– Миён-а, я устала. Ночь была долгой. Давай оставим разговоры о сказках и всяких «если бы да кабы».
– Да, мама. – Миён чувствовала себя поверженной.
– Иногда я думаю, что даю тебе слишком много свободы, вот и вылезают всякие проблемы. – У Миён сердце ушло в пятки. Неужели будут новые правила и запреты? – Не забивай мозг глупыми сказками. Всегда будь начеку. Мы с тобой должны защищать друг друга. В конце концов, мы с тобой одни против всего мира.
Миён кивнула. Йена часто говорила нечто подобное, вместо того чтобы просто обнять, как сделал бы любой родитель. Но Йена никогда не обнималась. Она вообще редко притрагивалась к Миён.
– Мама?
– Да?
Миён попыталась собраться с силами, чтобы рассказать матери о бусине и странном юноше в лесу, но не смогла выдавить из себя ни слова.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Миён.
5
Джихун проспал.
Обычно его это нисколько не беспокоило, однако сегодня была суббота и парень должен был помогать бабушке в ресторане.
Он прошел по коридору к маленькой подстилке, где лежала, свернувшись клубком, Дубу. Тихо заскулив, собачка попыталась подойти к нему.
– Ты моя храбрая девочка, – Джихун нежно обнял собачку. Он все еще не определился, злится на нее или же рад, что с ней все хорошо. Пожалуй, и то и другое одновременно.
Он полночи не спал: все думал о гоблинах и кумихо. Хальмони часто рассказывала Джихуну истории о токкэби, обманывающих людей, и о девятихвостых лисицах, поедающих человеческую печень. Ужасы маскировали под сказки, чтобы поучать детей. Но сказки должны были оставаться в книжках, а не оживать и душить его почти до смерти.
Джихун пытался убедить себя, что это всего лишь галлюцинация. Но на виске красовался синяк от столкновения с головой девчонки. И тот странный камень, который она выплюнула… Пальцы до сих пор пощипывало, словно камешек вытянул из него жизненные силы.
Джихун спустился по черной лестнице навстречу суматошному ресторану.
Из подсобки раздавались чьи-то голоса. Джихун остановился на полпути, заслышав что-то про нападения диких животных.
– Спасибо, что зашли, полицейский Хэ, – поблагодарила хальмони.
– Детектив.
– Простите. Детектив Хэ.
– Мы решили проинформировать близлежащие дома и офисы, чтобы все были начеку. Похоже, с гор спустился волк или дикая собака. Будьте осторожны.
Джихун встал столбом, пытаясь осмыслить сказанное. Нападения дикого животного? Как, например, лисы?
– Мы предупредим посетителей. – Хальмони открыла дверь. – Заходите в гости, если вдруг захотите вкусной домашней еды.
Детектив вышел из ресторана, и Джихун услышал, как хальмони прошла на кухню.
Интересно, связано ли это нападение с той девушкой?
Наверное, не стоило о ней волноваться. Она пригрозила ему, чтоб не болтал о прошлой ночи, а значит, лучше всего будет забыть о том, что случилось.
Одновременно с тем, как он зашел в подсобку, из-за кухонной двери появилась Сомин. В руках она, опасно балансируя, держала целую стопку грязных тарелок. Девушка была одета в футболку с рисунком, рваные джинсы и ресторанный фартук до колен.
– Ты что тут забыла? – Джихун изумленно вылупился на подругу.
– Твоя хальмони сказала, что ты спишь как убитый. Она не хотела тебя будить, вот и позвала нас с мамой. Там настоящий сумасшедший дом.
Сомин не обвиняла его, но Джихун все равно виновато ссутулился.
Парень с самого детства помогал в ресторане. Иногда он часами обрезал ростки сои или защипывал тесто клецок. А не так давно его повысили до официанта и курьера.
– Я собирался тебе позвонить. – Джихун стучал по столу ложкой, обдумывая, что сказать дальше.
Сомин всегда с готовностью выслушивала друга, когда ему хотелось выговориться, а после сегодняшней ночи ему это было необходимо. В конце концов, они росли бок о бок, и Сомин знала все бабушкины сказки.
Но в голове крутилась угроза той девушки: «И не говори никому о том, что ты сегодня видел».
Поэтому парень просто спросил:
– Ты когда-нибудь верила в токкэби?
Сомин на секунду задумалась. Она всегда серьезно отвечала на вопросы друзей.
– Конечно. Когда совсем маленькой была. А еще, я слышала, есть такое приложение, которое голосом токкэби говорит детям: «Кушай овощи».
– Я не про тех токкэби, которыми нас пугали родители, а про настоящих.
Сомин засмеялась – ее смех резанул по и без того напряженным нервам, – но замолчала, увидев серьезный взгляд друга.
– Джихун-а, ты же знаешь, что токкэби не существует.
– Конечно, знаю, – решительно уверил ее парень. Или, может быть, он убеждал себя?
– И ты знаешь, что я всегда готова выслушать, если у тебя неприятности. – Сомин склонила голову набок. – Или галлюцинации.
– Эй! – Джихун бросил в подругу ложкой, но девушка перехватила ее в воздухе. В отличие от парня Сомин всегда была ловкой.
Джихун повалился на стойку, изображая поражение. Какой смысл вообще в этом разбираться? Все равно он никогда ту девушку больше не встретит.
– Мне нужен кофеин.
– Что ж, тогда тебе повезло. – Сомин достала из кармана фартука пачку растворимого кофе и надорвала ее. Джихун тут же подскочил.
– А можно мне его как-нибудь внутривенно влить? – спросил Джихун.
Сомин тем временем помешивала напиток, вместо ложки используя опустошенный пакетик. Джихун благодарно забрал у нее кружку. Кофе обжигал язык, но ему было плевать.
– Ты богиня, – он довольно выдохнул. – Когда-нибудь тебе будут строить храмы. Святыни с твоим портретом.
Сомин усмехнулась.
– Когда почувствуешь себя человеком, выходи помогать.
Когда Джихун вошел на кухню, мама Сомин, Мун Сухюн[38], спорила с хальмони по поводу специй:
– Госпожа Нам, если добавить слишком много рыбного соуса, вкус будет чересчур сильным. – Она размахивала деревянной поварешкой, и, прежде чем та приземлилась на гору горшочков, Сомин выхватила ее из рук матери.
– Ты уже получала от меня этой поварешкой. Могу добавить, – пригрозила хальмони.
– Госпожа Нам, всем всегда нравилась ваша стряпня. Но давайте признаем: вы стареете, а когда люди стареют, первыми у них ухудшаются зрение и вкус.
Хальмони цокнула языком:
– Не понимаю, почему я до сих пор тебя сюда пускаю.
– Потому что вы меня любите. – Мама Сомин улыбнулась.
– Я просто привыкла к тебе, – пробурчала хальмони. – Вы здесь с моей Ёри еще в детстве вместе бегали.
Сердце Джихуна ухнуло куда-то вниз. Ему не нравилось вспоминать, что их с Сомин матери выросли вместе. Вместе играли, ходили в одну школу, одновременно забеременели. Только мать Сомин осталась, а его – ушла.
– А мне нравится, как вы готовите. – Сомин обняла хальмони. – Может быть, я выйду замуж за Джихуна – и тогда каждый день смогу есть вашу стряпню.
Джихун наконец подал голос:
– А кто тебе сказал, что я возьму тебя в жены, Ли Сомин? Ты же знаешь: я терпеть не могу, когда люди за меня решают, что мне делать.
– Джихун-а! – воскликнули все трое: кто-то нежно, а кто-то – нахмурившись.
– О, Хуни проснулся! – В глазах у мамы Сомин горел дьявольский огонек. Она ущипнула его за щеку. Ей единственной это позволялось, и она об этом прекрасно знала. – Как вам повезло, госпожа Нам. Зачем нужны стремянки, когда есть такой высокий внук? Что угодно с верхних полок достанет.
Парень сдержал смешок.
– Не дразни его, – сказала хальмони.
Мама Сомин отпустила Джихуна, но свобода длилась недолго. Хальмони повернула к себе лицо внука и внимательно осмотрела. Зоркие глаза тут же приметили синяк на виске.
– Что случилось?
– Ничего, – выпалил парень. Он не хотел даже думать, как далеко заведет хальмони ее суеверность, узнай она о прошлой ночи.
Хальмони так пристально на него смотрела, что он готов был поклясться, что слышит ее мысли: она решала, оставить тему или все же надавить. Наконец она отпустила внука.
– Мне прошлой ночью снилась свинья.
Джихун посмотрел на Сомин, надеясь, что та ему что-нибудь разъяснит, но девушка только пожала плечами.