У Ландона вдруг возникло желание подойти к парням и сказать им что-то, только он не знал что. После похорон отца Риты он ни разу не был в церкви. Считал себя атеистом. Хотят отменить христианство – пусть отменяют. Но почему-то грустно. А что, если взамен христианства национальной религией станет религия здоровья, проповедуемая Юханом Свердом? Что тогда делать людям, которые и в самом деле во что-то верят?
Идеология здоровья. Они называют ее идеологией, но это тоже религия, только лишенная надежды на спасение души. Вы будете счастливы, но для этого надо похудеть. И все? Оболочка сияет глянцем, а за ней пустота.
Ему вдруг стало противно смотреть на этих веселых парней.
Оттолкнулся и покатил в библиотеку. Это не его проблемы. Уже не его.
Что-то должны впрыснуть. Памятка, которую ей дали прочитать, была довольно подробной, но туманной. Сначала курс мощных антибиотиков – надо уничтожить всю бактериальную флору кишечника. Затем несколько очистительных клизм, а потом в кишечник инъецируют содержимое кишечника очень худого донора. Тоже с помощью клизмы. Новая флора обеспечит значительное ускорение метаболизма.
– Репопуляция, – объяснила молодая женщина в очках образцово научного вида. – Вы поняли? Ре-по-пу-ля-ция.
Кремовая блузка с воланами, необычная прическа – толстая коса, уложенная венком. Тяжелый американский акцент.
– И когда ждать результат?
– Вы почувствуете разницу уже через две недели. Несмотря на исходный низкий вес.
Рита посмотрела на нее с подозрением. Она не считала свой вес таким уж низким… хотя Ландон характеризовал все ее попытки одним словом: безумие.
– А это не больно?
– Нет… совершенно не больно.
Еще раз заглянула в памятку. Схема желудочно-кишечного тракта. Фотография с микроскопа: продолговатые колбаски полезных бактерий. Почему-то цвета сепии, как старинный дагерротип. Базовое исследование, первая фаза, медицинские противопоказания.
– Есть и синтетические аналоги, но мы, как я уже сказала, используем доноров.
Рита испытующе посмотрела докторантке в глаза:
– А вы гарантируете безопасность?
– Тройная проверка. – Женщина присела за столик и с немыслимой скоростью защелкала по клавиатуре компьютера.
Рита исподтишка наблюдала. Блузка у американки свисает на груди. Куплена еще до похудения. Сухие, без блеска, светлые волосы.
Докторантка оторвалась от компьютера и несколько секунд молчала – дожидалась, пока из принтера выползет распечатка.
– Вот… Все участники эксперимента должны подтвердить согласие письменно.
Рита решительно взяла ручку.
Через пять минут отворила дверь Биомедицинского центра и вышла на улицу. Еще один контракт на медицинскую процедуру, обеспечивающую быстрое похудение.
Оглянулась: стеклянные двери кафедры фармацевтической микробиологии приветливо поблескивают на солнце.
Ландон с недоумением посмотрел на задернутое окно. Никак не мог понять – приснилось или в самом деле кто-то постучал? Наверное, приснилось. Повернулся на другой бок и собрался было заснуть опять.
Тот же стук. Нет, не приснилось.
Сел на кровати, потряс головой и пошел открывать.
Сначала показалось, что за дверью никого нет. Опустил глаза – маленькая девочка. Первое, что бросилось в глаза, – кошачья мордочка на груди свитерка.
– Привет, я Молли, – сообщила девочка и весело улыбнулась.
Ландон тоже улыбнулся. Невозможно не улыбнуться на такое приветствие.
– Привет, Молли.
– А ты Томсон. На почтовом ящике написано.
– Вообще-то это мой папа… но я тоже. И я Томсон.
– Твой папа?!
Ландон расхохотался. Видимо, в глазах этой девчушки он выглядит глубоким стариком. У таких стариков пап не бывает.
Наверное, из-за бороды.
– Ландон, – церемонно представился он и протянул руку.
– Бананы, что ли, любишь?
Он не сразу понял. Молли кивком показала на его грудь. На старой вельветовой футболке красовался уорхоловский[10] банан, по нелепости не уступающий кошачьей голове без кошки.
– Очень, – подтвердил Ландон и убрал руку – она не сделала даже попытки ответить на его приветственный жест. Должно быть, научили: с чужими за руку не здороваются. – Еще как люблю! Ем три штуки в день. Не меньше трех.
– Что? – У нее округлились глаза.
– Банановое пюре на завтрак, банановое пирожное на ланч и банановый пудинг на ужин.
Девочка уставилась на него с подозрением.
– Ты врешь, да?
– Немного привираю. Ты права. Но совсем чуть-чуть.
– А мама говорит, врать нельзя. Даже чуть-чуть нельзя. Говорит, даже самая маленькая неправда – все равно неправда.
– Что я могу для тебя сделать? Ты продаешь что-нибудь? Рождественские журналы? Вроде рановато…
Ландон никак не мог сообразить, чем вызван ее визит.
– Мама велела пригласить тебя на брекки.
– Брекки?
– Breakfast, – пояснила девочка. – Фрулле, одним словом.
– А это что за зверь – фрулле?
– Frukost[11]. Мама сказала: пригласи, но только если он добрый. Ты то есть. Ты добрый или как?
– А твоя мама… – Ландон поискал глазами машину. – Вы на чем сюда приехали?
– Мы же здесь будем жить! – Девочка посмотрела на него как на идиота. Не только старый, еще и тупой. – Мы твои сосе… не, ты наш сосед. Мы только что приехали.
Ландон не совсем понял, какой смысл девчушка вкладывает в понятие “сосед” и как это зависит от времени переезда. Скорее всего, так: кто раньше приехал, тот и сосед.
– Вот как… ты хочешь сказать, приехали на выходные?
– Ну нет… будем здесь жить. Пока не уляжется. Так мама сказала. А мне нравится. Надо только раздобыть кошку.
Ландон посмотрел на нее с интересом. В этом дачном поселке никто не живет круглый год, разве что пожилой фермер по другую сторону леска. И еще пара глубоких стариков у озера… если еще не умерли, он их пока не видел. Эта часть Каварё – сплошные летние дачи. Приезжают, торопливо красят фасады, устраивают домашние раковые фестивали[12] и исчезают в сентябре, как только столбик термометра начинает ползти вниз.
– А в каком доме вы будете жить? В желтом на углу?
– Не… в красном.
Ландон знал этот дом. Там раньше жил одинокий старик, Эдгар… Эдгар, Эдвин или что-то в этом роде. Беппе, отчим, был с ним знаком. Но, насколько Ландону запомнилось, – типичный летний домик с плохой изоляцией и без отопления, если не считать небольшой, скорее декоративный, камин.
Молли нетерпеливо прыгала со ступеньки на ступеньку.
– Ну ты идешь или нет?
– А ты уверена?
Уверенности не хватало именно Ландону. Идти в гости к незнакомым людям? В такой ранний час?
Но именно так и поступила эта девчушка! Мало того – разбудила!
– Бутерброды с жареными фрикадельками.
– На завтрак?! – Он невольно улыбнулся.
– Само собой! Но мы завтракаем ровно в девять, имей в виду.
Ландон обернулся. Стенные часы показывают без пяти девять, то есть идти надо именно сейчас. Еще раз глянул на Молли. Надо быть не в своем уме, чтобы купить маленькой дочке свитер с отрубленной кошачьей головой.
– Погоди минутку. Мне надо одеться.
Он натянул древний вязаный свитер поверх футболки с бананом, сунул ноги в деревянные башмаки – отец всегда держал их у дверей – и пустился вдогонку. Девочка успела отбежать довольно далеко.
– Мама, мама! – Молли вихрем взлетела на крыльцо и рывком открыла дверь. – Он пришел! Я же говорила!
Ландон замер на пороге. Внезапно осознал, как выглядит: пижамные брюки и изрядно траченный молью свитер.
– Знаешь, Молли, я, пожалуй, схожу домой и…
Из кухни вышла женщина. Намного моложе, чем он предполагал. Белая блузка, небрежно завязанный на бедрах фартук. Каштановые волосы заплетены в толстую, рыхлую косу. Полновата, но формы великолепные, почти античные.
Ландон невольно покраснел.
– Извини… извините, – он даже начал заикаться, – извините за вторжение.
– Да что вы! Это я должна извиниться. Насколько я знаю свою дочь, именно она вторглась к вам, а не вы к нам. Молли не терпелось с вами познакомиться часов с шести утра. Даже раньше – со вчерашнего вечера, как только увидела ваш “вольво”. Ее уже было не остановить… – И запнулась, заметив неортодоксальное, мягко говоря, облачение собеседника. – Ой! Она же вас из постели вытащила!