Я начала писать введение 3 мая 2020 года. В Москве действовал режим самоизоляции: можно было выходить в ближайший магазин, в аптеку и гулять с собакой, а за неоправданное перемещение за пределами своего района могли оштрафовать.
Пандемия коронавируса рассадила людей по домам, сделав дефицитными и желанными небольшие повседневные радости: прогулки, встречи с друзьями и родными. Гораздо больше людей стали чаще готовить и заниматься бытом, просто по необходимости. Пандемия усилила и существующие тренды в моде: романтичные платья в цветочек как нельзя лучше подходят к новому, более осознанному и скромному (волей-неволей) образу жизни. Оказавшись один на один с домочадцами и без физического доступа к остальному кругу общения, люди стали по-новому оценивать проявления дружбы и любви, тактильный контакт и возможность получить приятные эмоции.
Момент для написания книги наступил исключительно удачный. Во время карантина люди имели возможность пересмотреть весь обыденный уклад, в том числе и отношения с одеждой. Изменились границы между личным и публичным, выходным и домашним.
Во время пандемии продолжает действовать самый большой тренд из существующих – неравномерная, с местными откатами назад, но все-таки неуклонно растущая субъектность маленького человека, человека из меньшинства, в том числе человека моды: работника, ремесленника, потребителя.
Тренд демократизации – очень большой и касается самых разных сфер. Главные перемены происходят в области политики и гражданских прав, которые постепенно начинают работать и для представителей угнетенных групп, наделяя возможностями все больше и больше людей. Бирюзовые компании успешно работают на одном рынке с корпорациями, в которых принят авторитарный стиль руководства. Государства с единой вертикалью власти и централизованным устройством многое делают, чтобы впечатлить мир своей мощью, но их соседи, у которых федерация, самоуправление и независимые суды, живут лучше.
Большая демократизация в моде
Представленность в моде Большого Демократизирующего Тренда заметна на разных уровнях и в разных плоскостях, вот некоторые проявления:
• доступность любого модного контента для всех, у кого есть интернет;
• утрата единого модного образца и разделение моды на множество ветвей, так что в каждой стране и у любой социальной группы есть свои тренды и иконы стиля;
• растущее влияние на местных рынках локальных марок;
• демократизация люкса в визуальном плане: Ники Минаж как рекламное лицо Fendi, Ким Кардашьян на обложке Vogue, люксовый стритвир;
• внимание медиа к судьбам уязвимых групп в мире моды, от моделей до работников швейных производств в странах третьего мира;
• коллаборации люкса и масс-маркета, переход дизайнеров люксовых брендов на работу в масс-маркет (H&M и все-все-все, Кристоф Лемэр в Uniqlo);
• возможности кастомизации, то есть творчество самих потребителей;
• новые границы стандартов красоты: бодипозитив, движение к разнообразию, изменившееся отношение к возрасту;
• тот самый диктат покупателя, на который сетовали аналитики моды лет семь назад (вернее было бы назвать его диктатом отдела продаж, но конечное звено в этой пищевой цепочке все-таки потребитель). Негативная коннотация слова «диктат» при этом уже не актуальна: мир моды постепенно свыкается с тем, что выбор и ощущения человека внутри одежды – важны.
Модные медиа – меняются. Модные бренды – меняются или хотя бы делают вид. Стандарты красоты – меняются. Нет ни единой причины, почему отношения с одеждой останутся прежними, а не выйдут на новый, более гуманный уровень.
Взгляд на одетого человека
Всю историю моды (да что моды – всю историю костюма) значимым был не взгляд человека на себя, а взгляд на него зрителя, взгляд со стороны. Даже если человек – монарх, а зритель – самый скромный из его подданных. Никого не волновало ни желание человека одеться именно так, ни его удобство. Часто, наоборот, неудобство становилось знаком привилегированного сословия, а простолюдинам требовалась свобода движения, чтобы работать.
Внешний локус контроля был обусловлен еще и социальной ролью одежды. Род занятий, уровень благосостояния, местность (у русских крестьян – губерния), социальный статус, семейное положение, принадлежность к определенному кругу и, как следствие, выполнение всех модных требований этого круга – всю известную нам историю одежда служила маркером, источником информации для окружающих. Этого значения она не утратила и сегодня, но в конце XX века к нему добавилось кое-что важное: возможность для самого человека, массового потребителя моды, сообщать о себе ровно то, что он хочет сообщить.
Конечно, и раньше были примеры самостоятельной работы со стилем. Ольга Вайнштейн в своей замечательной книге[3] подробно освещает историю дендизма, сложного явления на стыке моды, этикета и политики. Дендизм никогда не был по-настоящему массовым, но очень значительно повлиял на моду, заложив принципы, по которым мужской костюм создается до сих пор.
Платье-реформ и отказ от корсета были гигантским шагом вперед в женской моде, но ему поспособствовали в большей степени общественный транспорт и массовый выход женщин на службу, чем забота об их телесном комфорте.
Забота о функциональности и удобстве как основной вектор создания одежды по-настоящему заявила о себе в начале XX века: можно вспомнить спортивную одежду Варвары Степановой и нормаль-одежду Татлина. Далее спортивная и профессиональная одежда косвенно влияли на моду, но оставались отдельными нишами.
Сегодня все известные стилистические школы исходят из приоритета оценивающего взгляда со стороны. Их можно понять: заявляемый ими эффект – такое преображение, которое позволит клиенту правильно читаться социальной группой, в которую он метит. За основу обычно берут телосложение, естественные тона кожи и волос, реже – образ жизни, и чаще желаемый, чем действительный; человеческое многообразие при этом пытаются загнать в понятные типы (на которые индивидуальности натягиваются, как сова на глобус), а советы дают в директивном ключе и на языке простых формул – это хорошо продается.
Преимущества такого подхода понятны; школы и стилисты живут в реальном мире и внешний вид своих клиентов приспосабливают именно к нему. Но мир постепенно меняется, и появляются все более заметные группы людей, которым деление по типажам Кибби либо не нужно, либо его недостаточно.
Пока не существует заметных и популярных стилистических школ, работа в которых шла бы не по шаблону, а от клиента в центре. И совсем нет стилистических школ, которые были бы готовы взять за точку отсчета телесный комфорт человека в одежде и его функциональное благополучие.
А между тем есть целая группа платежеспособных активных клиенток, которым это нужно и которые хотят хорошо одеваться, но стилистов для них почти нет. О них мы говорили выше: это зрелые женщины с аналитическим складом ума, с культурным багажом, занятые чаще всего интеллектуальным трудом или творчеством. Запросы типа «как одеться, чтобы выглядеть дорого» или «как одеться, чтобы привлечь мужчину» им смешны; на модельную внешность они не претендуют, при этом уважают свою, поэтому «маскировку недостатков» им тоже не продашь; директивного тона, покрикиваний и одергиваний они терпеть не станут.
ОНИ УВАЖАЮТ СЕБЯ И СВОЙ ВНУТРЕННИЙ МИР И ТОЧНО ЗНАЮТ, ЧТО ОН ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЕ.
Случайный взгляд со стороны для них просто в силу их опыта и качеств гораздо менее важен, чем собственный выбор.