Джек Вэнс
Лунная моль
Джонку строили по самым строгим канонам сиренского мастерства, то есть настолько близко к абсолютному совершенству, насколько это может заметить человеческий глаз. Доски цвета темного воска соединялись пластиковыми заклепками, заделанными вровень с поверхностью и гладко отполированными. Что же касается стиля, то джонка была массивной, собранной из больших бревен и устойчивой как континент, однако силуэт ее нельзя было назвать тяжеловесным или бесформенным. Нос выгибался как лебединая грудь, форштевень высоко поднимался, изгибаясь затем вперед и поддерживая железный фонарь. Двери сделали из кусков темно-зеленого с прожилками дерева, окна состояли из множества сегментов: в переплет вставляли квадратные пластины слюды, окрашенные в розовый, голубой, бледно-зеленый и фиолетовый цвета. На носу размещались прислуга и невольники, а посредине - две спальные каюты, столовая и салон с выходом на кормовой наблюдательный мостик.
Так выглядела джонка Эдвера Тиссела, но факт обладания ею не вызывал у него ни удовлетворения, ни гордости. Прекрасный некогда корабль находился теперь в плачевном состоянии. Ковры вытерлись, резные ширмы выщербились, а железный фонарь на носу проржавел и перекосился. Семьдесят лет назад первый хозяин, принимая только что построенную джонку, выразил мастеру свое восхищение и сам получил от этого немалые выгоды, поскольку сделка (сам процесс был больше, чем просто сдача-приемка объекта) увеличивала престиж и того и другого. Однако те времена давно миновали, и теперь джонка не повышала ничьего престижа. Эдвер Тиссел, находившийся на Сирене всего три месяца, прекрасно видел этот недостаток, но ничего не мог сделать: другой джонки ему достать не удалось. Сейчас он сидел на кормовой палубе, практикуясь в игре на ганге, инструменте, напоминавшем цитру, размером чуть больше его руки. Метрах в ста от него волны омывали полосу белом пляжа, за которым росли джунгли, а на фоне неба рисовался контур изрезанных черных гор. Беглый, приглушенный свет Мирэйл продирался сквозь завесу из паутины, а поверхность океана колыхалась и сверкала оттенками перламутра. Зрелище это было для Тиссела таким же знакомым, хоть и не таким скучным, как ганга, на которой он играл по два часа ежедневно, бренча сиренские гаммы и аккорды и проигрывая простые фразы. Он отложил гангу и взял зашинко, небольшой резонансный ящичек с клавишами, которые нажимали правой рукой. Нажатие на клавиши проталкивало воздух через находящиеся внутри свистульки, извлекая звуки как при игре на гармонике. Тиссел пробежал с дюжину быстрых гамм, сделав при этом не слишком много ошибок. Из шести инструментов, которыми он решил овладеть, зашинко оказался самым послушным (разумеется, за исключением химеркина - клекочущей и стучащей конструкции из дерева и камня, используемой только для общения с невольниками).
Тиссел тренировался еще минут десять, после чего отложил зашинко и стиснул ноющие пальцы. Со времени прибытия на Сирену каждую свободную минуту он посвящал игре на местных музыкальных инструментах: химеркине, ганге, зашинко, киве, страпане и гомапарде. Он разучивал гаммы в девятнадцати тональностях и четырех диапазонах; неисчислимые аккорды и интервалы, никогда не существовавшие на Объединенных Планетах. Он тренировался с мрачной решимостью, в которой давно растворился его прежний взгляд на музыку как на источник удовольствия. Глядя сейчас на инструменты, Тиссел боролся с искушением выбросить все шесть в воды Титаника.
Он встал, прошел через салон и столовую, потом по коридору мимо кухни и вышел на носовую палубу. Перегнувшись через поручень, заглянул в подводную загородку, где двое невольников, Тоби и Рекс, надевали упряжь тягловым рыбам, готовясь к еженедельной поездке в Фан, город в двенадцати километрах к северу. Самая молодая рыба, веселая или злобная, то и дело ныряла, пытаясь увернуться. Она высунула обтекаемую голову на поверхность океана, и Тиссел, глядя на ее морду, почувствовал странное беспокойство: на рыбе не было маски!
Он сконфуженно рассмеялся, коснувшись пальцами своей собственной маски - Лунной Моли. Что и говорить, он уже акклиматизируется на Сирене! Пройден важный этап, если его шокировала голая морда рыбы!
Наконец упряжка была сформирована. Тоби и Рекс вскарабкались на палубу; их красноватые тела сверкали от воды, а черные полотняные маски липли к лицам. Не обращая внимания на Тиссела, невольники открыли загородку и подняли якорь. Рыбы напряглись, упряжь натянулась, и джонка двинулась на север.
Вернувшись на кормовую палубу, Тиссел взял страпан - круглую резонансную коробку диаметром двадцать сантиметров. От центральной ступицы к периметру коробки были натянуты сорок шесть струн, соединявшихся с колокольчиками или молоточками. Когда струны дергали, колокольчики звонили, а молоточки ударяли по железным палочкам, а когда по ним били, страпан издавал резкие, звякающие звуки. Когда на инструменте играл виртуоз, приятные диссонансы создавали эффект, полный экспрессии, а под неопытной рукой результат бывал менее удачен и мог даже напоминать случайные звуки. Тиссел играл хуже всего именно на страпане, поэтому тренировался все время поездки на север.
Через некоторое время джонка приблизилась к плавучему городу. Рыб привязали, а джонку пришвартовали в надлежащем месте. Зеваки, стоявшие вдоль пристани, согласно сиренскому обычаю оценили все аспекты джонки, невольников и самом Тиссела. Он не привык еще к такому внимательному осмотру, и взгляды их весьма его беспокоили, особенно из-за неподвижных масок. Машинально поправляя свою Лунную Моль, он перешел по трапу на пристань.
Какой-то невольник, сидевший до сих пор на корточках, выпрямился, коснулся пальцами черной повязки на лбу и пропел вопросительную фразу из трех тонов:
- Скрывается ли под маской Лунной Моли обличье сэра Эдвера Тиссела?
Тиссел ударил по химеркину, висящему у пояса, и спел:
- Я сэр Тиссел.
- Мне оказали честь, доверив мне задачу, - пел дальше невольник. - Три дня от рассвета до заката я ждал на небережной, три дня от рассвета до заката жался я на плоту ниже пристани, вслушиваясь в шаги Людей Ночи. И наконец глаза мои узрели маску сэра Тиссела.
Тиссел извлек из химеркина нетерпеливый клекот:
- В чем суть твоего задания?
- Я принес послание, сэр Тиссел. Оно адресовано тебе.
Тиссел вытянул левую руку, одновременно играя правой на химеркине.
- Дай мне это послание.
- Уже даю, сэр Тиссел.
На конверте виднелась крупная надпись:
ЭКСПРЕСС-СООБЩЕНИЕ! СРОЧНО!
Тиссел надорвал конверт. Депеша была надписана Кастелом Кромартином, Главным Директором Межпланетного Политического Совета, и после официального приветствия содержала следующий текст:
"АБСОЛЮТНО НЕОБХОДИМО выполнить нижеследующее! На борту "Карины Крузейро", порт назначения Фан, дата прибытия 10 января УВ, находится закоренелый убийца Хаксо Ангмарк. Будь при посадке с представителем власти, арестуй этого человека и отправь в тюрьму. Это распоряжение должно быть выполнено, провал акции недопустим.
ВНИМАНИЕ! Хаксо Ангмарк исключительно опасен. Убей его без колебаний при малейшей попытке сопротивления".
Тиссел в ужасе задумался над содержимым депеши. Прибывая в Фан в качестве консула, он не ожидал ничего подобного и до сих пор не имел возможности набраться опыта в обращении с опасными преступниками. Задумчиво потер он пушистую серую щеку своей маски. Ситуация, впрочем, не такая уж и опасная: Эстебан Ролвер, директор космопорта, несомненно, окажет ему помощь, а может, даже выделит взвод невольников.
С растущей надеждой Тиссел еще раз прочел сообщение. 10 января универсального времени. Он заглянул в сравнительный календарь. Сегодня сороковой день Времени Горького Нектара… Тиссел провел пальцем вдоль колонки, задержался на 10 января. Сегодня.
Внимание его привлек далекий грохот. Из тумана вынырнул обтекаемый силуэт: планетолет, возвращающийся со встречи с "Кариной Крузейро".
Он еще раз прочел депешу, поднял голову и внимательно посмотрел на садящийся планетолет. На его борту находится Хаксо Ангмарк, через пять минут он ступит на поверхность Сирены. Формальности при посадке задержат его минут на двадцать. Порт находился в двух километрах от города, с Фаном его соединяла дорога, извивавшаяся среди холмов.
- Когда пришло это сообщение? - спросил Тиссел невольника.
Невольник наклонился к нему, ничем не понимая, и Тиссел повторил вопрос, спев под клекот химеркина: - Это сообщение, сколько времени ты хранил его?
- Много долгих дней ждал я на набережной, - пропел невольник в ответ,
- возвращаясь на плот только в темноте. Моя терпеливость вознаграждена: я собственными глазами вижу сэра Тиссела.
Разъяренный Тиссел отвернулся и пошел по набережной. Бездарные, беспомощные сиренцы! Почему они не доставили известие на его джонку? Двадцать пять минут… нет, уже всего двадцать две…
На эспланаде Тиссел остановился, посмотрел направо, потом налево, надеясь, что произойдет чудо: появится воздушный экипаж и молниеносно доставит его в космопорт, где с помощью Ролвера он еще успеет арестовать Хаксо Ангмарка. Или, еще лучше, вторая депеша аннулирует первую. Ну хоть что-нибудь… Но на Сирене нет воздушного транспорта, а вторая депеша так и не пришла.
По другую сторону эспланады возвышался небольшой ряд строений из камня и железа, защищенных от атаки Людей Ночи. В одном из них жил конюший, и, разглядывая здания, Тиссел заметил мужчину в великолепной маске из жемчуга и серебра, выезжавшего на ящероподобном сиренском верховом животном.
Тиссел метнулся вперед. Время еще было, и при капельке везения ему, может, удастся перехватить. Хаксо Ангмарка. Он поспешил на другую сторону эспланады.