Витарр знает – это лишь сказки, ведь каждому ведомо, что боги давно покинули их.
– Идем, – говорит он, все же сжав руку сестры в своей ладони.
Идти приходится медленно. Девочка не может шагать достаточно быстро, чтобы поспевать за ним, и еще больше злится Витарр. Хватается Ренэйст за руку его, как за веревку, спотыкаясь и увязая в снегу, и не скоро удается им добраться до места, что так влечет к себе Витарра. Может, не так хорош он в воинском ремесле, как старший брат, но тяга к знаниям в нем столь велика, что легко затмевает это.
Озеро покрыто льдом, и поверхность его выглядит, как самое настоящее зеркало. Говорят, что именно через эти воды наблюдает Вар за людьми, давшими обет. Одним из святейших мест является озеро у их народа. Во время заключения брачного союза омывают лица и руки будущим супругам этой водой, выпивают ее во время заключения мира или важного договора.
Приходить маленьким детям к его берегам в зените ночи – величайшая глупость.
Впервые своими глазами видит Витарр озеро, и приковывает оно к себе его взгляд, очаровывает. Зрелище это останется в памяти Ренэйст прекрасным и болезненным воспоминанием, и она не забудет его даже тогда, когда станет взрослой женщиной. Сжимает девочка в ладони пальцы брата, пока ведет он ее к самой кромке воды, шагает послушно, вглядываясь в сверкающую поверхность. От зрелища этого холод проходится по костям, лижет, как покорный пес, и Рена сильнее жмется к боку Витарра.
– Когда мы пойдем домой?
Молчит Витарр, безучастно смотрит на поверхность озера. Всхлипывает она, испуганно оглядываясь по сторонам, ищет взглядом старшего брата. Кажется ей, словно кружат вокруг мрачные тени, сходятся кольцом, и нет никого, кто мог бы их защитить. Хочется заплакать, страх душит когтистыми лапами, и в тот миг, когда всхлип готов сорваться с искусанных губ, Витарр поворачивает голову и спрашивает тихо:
– Сможешь ступить на лед?
Говорит в нем мальчишеская жажда показать себя, глупая храбрость и что-то темное. Ведомо детям Луны, как опасно ступать на лед, даже взрослые воины обходят его стороной, что уж говорить о маленькой девочке? Качает Ренэйст головой, да с такой силой, что хлещут по щекам светлые пряди волос. Отступает назад, тянет Витарра за собой, но тот вырывает руку из ее хватки, воскликнув:
– Трусиха! Тоже мне, воин!
Поправив свою шубу, оглядывается он по сторонам, словно проверяет, не следят ли за ним, затаившись среди стволов мертвых деревьев. Вдыхает морозный воздух, закрывает глаза и делает первый шаг. Лед трещит, но не ломается, и, воодушевленный успехом, продолжает он свой путь. Мечется на берегу сестра, просит вернуться назад, но Витарр не смотрит на нее, не желает слышать. Зеркальная поверхность под ногами приковывает его внимание, словно околдованный, шагает Витарр вперед, оказываясь в самом центре покрытого льдом озера.
Покидает его очарование, навеянное блеском лунного света, словно ото сна просыпается. Страх липкими руками обхватывает сердце, стоит первой трещине скользнуть по льду стремительно, словно стрела. Расходятся они причудливым кружевом, разносятся мелодией костного хруста, и ловушка захлопывается, оставаясь горьким привкусом на его языке.
Глупость совершил он, самой смерти руку протянул, и сквозь зеркало гневно смотрят на него пустые глазницы мертвой богини. Дал слово не покидать сестру, быть подле нее, перед самым святилищем произнес он свой обет, а теперь нарушает его.
Он поклялся не отходить от нее ни на шаг, а сам бросил на берегу.
Стоит в самом центре озера, медленно поднимает взгляд и оборачивается, не дыша. Смотрит Витарр на испуганную свою сестру, что мечется трусливым зайцем у самого берега, и проводит языком по сухим губам. Не дадут ему уйти, остановят, поэтому иначе следует действовать.
– Рен, иди ко мне, – шепчет он, и имя сестры сильнее разбивает лед под ногами. Судорожно выдыхает, смотрит на то, как трещины касаются самых дальних сторон Зеркала, и вскидывает взгляд на девочку, стоящую на берегу. – Рена, пожалуйста!..
Ренэйст всхлипывает, качает головой и делает шаг назад, едва ли не падая в снег. Задерживает Витарр дыхание, наблюдая за ней, и опускает взгляд вниз, где под ногами крошится лед. Вар карает его за то, что не сдержал клятву, данную брату, и за это ожидает расплата, жестокая и холодная, если немедленно не вернется к сестре. Но Ренэйст далеко, а лед коварно тонок; ему не спастись. Видит, как качает дыхание Рен пряди, похожие на лунный свет, что падает ей на лицо, и проклинает Хэльварда за то, что вынудил поклясться.
Покрывает паутина трещин все озеро, и понимает Витарр, что нет у него иного выбора. Молит богов о своем спасении, бежит вперед, но боги детей Луны жестоки и прощают не все.
И пары шагов не успевает он сделать, когда рушится коварный покров. Разрывает тишину спящего леса детский крик, когда лед расходится под ногами сына конунга, и тяжелые осколки смыкаются над его головой.
В ужасе оглядывается Ренэйст по сторонам, давится слезами. Никак не может спасти брата, попавшего в ледяную ловушку, мечется на берегу, крича и плача. Никогда не звала она до этой минуты богов, чтобы те обратили на нее свой взор, не молила о помощи, оттого и не знает – они не услышат. Уши их полнятся кровью, древней и черной, рты зашиты красными нитками, а пустые глазницы глядят в темноту, куда им всем проложена дорога.
Срывается с губ ее испуганный вскрик, стоит чему-то тяжелому глухо упасть в снег подле самых ног, и не сразу признает она в этом предмете лук старшего брата. Хэльвард прыгает по особо большим льдинам с ловкостью оленя, роняет стрелы из колчана, а Ренэйст стоит на берегу, с трудом удерживая в руках его лук, который подняла из снега. Замирает Хэль на мгновение, добравшись до середины озера, стараясь сохранить равновесие, смотрит в темную его пучину – а затем прыгает, исчезая в ледяной воде.
Погружается лес в тишину, засыпает вновь, и покой его нарушают лишь всхлипы маленькой девочки. Прижимается она к древку лука мокрой щекой, не сводит затуманенного взгляда с поверхности озера, плача по двум своим братьям. Как могли они оставить ее одну? Как вернется она домой? И, главное, что же скажет Ренэйст отцу, когда захочет конунг узнать, где же его сыновья?
Не может она вернуться, ведь просил Хэльвард не рассказывать, что ходили они в лес, а другого ответа у нее для отца нет.
Кажется ей, что проходит вечность до той поры, когда доносится из чащи свист и ржание коней. Слышит она топот копыт, людские крики, и вскидывает Ренэйст голову, смотря на приближающихся к ней всадников. Как узнали они, куда держали путь беглецы? Будь она старше, то непременно бы задала отцу этот вопрос, но сейчас не имеет это никакого значения.
Ганнар Покоритель спешивается, и Ренэйст, прижимая лук к себе, бежит к отцу. Преклоняет мужчина колено, заключая ребенка в объятия, и, подхватив свое дитя на руки, целует ее в висок. Заходится Ренэйст еще более горьким плачем, жмется к отцу, пока сжимает он девочку в медвежьих своих объятиях.
– Хвала Глин, ты цела. Но где мальчики, Рена? – спрашивает он встревоженно, вглядываясь в лицо дочери единственным своим глазом. – Где твои братья?
Сердце конунга покрывается льдом, стоит Ренэйст указать на озеро. Покачивается сломанный лед на его поверхности, и больше не нужно слов. Вручает он дочь одному из своих спутников, вбегает в ледяные воды озера по щиколотку, вглядывается в его поверхность – но ничего не видит. Ни следа на огромных осколках льда; лишь темные линии разбросанных стрел.
– ХЭЛЬВАРД! – зовет он, сложив ладони ковшом у своих губ. – ВИТАРР!
Никто не отвечает ему. Все так же тих лес, лишь голоса луннорожденных, что прибыли сюда с ним, вторят ему, называют имена его сыновей, нарушают звенящую тишину.