах, которые пришли на помощь моим соперникам, а так как я уже плохо видел, то я не стал их сортировать, отвешивал всем. Затем кто-то стукнул меня сзади по голове, и я погрузился в темноту.
Пришел в себя я тоже в темноте, лежа на какой-то соломе, и, на удивление, чувствовал себя я прекрасно, немного щипало лоб, я его потрогал, там оказались шишка и подсохшая рана. И у меня, на удивление, было прекрасное настроение, наверное, это я просто снял стресс, накопившийся за время моего перемещения, казни лекарки и понимания того, что теперь я в этом мире навсегда. Как ни делай спокойный вид, что все случившееся в порядке вещей, но от правды не уйдешь и сам себя не обманешь. Ни с того ни с сего оказаться в другом мире, тут и головой тронуться можно. Посидел, подумал и решил, что проблемы будем решать по мере их поступления, как говорится. И я снова растянулся на соломе, пытаясь уснуть.
Пришли за мной утром, два стражника открыли дверь и сказали, чтобы выходил, я вышел, и они повели меня по переходу и вывели на улицу. Потом завели в рядом стоящее здание в одну из комнат, в ней находился стол и в высоких креслах сидели несколько человек в мантиях. Сидящий в центре стола худой старик о чем-то переговорил с сидящими рядом, поглядывая на меня, затем что-то прочитал в лежащей перед ним бумаге и поднял на меня глаза.
– Ты кто такой, назови себя, чем занимаешься и почему ты устроил драку, – наконец проскрипел он, глядя на меня водянистыми навыкате глазами.
– Зовут меня Сергей Дешин, в настоящий момент кое-чему обучаю гвардейцев герцога Лари Сальмери по его пожеланию.
Сидящие за столом переглянулись, главный откашлялся.
– Хм-м… это мы проверим.
И после этих слов сидящий с краю, наверное, какой-то мелкий клерк, выскочил за дверь.
– Ты почему устроил драку, или ты был так пьян, что ничего не помнишь? – продолжил старик нагнетать.
– Я заступился за избиваемого ребенка, тем более девочку, – принялся объяснять, что заступился за девчонку подавальщицу и что был абсолютно трезв.
– Ты заступился за простую подавальщицу и говоришь, что был трезв. Она что, твоя любовница, какое тебе дело до какой-то серой мыши? И ты со спокойной совестью убил четверых горожан, да и еще трое вряд ли выживут, и покалечил шестерых стражников всего лишь потому, что эта девка плакала? – старик вылупился на меня с недоумением. Я пожал плечами.
– О развитом обществе говорит то, как оно относится к детям, если оно заботится о них, думает об их будущем, значит, это цивилизованное и развитое общество, потому что дети впоследствии все равно получают мир в свое пользование. И каким им его оставят, с какими нравственными устоями, зависит от тех, кто их воспитывал – родителей, правителей и просто окружающих их людей.
– Ты будешь мне рассказывать, как строить общество, да я… да ты… если только от герцога никто не придет, завтра тебе отрубят голову. Почему он не в кандалах, почему, я вас спрашиваю?! – завизжал старик, наливаясь синевой. Потом он вдруг закашлялся, посинел еще больше и упал лицом на стол.