Вскоре начался сам Плётцин со своими аккуратными домами без излишеств и чистенькими палисадниками, напомнившими мне израильский поселок средней руки где-нибудь в Нижней Галилее. Единственная улица была почти пустынна, но одна женщина в завязанном по-европейски платочке все же с подозрением посмотрела на нас и проводила долгим взглядом. К счастью, дом Эберхарда оказался в начале деревни.
…Торфяные брикеты это отнюдь не березовые полешки, но небольшую гостиную и они в состоянии нагреть. Мы сидим у камина и нам уже не холодно. Теплу способствует и горячий кофе. Это хоть и не желудевый эрзац, но и не совсем настоящий кофе. Не удивительно, ведь война идет уже четвертый год. "Кабан" меньше всего напоминает дикого вепря. Если уж прибегнуть к анималистическим сравнениям, то он скорее походит на грустного ослика Иа-Иа.
– Они послали Отто в Дахау, но сломить его им не удалось – говорит Эберхард – Отто всегда был сильным и гордым. Только один раз он уступил системе и это его сгубило. Его, как и меня, воспитывали на христианских ценностях и как-то раз он сказал мне: "Ты знаешь, Юрген, дьяволу только и нужно чтобы ты дал слабину, уступил ему хоть на миг. Тогда ты навеки в его власти". Мы с ним оба оступились. В конце концов Отто смог их победить, хоть и ценой своей жизни, а теперь моя очередь. Я не боец, совсем не боец. И все же, напрасно они послали меня в Майданек. Ох, напрасно! Нам всем свойственно "не выносить сор из избы". Вот и Отто… Да, он позволял себе нелицеприятные высказывания о режиме, но твердо отвергал все предложения напечатать их за границей. Вот только, когда мусора становится слишком много, он начинает и сам высыпаться из "избы".
Мы догадываемся о чем он ведет свою сбивчивую речь.
– Да – подтверждает он – Мы тогда вышли на маршрут втроем: он, я и этот тупица Хайнц, которого навязал нам Швейцер9. Запись о тайнике нашел, конечно же, тоже он, Отто. Он всегда находил необычное в пещерах, еще под Монсегюром. На этот раз это были руны, которые один только Отто мог прочесть. Они-то, эти руны и указывали на тайник в глубине Гренландского плато. Итак, мы втроем поднялись на плато с разборными санями и ездовыми собаками. Меня воспитывали в христианской традиции, в которой ад раскален. Но на гренландском плато мне стала много ближе вселенная скандинавских саг, потому что там я увидел настоящий ад, ледяную преисподнюю Хельхейма.
Он замолкает, отхлебывает свой кофе и греет ладони о фарфоровую кружку. Наверное, его до сих пор пронизывает тот гренландский холод.
– Они загнали свои машины в пещеру и сами навсегда остались там, вечными ледяными статуями – Эберхард задумывается – Нет, они не были пришельцами из других миров, вовсе нет. Обычные люди, но с необычными лицами. В наше время таких лиц уже не встретишь, и все же это были не ангелы и не боги. И выражение лиц у них было отнюдь не ангельское: была там и мука и боль и отчаяние и мрачная злоба там тоже была. Что заставило их остаться там навсегда? От чего укрывали они свои машины? Этого мы так и не узнали. И там же, в глубине пещеры мы нашли их, эти аппараты. Они вызывали странные чувства. Нет, в них не было изящества, а может и было, но иное, недоступное нам изящество. Но зато бросалась в глаза затаенная мощь их обводов и страшные, хищные очертания. Я так и застыл там, зачарованный этим зрелищем, не в силах пошевелиться, а вот Отто немедленно начал действовать. Он стал доставать из рюкзака толовые шашки с взрывателями и быстро и деловито расставлять в стенных нишах. Недоумение Хайнца быстро переросло в возмущение. Он начал выкрикивать злобные, невнятные фразы, угрожающе наступая на Отто. Хайнц кричал что-то об "оружие валькирий", "мече рейха", "арийской мощи" и прочие бредовые фразы. Признаюсь откровенно, мне и самому действия Отто показались тогда кощунством, ведь мы оба были учеными, археологами. Если бы я не доверял ему беспрекословно… Но я доверял.... Отто просто достал револьвер, выстрелил в Хайнца и даже не посмотрел, попал или нет. Но он, конечно же, попал, ведь в наши студенческие времена Отто был лучшим стрелком университета. Потом он обернулся ко мне и сказал: "Такую силу нельзя оставлять никому, а этим в первую очередь". Я хорошо знал, кого он называет "этими", ведь мы были друзьями и ничего не скрывали друг от друга. А потом…
Эберхард вспоминает и тени прошлого, казалось, бегут по его лицу. Но нет, это всего лишь блики света от пламени в камине.
– Итак – продолжает он – Мы взорвали ту пещеру и ее обрушившиеся своды похоронили под собой те удивительные машины, их замерзших пилотов и дурака Дункле. Когда мы вернулись на судно, Отто заявил, что не было никакой пещеры, а Хайнц неосторожно сверзился в пропасть вместе с упряжкой. Для достоверности мы застрелили собак, сожгли сани и дошли до берега пешком. Я, разумеется, подтверждал его слова и там на судне и, позже, в СД. Нам верили и не верили. Не знаю, чем бы это кончилось, но тут появился доктор Янике.
– Кто? – Карстен вскакивает с кресла и тут же падает обратно.
– Как кто? Штурмбаннфюрер Конрад Янике – удивленно поясняет наш хозяин – Это ужасный человек. Страшный. И гениальный.
Вот, наконец, и появился на сцене мой покойный друг Шарканчи. Мы продолжаем слушать и я замечаю, как побелели костяшки пальцев Карстена на подлокотнике кресла.
– Вот Янике-то как раз нам не поверил, но его не мы интересовали. Все же нас не арестовали, хотя и таскали на допросы и кое-что стало нам известно. Оказывается Янике долго обсуждал что-то с Шефером, а потом снова отправился на Тибет с небольшой командой из Аненэрбе, на этот раз без Шефера. Эту экспедицию, в отличие от первой, не афишировали, зато хорошо вооружили, а вернулись они с таким же летательном аппаратом, как и те в гренландской пещере. Напрасно мы взорвали ту пещеру и напрасно погиб тот придурок Дункле.
– Как они его сюда перегнали? – спрашиваю я.
– Своим ходом, как же еще? Но вот что интересно… Только доктор Янике мог поднимать его в воздух. Как именно? Не знаю, я так и не смог узнать его тайну.
В свое время я неплохо знал прадеда Карстена и смутная догадка мелькает у меня в голове.
– А где этот аппарат сейчас? – спрашивает Карстен.
– Вы слышали про ставку главного командования "Вервольф"?
Я до этой заброски не слышал ни про какой "Вервольф", но Карстен-то историк. Он уверенно кивает и произносит только одно слово:
– Винница!
Эберхард смотрит на него с уважением и поясняет:
– Наши шаманы из Аненэрбе утверждают – он продолжил, ненатурально завывая – …Что именно там находится средоточие силы и энергия, необходимые для работы той машины… Янике только посмеялся над ними, но возражать не стал. Похоже, что он лучше их знал, что нужно для того, чтобы эта штука взлетела.
Потом хозяин показывает нам фотографию.
– Этот снимок я сделал в той пещере – говорит он – Освещение там было так себе, да еще и блики ото льда.
На не слишком качественном снимке изображено нечто вроде усеченного конуса с выступами наверху. Деталей не разобрать и все же мне это что-то напоминает. Кажется, такие же обводы и такой же усеченный конус пару раз промелькнули на экране моего ноутбука. Нужно слово вертится на языке…
– Вимана!
Это произнес я и Эберхард с удивлением на меня смотрит. Разговор идет по английски, но это слово ему явно не знакомо. Я повторяю:
– Эта штука называется "вимана".
Тот кто бессистемно шастает по Сети, подобно мне, рано или поздно наткнется на статью о виманах. Так называют легендарные летательные аппараты, воздушные дворцы, упоминаемые в летописях на санскрите. О виманах ходят всевозможные легенды, причем далеко не только в наше время. Например, отец моей Ани рассказывал ей про поход русов на Цесарьград в древние, еще до-рюриковские времена. Тогда ромеи якобы сожгли флот варягов на днепровских лиманах "греческим огнем" с ковра-самолета. Похоже, впрочем, что и сам Неждан не слишком верил в эту историю, которую рассказал ему дед. К тому же, сотник рассказывал эту байку своей дочери в качестве сказки на ночь. И все же натуралистичность некоторых деталей насторожила вначале мою Аню, а теперь и меня. Ее прадед вроде бы утверждал, что во время атаки ковер-самолет зависал над драккарами с ужасным грохотом, создавая воздушные вихри. Вихри эти были настолько сильны, что качали драккары на спокойных водах лимана так, как будто это были огромные океанские волны. Качка не позволяла прицелится и варяжские стрелы летели мимо ковра-самолета, который и без того болтало в воздухе из стороны в сторону. Те же стрелы, что все же достигали летучую машину, отскакивали от нее со звоном. В конце концов она подожгла напалмом большую часть варяжского флота, но и сама рухнула и взорвалась в днепровских плавнях. Не была ли то последняя вимана византийцев?