Глава VII. Неожиданность
– Двадцать четвертого декабря 1904 года, при попытке прорыва через полицейские ограждения на Дворцовой площади, группа из шестидесяти человек была остановлена ружейным залпом. После этого, толпа, потеряв двенадцать человек, рассеялась и покинула Дворцовую площадь. Среди убитых оказались: Василий Чалыгин – командир боевой группы противозаконной партии «Борцы за Свободу», Александр Никоненко – его помощник, и еще шестеро бойцов этой партии. Всего в списках «Борцов за Свободу» числилось одиннадцать человек. Восемь, было убито, как я вам уже и сказал. Двоих, наши агенты вычислили в январе 1905 года, а один, идейный вдохновитель, так сказать, мыслитель Алексей Алексеевич Трымский, к сожалению, скрылся за границей, где он сейчас, никто не знает, – медленно, но четко, читал официальный полицейский картотечный документ, Александр Петрович Зурабов, высокий сутулый человек, лет пятидесяти, сидящему в его просторном кабинете, напротив него Тарасу Гапоновичу Затрищенко, который прямо с вокзала поспешил навестить старого друга.
Сразу после прибытия в столицу России, ТГЗ поспешил к старому приятелю, который, как он и думал, обрадовался его появлению. И вот сейчас, жадно отхлебывая чай из блюдца, который Александр Петрович сразу же распорядился организовать, Затрищенко улыбался, тихо смеясь в усы.
– Значит, Алексей Трымскй, – с явным удовлетворением повторил вслух, сыщик.
– Что? – не понял пристав.
– Да так, ничего, – сказал Затрищенко, быстро став серьезным. – Скажи, старый друг, а что стало с ЦК партии?
От этих слов лицо Зурабова стало вдруг выразительнее и оживленнее.
– О, это особая история, – гордо сказал пристав, потирая руки. – Все ЦК, ну, почти все, было поймано агентами жандармерии в Париже, и привезено оттуда сюда, в нашу столицу.
Вытащив из большого, покрытого толстым слоем пыли пакета, с надписью «Списки ЦК революционных партий за 1903—1906 года», очередной картотечный листок, Зурабов зачитал вслух его содержание:
«15 ноября 1905 года, обвиняемые в тяжком преступлении против устоев российской государственности, ранее известные, как Центральный Комитет партии „Борцы за Свободу“, казнены через повешенье».
– И что, никого не осталось? – растерянно спросил ТГЗ у пристава.
– Ну, почему, никого, остался один субъект, – неторопливо, словно нехотя, говорил Зурабов, спрятав зачитанный документ, в пакет, и достав оттуда другой. – Еще в Париже, от рук жандармов ушел один единственный член ЦК партии, некто Кузумов, имя, не помню, но у меня осталась его фотокарточка.
С этими словами он достал из пакета небольшое фото и протянул Тарасу Гапоновичу. Тот с нетерпением выхватил ее из рук пристава. На фотокарточке был изображен брюнет, щуплого телосложения, с небольшой бородкой. Снимок сделан в полный рост. На нем Кузумов в элегантном, темном костюме, запечатлен на фоне Эйфелевой башни.
«Вот она, моя тонкая серебряная ниточка!»: радовался мысленно господин ТГЗ. Дальше терять времени нельзя. Впереди еще оставался долгий путь. Посидев для приличия у своего друга еще несколько минут, Тарас Гапонович вежливо откланялся.
* * *
«Гранд-отель Европа»
День подходил к концу, а клиентов сегодня почти не было. Обычно это огромное здание, в котором останавливались такие великие люди, как Петр Ильич Чайковский, Тургенев, и другие, не пустовало совсем. Редко бывали дни, когда в «Европе» оставалось хотя бы несколько свободных номеров, их обычно заказывали заранее. Но сегодня номера этого заведения пустовали почти на треть.
Портье, уже давно не молодой человек, можно сказать, ветеран службы в отеле, облаченный в ярко красную форму этого легендарного заведения, уныло стоял на своем рабочем месте, ожидая все не приходящих клиентов. Как назло, где-то за окнами, на улице, прогремело и сверкнуло, и через несколько мгновений, из темно-серых небес, пролился обычный, занудливый питерский дождь.
Вздохнув, он тихо выругавшись на погоду, испортившую и без того скверное настроение, отхлебнул из чашки, стоящей рядом с ним на стойке, горячего чаю. И облегченно вздохнул, на лице у него расплылась блаженная улыбка. Вдруг, со стороны входа, раздался звонок колокольчика, закрепленного на входной двери. Этот приятный сердцу старого служаки звук, извещал о том, что швейцар, стоящий у входа с внутренней стороны, учтиво впустил кого-то. «Хорошо, клиент!»: радостно подумал он.
И правда, как будто в подтверждение его мыслей, внутренняя входная дверь распахнулась, и в холл вошел высокий представительный мужчина, средних лет, со странной, обритой, головой. Сложив зонт и отряхнувшись, представительный господин направился прямо к нему.
Приблизившись вплотную к стойке, господин вежливо поприветствовал его, и вдруг, достал из кармана красную банкноту, отчего у портье сразу быстро забилось сердце. «Это не клиент, это должно быть, опять филер, хотя откуда у них такие деньги?»: лихорадочно проносились в голове у портье подобные мысли и чувства.
– Что вам угодно? – дрожащим голосом спросил старый ветеран отеля, не отрывая взгляда от красненькой бумажки.
Господин, тем временем продолжал мять в руках банкноту, наклонившись к служащему отеля, он тихо, в полголоса, спросил:
– Милейший, расскажите-ка мне про вот этого человека, – сказал он, достав из внутреннего кармана пиджака небольшую фотокарточку, и протянув ее портье.
Милейший взял фотокарточку, и тот час быстро протянул ее обратно, непонятному господину. Пот выступил на лбу старика: « Зачем ему он?».
– Вы его знали? – требовательно спросил стриженный на казацкий манер человек, глядя старику прямо в глаза.
– Да, он работал у нас официантом, пока, не сбежал по непонятной причине…, – нехотя отводя глаза в сторону от собеседника, ответил портье.
– Скажите, милейший, а вы не знаете, где он может быть? – тихо спросил господин, продолжая демонстративно теребить купюру.
– Ходят слухи, что этот господин – преступник, поэтому и убежал, – начал объяснять он. – Еще поговаривали о том, что он за границу удрал, в Сингапур…
Услышав название страны – Сингапур, наглый господин вдруг резко отпрянул от него, как от горящего факела. Больше он ни о чем не спрашивал, а вдруг начал что-то бормотать на непонятном языке и ходить из стороны в сторону, чем очень озадачил, и даже немножко испугал старика. « Психический!»: с ужасом подумалось старику.
А «психический», тем временем, резко развернулся, и рывком направился к выходу. Когда ветеран опомнился, странного господина уже след простыл, а что самое страшное – вместе с ним исчезли и деньги, которые он, так нарочито демонстрировал…
– Какой ужасный день, – обидчиво пролепетал старик, угрюмо опустившийся на стоящее позади него кресло.
* * *
Прибыв в меблированные номера отставного коллежского асессора Панутко, что были по Петровскому проспекту, где киевский частный сыщик снял квартиру, он первым делом стал собирать свои вещи. Хозяину заплатил за проживание и объявил, что съезжает. Собрав весь свой нехитрый багаж, занявший один чемодан, Тарас Гапонович остановился перед большим зеркалом и внимательно на себя посмотрел. Понурое лицо, с едва заметными синяками под глазами, возникшими от его хронического недосыпа и усталости от постоянного решения огромной кучи накопившихся дел.
Надо срочно перевоплощаться! Ехать за границу, по следам проклятого «Союза бородатых», с таким староукраинским внешним видом, просто нелепо. Посмотрев в зеркало, стараясь запомнить себя таким, отставной антрополог достал из внутреннего кармана своего пиджака длинную раскладную бритву. Смочив свой классический казацкий чуб и усы мыльным раствором, он хладнокровно сбрил их, словно их никогда и не было.