Главный инспектор посмотрел на часы и констатировал, что уже половина восьмого по датскому времени. Сколько это будет по гренландскому [3], он так сразу сказать не мог. Подавив зевок, Симонсен подумал, что сегодня вымотался больше обычного. Утром он забыл выпить свои таблетки, или точнее – ведь врать самому себе бессмысленно – снова забыл выпить свои таблетки, и теперь чувствовал, что последствия этого сказываются. Отчаянно хотелось нарушить данный себе зарок и покурить: казалось, будто одна-единственная сигарета – а то и всего лишь половина ее – способна разом прогнать всю накопившуюся усталость. Инспектор машинально похлопал себя по груди – убедился в наличии пачки во внутреннем кармане, – однако затем решил проявить стойкость и на пару минут отсрочить задуманное нарушение режима, чтобы потом был хоть какой-то повод для гордости. Год назад – или, может, уже два? – у него обнаружили диабет. Данное заболевание в сочетании с ежедневной нервотрепкой, сопутствовавшей его профессии, заставили Симонсена кардинально изменить – или, по крайней мере, постараться изменить – привычный образ жизни.
Ощущая какое-то неясное беспокойство, он снова бросил взгляд на наручные часы. Результат ничем не отличался от прежнего, и чувство тревоги не улеглось. Повернувшись к соседу, он спросил:
– Ты не знаешь, сколько сейчас может быть времени?
Бросив быстрый взгляд на солнце, гренландец-полицейский лаконично ответил:
– Три с лишним.
Немногословность местного коллеги отнюдь не скрашивала время ожидания. Звали гренландца Тронд Эгеде – вот, пожалуй, и все, что Конраду Симонсену было известно о местном сотруднике. Главный инспектор уже всерьез подумывал о том, чтобы вернуться в самолет и попытаться хоть немного поспать, пока техники-эксперты занимаются своей работой. Жесткое и неудобное кресло, которое он проклинал всю дорогу сюда из Нуука [4], теперь казалось ему в высшей степени привлекательным. Даже краткий сон – все же лучше, чем ничего, да и бессмысленно торчать здесь рядом с немым, как пень, коллегой и глазеть на то, как эти четверо делают свое дело – все равно, сколько за ними ни наблюдай, ни быстрее, ни медленнее работать они не станут. Однако молчаливый местный кадр мог счесть себя задетым его уходом, а в ближайшее время им крайне необходимо сохранять хорошие отношения с полицией Нуука. Существовала, правда, и иная возможность – послать к черту все правила и присоединиться к экспертам. Едва ли он мог так уж сильно им помешать – уничтожить какие-то следы на месте преступления. С другой стороны, однако, была все же изрядная доля риска, что его прогонят. А это уже могло быть унизительным, да и, кроме того, свидетельствовало бы об известном непрофессионализме с его стороны. Так что вывод напрашивался сам собой – главному инспектору следовало оставаться на своем месте и никуда не рыпаться.
Так и не придумав никакого лучшего занятия, Симонсен решил все же завязать беседу.
– Слушай, а как это, едва взглянув на солнце, тебе удалось определить, что сейчас три? Я имею в виду, ведь здесь же нет никакой привязки к местности – или как там это называется, когда по всему горизонту лишь голый лед и больше ничего.
Гренландец с трудом стянул рукавицу и, закатав рукав куртки, показал свои наручные часы. Снова надев рукавицу, он скупо обронил:
– Вот – тринадцать минут четвертого.
– Стало быть, ты прав.
– Да.
– И это – только по солнцу? Без всяких точных ориентиров?
– Да.
Конрад Симонсен умолк и начал выставлять местное время на своих часах – все ж таки, хоть какое-никакое, а занятие. Внезапно у него возникли некие неприятные сомнения. Сами по себе они мало что значили – так, просто некое неясное ощущение беспокойства, сродни недавнему чувству тревоги. И тем не менее.
– Значит, три тринадцать дня?
Инспектор попытался задать вопрос как можно более небрежно, однако сам почувствовал, что в нем прозвучала нервозность. Гренландец повернулся, внимательно посмотрел на него и лишь после этого ответил:
– Ну да, дня. Ты, никак, из тех, кто путает время суток?
– А что, бывают и такие? Хотя, в общем-то, ты прав – на какое-то мгновение я засомневался.
– Неприятное, должно быть, чувство.
Конрад Симонсен с облегчением кивнул. С трудом выудив из кармана сигареты, он, игнорируя все напечатанные на пачке предостережения, прикурил и жадно затянулся, ничем не нарушая вновь установившейся молчаливой паузы. Расправившись с сигаретой, он нагнулся, аккуратно потушил ее о лед и убрал окурок в карман. Гренландец с видимым интересом наблюдал за ним. Главный инспектор попытался продолжить беседу:
– Скажи, а тебе самому здесь часто приходится бывать?
Местный полицейский ухмыльнулся. Лицо его при этом забавно сморщилось, и он стал настолько похож на озорного маленького тролля, что Конрад Симонсен, в свою очередь, не удержался от улыбки.
– Твой напарник, Арне, почему-то тоже так решил. Прости, забыл его фамилию.
Вместо того чтобы показать рукой, он мотнул головой в сторону самолета.
– Арне Педерсен. Его зовут Арне Педерсен.
– Ну да, верно. Так вот, он, как и ты, неизвестно с чего вообразил, что я часто наведываюсь сюда, на материковый лед. А что? Всего каких-то четыре сотни километров пешочком – это же совсем рядом! И обратно, домой, бодрым и румяным.
Сказано все это было абсолютно беззлобно, скорее с легкой иронией.
– Ладно-ладно, я тебя понял. Разумеется, ты никогда раньше здесь не бывал.
– Не совсем так: я побывал здесь вчера, но вообще-то я в такие места обычно стараюсь не забираться. Да и зачем это мне?
Оба покивали, и на мгновение Конраду Симонсену показалось, что на этом беседа закончится. Однако чуть погодя гренландец сказал:
– Арне Педерсен предупредил, что ты не станешь ничего обсуждать до тех пор, пока сам ее не увидишь. Такой уж, дескать, у тебя принцип.
– Ну-у, это, пожалуй, слишком сильно сказано. Никаких жестких правил я тут не придерживаюсь, хотя, разумеется, предпочел бы немного подождать, если, конечно, ты не возражаешь. Хотя пару моментов вполне можно обсудить и прямо сейчас. Ни для кого не секрет, что это дело мне навесили в спешке, что называется ни с того ни с сего.
Ухмыльнувшись в очередной раз, гренландский полицейский перебил:
– Да уж, наслышан. Арне Педерсен рассказывал, что ты уже совсем было собрался в отпуск. Причем туда, где куда как теплее, чем здесь.
Он снова усмехнулся.
С каждой минутой собеседник нравился Конраду Симонсену все больше и больше.
– Ну да, отдельное спасибо за напоминание, что теперь я как раз должен был быть на пути в Пунта-Кана – это где-то в Доминиканской Республике, если, конечно, ты знаком с географией. Валялся бы там со своей подругой на песочке под пальмами и ждал, пока не прибудет прекрасный корабль «Легенда морей» Карибских королевских морских круизных линий и не заберет нас в… Уф, мне даже думать обо всем этом не хочется.
– Ладно, не стоит благодарности.
– Как бы там ни было, но информировать меня о том, что именно произошло вчера, в сущности, просто-напросто не было времени, или же никто из тех, с кем я разговаривал, и сами ничего толком не знали. Так что, неужели и вправду сама фрау федеральный канцлер обнаружила покойную?
– Не совсем, хотя, по-видимому, можно и так сказать. Первым ее заметил гляциолог – эксперт по глетчерам, а уж потом он указал на нее фрау канцлер.
– А ты сам был вместе с ними в самолете, когда все это произошло?
– Нет, но тот, кто мне рассказывал, был. Кстати, летели они не на самолете, а на вертолете. Всего там было три вертолета, принадлежащие компании «Эйр Гренланд» большие машины «Сикорские S-61»; ну, знаешь, те, легендарные, красные, мы еще называем их «Си Кингз».
Конрад Симонсен не имел ни малейшего представления, о чем идет речь, и все же исключительно из вежливости лицемерно кивнул и подхватил: