Я пошел за очередной бутылкой пива, уже зная, что сегодня склонюсь к принятию нескольких плохих решений, после осуществления которых проснусь с сильной головной болью.
– Вообще не заинтересовались делом? – отозвался наконец Блицер.
– Не только не заинтересовались, но и попытались от него избавиться.
– Странно…
– Мне поначалу тоже так показалось.
– А позже твое мнение изменилось?
– Гм… – хмыкнул я в ответ. – Ежедневно в Польше бесследно исчезают около пятидесяти человек. И Прокоцкий наверняка каждый день получает уведомление об удивительном появлении некоторых из них…
– Но ведь он видел снимок. Должен был узнать, поскольку искал ее не один месяц.
– Может, и узнал, – согласился я. – Но просто не хотел вселять в меня надежду.
Это было самое удобное объяснение. Другие версии, которые я рассматривал, являлись исключительно мрачными.
Все это, однако, теперь уже не имело значения. Появившийся в интернете и загруженный мною в память телефона снимок мог служить неоспоримым доказательством.
Прокоцкий воспользуется ситуацией, чтобы закрыть дело, которое в его документах числится пока незаконченным, а срок его давности еще не истек. А возможно, делая вид, что лишь зарегистрировал сообщение, он сразу же возобновил расследование…
Я смог предположить такое, хотя для этого мне потребовалось открыть еще две зеленые бутылки с пенным «оптимизатором».
В соответствии со своими предположениями, я проснулся никаким. Заснул на диване. Открытый ноутбук лежал на столике сбоку. Ответ от Брэдди так и не пришел. Игнорировал тот и Блицера.
Дабы не произвести впечатление перепутавшего комендатуру с вытрезвителем, я наскоро ополоснулся под душем.
Чтобы попасть к Прокоцкому, мне пришлось немного подождать, но я и не надеялся, что он примет меня сразу, поскольку осознавал, что я пришел безосновательно его напрягать.
Когда подкомиссар наконец пригласил меня в кабинет, я показал ему очередной фотоснимок и пост в «Фейсбуке».
Пользователи понемногу стали оказывать содействие Брэдди в поисках полячки – идентифицировали место в Ополе, проинформировали его, что это неподалеку от Вроцлава, и именно там, скорее всего, ему и нужно ее искать. Однако никто Еву не узнал.
Прокоцкий тоже не узнал ее.
– Это она?
Мне потребовалось несколько минут, чтобы удостовериться, что он действительно задал такой вопрос. Кивнув, я начал объяснять, что сам сделал эти фотоснимки, и показал ему их в телефоне.
Он долго их рассматривал, а потом уставился на меня как на преступника, а не человека, разыскивающего собственную невесту.
– Пили с утра?
Вопрос был риторический. Я часто дышал, и кабинет подкомиссара наверняка наполнился перегаром еще до того, как я занял место у его стола.
– Это имеет какое-то значение? – парировал я.
– Никакого. Это ваша жизнь.
– Скорее, подобие, – проговорил я себе под нос и, показывая пальцем на дисплей телефона, произнес уже громче: – Поскольку это все, что осталось после ее исчезновения. Понимаете меня?
– Конечно же…
– Вы ведь видите, что это идентичный фотоснимок?
– Это не подлежит сомнению.
– Так откуда же эта копия?
Прокоцкий глубоко вздохнул.
– Это задача для профессионалов. Несколько подобных дел мне уже приходилось распутывать…
Я молчал, опасаясь, что могу сказать что-нибудь такое, о чем позднее буду сожалеть.
– Можете положиться на мой опыт.
– Полагаюсь, – подтвердил я, хотя на данном этапе уже ничуть не доверял ему.
– В таком случае прошу оставить это нам. Обещаю сделать все, что в наших силах, для выяснения всех обстоятельств.
– Не сомневаюсь.
Я ждал чего-то большего. Заявления, что они немедленно свяжутся с британцами для выяснения намерений Брэдди. Тем временем Прокоцкий поднялся со стула и протянул мне руку. Я думал, что он собирается попрощаться со мной, но вышло иначе.
– Свой телефон вам придется оставить у нас…
– Зачем?
– Он может стать важным вещественным доказательством.
– Но…
– Пан Вернер, прошу полностью довериться мне. Мы действительно сделаем всё, чтобы отыскать вашу невесту.
Я глянул на аппарат и почувствовал себя так, словно должен был распрощаться с чем-то более значимым и близким для себя, чем просто телефон. Не так уж часто мне доводилось им пользоваться – просто не было повода; но в нем был ее фотоснимок – моя единственная копия…
– Я предпочел бы…
– Вы хотите ее найти? – прервал меня подко-миссар.
Я поник головой.
– В таком случае положитесь на нас. Мы знаем, что делаем.
Прокоцкий ждал с протянутой рукой, пока я не отдал ему аппарат. Может быть, я еще дважды подумал бы, не будь так морально разбит и дезориентирован происходящим.
– Возобновите расследование? – спросил я, когда он провожал меня к двери.
– Если новый материал позволит, то конечно.
– Если?..
– Будем на связи, – заверил меня Прокоцкий.
Не думал я, что все это будет так затруднительно. Тем более что мой телефон остался у него. Но это была не единственная вещь, которой у меня не стало в этот день.
Я вернулся домой с намерением как можно скорее скачать снимок из «Фейсбука». Я должен был иметь его – сейчас это было для меня важнее, чем просто обладать воспоминаниями, связанными с Евой.
Фотография, однако, исчезла, как и предшествующий ей пост. И страница Фила Брэдди – тоже…
4
Перед полуднем в Ополе трудно найти заведение, где можно хорошо поесть. «Икс Спайс», однако, было исключением. Шеф открывал его рано утром, до полудня мы работали ни шатко ни валко, а потом, после короткого перерыва, продолжали свою деятельность уже на полных оборотах.
В средиземноморских странах и в самой Индии такая модель, возможно, оправданна. У нас же она рано или поздно может привести к банкротству, но я не намеревался делиться этой мыслью с хозяином.
Блицер появился ближе к одиннадцати. Снова с ноутбуком. Выглядел он ненамного лучше меня – вероятно, тоже мало спал, заснув уже под утро. Когда, вернувшись из комендатуры, я разговаривал с ним по «Скайпу», у меня создалось впечатление, что я разбудил его. Я поведал ему тогда все, что ему нужно было знать.
Делясь с кем-то тем, что касалось моей жизни, я чувствовал себя неловко. На протяжении десятилетия она была закрыта для всего внешнего мира. Даже навещая родителей в их небольшой квартирке на улице Гротгерра, я разговаривал с ними обо всем прочем, не касавшемся происходящего в моей жизни.
Блиц сел за тот же столик, за которым сидел в последний раз, и махнул мне рукой.
– В моей голове это по-прежнему не умещается, – произнес он. – Посты попросту пропали.
– Ты обращался к админу?
– Сразу же после нашего разговора.
В этот раз я должен был рассчитывать на него. Конечно, можно было бы взять отпуск за свой счет – но меня не на шутку угнетало происходящее, и потом, я знал, что это создаст проблемы в отношениях с шефом. А терять единственное сейчас средство поддержки мне было непозволительно – тем более предполагая, что деньги еще ой как понадобятся.
– Ответили, что никаких постов не устраняли, – добавил Блицкриг. – Вроде в интернете ничто не исчезает, но я не смог найти никаких следов.
– Так же, как и Брэдди…
– Ну, – подтвердил Блиц, задумчиво вращая на столике меню заведения.
С минуту помолчав, он медленно поднял на меня взгляд. Ему не нужно было говорить, потому что оба мы пришли к мысли о том, каким мутным может оказаться все это дело.
Нет-нет да и появлялись в СМИ публикации о полицейских, чьи грехи становились явными лишь через годы. Недавно несколько таких типов были осуждены в связи с убийством молодой девушки несколько лет назад. Их обвиняли в невыполнении одних и превышении других должностных полномочий, а вдобавок – в препятствовании следствию. Годами они целенаправленно запутывали следы и скрывали правду, участвовали в многочисленной законспирированной преступной группе, взаимно покрывая себя и исполнителей. Может, так было и в случае с Евой? Или я уже начинаю придумывать?