– Что, Полли, скоро уже, да? – спросила одна добрая соседка другую добрую соседку.
– Не, вроде еще два месяца, – отвечала Полли.
– А с виду кажется, что гораздо меньше, – вступила в разговор третья соседка.
– Давай Бог, чтоб в этот раз легче прошло, – с чувством произнесла очень полная пожилая женщина, весьма уважаемая на Вир-стрит.
– Она, как меньшого родила, зареклась от детишек. – Реплика принадлежала мужу Полли.
– Все так говорят, – парировала полная женщина, повитуха опытная и важная. – Да только они ничего подобного и в мыслях не имеют, благослови их Господь.
– У меня трое, и больше я рожать не стану. Вот провалиться мне на этом самом месте. Так оно тяжело, сил нет.
– Твоя правда, подружка, – сказала Полли. – А ты, Гарри, заруби себе на носу: заделаешь еще одного – я с тобой разведусь. Так и знай.
И тут на Вир-стрит завернул шарманщик.
– Гляньте-ка, кто к нам идет! Вот это дело! – разом воскликнуло с полдюжины человек.
Шарманщик был итальянец, с копной черных волос и свирепого вида усами. Он остановился на привычном месте, выпростал плечо из кожаных ремней, сдвинул набок мягкую широкополую шляпу и принялся вертеть ручку шарманки. Мелодия была зажигательная, и вскоре шарманщика окружили жители Вир-стрит, среди коих преобладали парни и девушки, ибо замужние женщины в этих краях вечно в положении, и не в том, что годится для танцев; значит, незачем им брать шарманщика в кружок. Впрочем, для того, чтоб танцы начались, все еще чего-то не хватало. Наконец одна девушка решилась.
– Пошли, Флорри. Мы с тобой не робкого десятка; начнем, а там и другие подхватят.
Одна из девушек взяла другую за талию, словно кавалер свою даму, еще три-четыре девичьи пары немедленно последовали их примеру, и вальс начался. Девушки держались очень прямо, с важностью и впечатляющим достоинством, кружились медленно, тщательно считали шажки – словом, вели себя будто на королевском балу. Вскоре и у парней пятки зачесались, и вот двое тех, что побойчее, заняли позицию, самую что ни на есть приличную, и стали вальсировать с основательностью профессионалов.
Вдруг кто-то крикнул:
– Гляньте: Лиза идет!
– Лиза идет! Посмотрите на Лизу! – тотчас подхватило несколько голосов.
Танцующие остановились, шарманщик, который как раз доиграл вальс, медлил завести новую мелодию и тянул шею, стараясь увидеть причину переполоха.
– Вот это да! Ничего себе! Ну и дает же наша Лиза!
По Вир-стрит шла девушка лет восемнадцати, темноглазая, с пышной, взбитой, начесанной и завитой челкой, которая закрывала лоб от виска до виска и спускалась до самых бровей. На девушке было ярко-лиловое платье с внушительными бархатными вставками, на голове – великолепная черная шляпа с перьями.
– Вот так вырядилась! – бросили Лизе вслед.
– Теперь, Лиза, все парни твои, знай успевай собирать да штабелями складывать.
Лиза заметила, какую сенсацию производит; выпрямила спину, вскинула подбородок и проследовала по улице, отчаянно виляя бедрами и с видом таким важным, словно обходила личные свои владения.
– Сосед вопил: «Послушай, Билл, ты что же – улицу купил?» – пропел какой-то юнец, и с полдюжины его приятелей подхватили: – Неужто, думаю, пробил мой час на Олд-Кент-роуд?[7]
Вдохновленные таким началом, к поющим присоединились еще человек десять.
– Неужто, думаю, пробил мой час на Олд-Кент-роуд? Мой час на Олд-Кент-роуд! Пробил, пробил, как раз пробил мой час на Олд-Кент-роуд! – надрывались Лизины соседи.
– Ли-за! Ли-за! Ли-за! – бросив петь, принялись они скандировать, и вся улица подхватила, и последовали оглушительные взвизгивания, и непристойные предложения, и продолжительный свист, и эхо долго носилось по коридору одинаковых домов.
– Спешите купить! Только у нас! Только для вас! – усердствовал местный остряк.
– Ли-за! Ли-за! Ли-за!
– Твой час на Олд-Кент-роуд!
Лиза с видом покорителя новых земель в лучах всеобщего восхищения шествовала по Вир-стрит. Она оттопырила локти и склонила головку набок и, минуя бушующую толпу, сама себе заметила: «А я молодец – не прогадала!»
– Твой час на Олд-Кент-роуд!
Лиза поравнялась с группкой вокруг шарманщика.
– Стало быть, Лиза, у тебя новое платье? – крикнула одна девушка.
– А разве не видно, что не старое? – парировала Лиза.
– Откуда оно у тебя? – с плохо скрываемой завистью спросила другая девушка.
– На дороге нашла, – презрительно отвечала Лиза.
– Сдается мне, я это платье на Вестминстер-Бридж в ломбарде видал, – заметил сосед с целью позлить Лизу.
– И что с того, что в ломбарде? Самого-то тебя чего туда понесло? Фуфайку закладывал? Или последние штаны?
– Чтоб я стал одежу с чужого плеча носить? Никогда!
– Придурок! – рассердилась Лиза. – Только подойди еще ко мне – мало не покажется! Я, между прочим, матерьял купила в Вест-Энде, а платье мне шила моя портниха, а к ней знаешь какая очередь? Так что заткнись, старый жиртрест.
– Сама заткнись, – отвечал сосед.
Лиза была настолько поглощена своим платьем и произведенным эффектом, что далеко не сразу заметила шарманщика.
– Давайте лучше танцевать, – сказала она, когда шарманщик наконец попал в поле ее зрения. – Пойдем, Салли, из нас отличная пара получится. Заводи, приятель!
Шарманщик завел новую мелодию – интермеццо из «Сельской чести» Пьетро Масканьи; прочие пары поспешили последовать Лизиному примеру, и танец продолжался с прежней церемонностью. Впрочем, Лиза всех превзошла. Если другие девушки сохраняли королевскую осанку, Лиза была величава, как императрица. Важность и достоинство, с какими она кружилась, отчасти даже отпугивали; менуэт в сравнении с ее танцем казался бы шалостью. То, что изображала под шарманку Лиза, вполне годилось для поминок примы-балерины или похорон профессионального комика. А посадка головы, а томные взгляды, а ротик, искривленный в высокомерной улыбке, а изысканный изгиб тонкой кисти, а изящные па, которые Лиза выделывала ножками! Сразу отпадали всякие сомнения относительно того, кто правит бал на Вир-стрит.
Внезапно Лиза остановилась и сбросила руку своей партнерши.
– Что мы как сонные мухи еле ползаем! Меня от таких танцев тошнит.
Вообще-то Лиза выразилась несколько иначе, но нельзя же всякий раз приводить истинные слова, как Лизины, так и прочих персонажей моей истории, и добавлять работы редактору; да и не стоит отказывать читателю в известного рода соавторстве.
– Ей-богу, мы как сонные мухи! – повторила Лиза. – Не танец, а тягомотина. Надо так сплясать, чтоб кровь закипела. Салли, становись сюда. Сейчас потрясем юбками.
Другие пары тоже прекратили кружиться.
– А то говорят: Кентербери, Южный Лондон, балет. Вот мы им покажем балет на Вир-стрит, что в Ламбете. Пускай утрутся!
И Лиза шагнула к шарманщику.
– Эй ты, чернявый, просыпайся. Давай, сыграй нам что-нибудь зажигательное. Чтоб кровь закипела. Понял?
Лиза ухватилась за поля шарманщиковой шляпы и натянула ее ему на нос. Шарманщик осклабился, чуть приподнял шляпу и завел новую мелодию, зажигательную, как того и хотела Лиза.
Парни сразу попятились, зато девушки встали друг против друга и начали танец с первыми же аккордами. Они подхватили юбки с обоих боков, чтобы показать ножки, и принялись выделывать замысловатые па. Лиза была права: даже выдрессированная балетная труппа не справилась бы лучше. Сама Лиза, конечно, вела; на нее равнялись. Она всю душу в танец вкладывала; позабыла про достоинство и высокомерие, которые считала уместными в вальсе, отказалась от продуманных взглядов и кивков, которые расточала на зрителей, и без остатка отдалась сиюминутному наслаждению. Прочие пары одна за другой вышли из круга, и Салли с Лизой остались в центре внимания. Каждая танцевала, отсчитывая не только собственные шаги; словно по наитию, отзеркаливала движения партнерши, тем самым поддерживая впечатление полной симметрии.