Саджарано безразлично кивнул, продолжая цедить чай. Этцвейн не прикасался к своей чашке: «Эти соображения, как вам известно, заставили меня и моих друзей прибегнуть к чрезвычайным средствам убеждения».
Саджарано снова кивнул – вежливо, одобрительно: «Ваши друзья – кто они?»
«Люди, шокированные зверствами рогушкоев».
«Понятно. И в их организации вы занимаете руководящий пост?»
«Я? – Этцвейн удивленно рассмеялся. – Я исполняю поручения».
Саджарано нахмурился: «Было бы разумно допустить, что я знаком с другими представителями вашей группы?»
«Состав организации не имеет значения, гораздо важнее ее цели», – уклонился Этцвейн.
«Допустим, что так – хотя я предпочел бы знать, с кем имею дело».
«Вам не придется ни с кем иметь дело. Соберите армию, выгоните рогушкоев – назад в Паласедру. Это все, что требуется».
«По-вашему, все так просто, – Саджарано чуть наклонил голову. – Еще один вопрос. На Джурджину Ксиаллинен произвели впечатление замечательные способности и возможности некоего Ифнесса. Признаюсь, мне любопытно было бы узнать о нем подробнее».
«Ифнесс – удивительный человек, – согласился Этцвейн. – Как быть с рогушкоями, однако? Что вы предлагаете?»
Саджарано положил в рот ломтик фрукта: «Я внимательно оценил сложившуюся ситуацию и пришел к следующим выводам. Аноме остается правителем Шанта постольку, поскольку в его руках – жизнь каждого гражданина страны, в то время как он сам никому не известен и недоступен. Таково положение Аноме по определению. Мое положение больше не соответствует этому определению – я ношу ошейник. Я не могу нести ответственность за государственную политику и за какие-либо действия, выходящие за пределы моих личных интересов. Короче говоря, я ничего не предлагаю».
«Ничего? Кто будет выполнять ваши повседневные обязанности?»
«Я отрекаюсь и передаю их вам и вашей группе. Власть у вас в руках: вы несете бремя ответственности». Заметив, как помрачнел Этцвейн, Саджарано рассмеялся: «По-вашему, я обязан прилагать истерические усилия, внедряя более чем сомнительную политику? Полнейший абсурд!»
«Должен ли я понимать вас таким образом, что вы больше не считаете себя правителем страны?»
«Совершенно верно. Человек Без Лица может действовать только при условии, что его никто не знает. Вы меня обнаружили. Я известен вам, Джурджине Ксиаллинен, другим членам вашей организации. Следовательно, я больше не способен выполнять функции Аноме».
«Кто же их будет выполнять?»
Саджарано пожал плечами: «Вы, ваш приятель Ифнесс, кто-нибудь еще из ваших сообщников. Повторяю: власть у вас в руках, вы несете бремя ответственности».
Этцвейн хмурился. К такому повороту событий он не приготовился. Он ожидал чего угодно – упрямства, угроз, презрения, гнева – но не пассивной, безвольной сдачи всех позиций. Саджарано отказывался от прерогатив с подозрительной легкостью. Этцвейн встревожился – наследник Сершанов значительно превосходил его в искусстве плести интриги и делать притворные уступки. Этцвейн осторожно спросил: «Вы согласны с нами сотрудничать?»
«Я буду выполнять приказы, безусловно».
«Прекрасно. Во-первых, необходимо объявить чрезвычайное положение по всей стране, сообщить во всеуслышание о существовании опасности и не оставить ни у кого никаких сомнений в том, что организуется широкомасштабное сопротивление».
Саджарано вежливо прокашлялся: «Это несложно устроить. Учитывайте, однако, что Шант населяют не меньше тридцати миллионов человек. Если все они узнают о введении чрезвычайного положения, могут начаться волнения».
«Согласен, могут. Во-вторых, необходимо срочно эвакуировать женщин из всех кантонов, окружающих Хванские Дебри».
Стараясь не оскорбить собеседника, Саджарано, однако, покосился на него с недоумением: «Эвакуировать – куда?»
«В прибрежные районы».
Саджарано сжал маленький рот в розовый бутон: «Это совсем не просто. Где они будут жить? Возьмут ли они с собой детей? Что станет с их жилищами, с повседневной работой? Вы говорите о двадцати, даже тридцати кантонах. Представляете ли вы, сколько там женщин?»
«Именно поэтому их следует немедленно вывезти, – кивнул Этцвейн. – Если тысячи женщин забеременеют от рогушкоев, орда увеличится тысячекратно».
Саджарано повел плечами: «Я упомянул о других трудностях. Ими невозможно пренебрегать».
«Административные детали», – сказал Этцвейн.
«Кто будет ими заниматься? Я, вы, ваша группа? – тон Саджарано становился покровительственным. – Планировать следует исходя из практических возможностей».
Стратегия отрекшегося Аноме становилась очевидной. Он не оказывал активного сопротивления, но и не собирался ничем помогать, рассчитывая посеять сомнения и раздоры в стане противника всеми доступными средствами.
«В-третьих, – сказал Этцвейн, – Аноме должен издать приказ о созыве национального ополчения».
Этцвейн ждал возражений. Саджарано не замедлил оправдать его ожидания: «Сожалею, что мне приходится выступать в роли придирчивого критика и капитулянта. Тем не менее должен отметить, что отдавать приказы гораздо легче, чем добиваться их выполнения. Сомневаюсь, что вы хорошо представляете себе всю сложность общественных отношений в Шанте. Шестьдесят два кантона не объединены ничем, кроме общего языка».
«Вы забыли о музыке и цветописи.2 Кроме того, каждый гражданин Шанта, за исключением, по всей видимости, одного Саджарано Сершана, напуган и ожесточен набегами рогушкоев. У кантонов больше оснований для единства, чем вы думаете».
Мизинец Саджарано раздраженно дернулся: «Позвольте снова перечислить труднопреодолимые препятствия. Может быть вы все-таки поймете, почему я отказался от вмешательства, чреватого далеко идущими осложнениями. Командование объединенными ополчениями шестидесяти двух разнородных кантонов, где преобладают несовместимые представления о жизни и ценностях – само по себе непосильная задача. Необходим опытный офицерский состав – а я один, не считая помощницы-благотворительницы».
«По-вашему, мои предложения непрактичны и безответственны, – сказал Этцвейн. – Каковы, в таком случае, ваши собственные планы?»
Саджарано вздохнул: «Опыт научил меня тому, что не каждую проблему можно решить. Многие нежелательные явления, на первый взгляд требующие срочного вмешательства, исчерпывают себя и постепенно исчезают, если их игнорируют достаточно долго… Не желаете ли еще чаю?»
Этцвейн, не хотевший чаю, жестом отказался.
Саджарано откинулся на спинку кресла и задумчиво продолжил: «Созыв предлагаемого вами ополчения непрактичен еще по одной причине – пожалуй, самой весомой из всех. Он ни к чему не приведет».
«Что заставляет вас сделать такой вывод?»
«Вывод очевиден. Всякий раз, когда требуется решить ту или иную проблему – устранить опасность, выполнить неприятные обязанности – население полагается на Человека Без Лица. Народ сетует на рогушкоев – вы, конечно же, выслушали много жалоб такого рода. От кого ожидают избавления, кому предъявляют претензии? За все отвечает Человек Без Лица. Аноме стоит только издать указ, и все будет хорошо, все опасности исчезнут, все неприятности улетучатся. Да, Аноме поддерживал порядок, обеспечивал спокойствие две тысячи лет – отец народов, вождь, покровитель! Но он так же неспособен защитить население от стихийного нашествия, как отец своих детей – от бушующего в море урагана».
Этцвейн молчал. Саджарано смотрел на него с напряжением, не вязавшимся с рассудительным тоном. Взгляд эстета опустился к чашке чая, остывавшей перед Этцвейном. Нелепое подозрение осенило Этцвейна: не собирался же Саджарано, в самом деле, его отравить!