– Н-да… Интересный сигнал… – Голубцов прошелся по кабинету и посмотрел в окно на июньское небо пронзительной голубизны. – Ну, насчет угрожаемого периода, автор хватил лишку. Видимо, не читал заявление ТАСС. Насчет злонамеренного вредительства я бы тоже не согласился. У нас тут целая бригада ПВО стоит.
А вот по поводу поэтапного отстрела упражнений на полигоне, может быть, он и прав. Беда в том, что полигон в Крупках один на весь округ. Все торопятся закрыть планы БэПэ (боевой подготовки). А зенитная стрельба дело дорогое – там авиацию привлекать надо, самолеты тащат воздушные мишени на буксире… Вот начали с приграничных войск, а войск у нас тут хватает, ну, и затянулась учеба.
– Так те, которые уже отстрелялись, могли бы и вернуться, чего их там держать?
– Разберусь, Саввич, разберусь. Наведем порядок. А за сигнал спасибо. Сам видишь, руки до всего не доходят. Тут и танки, и самолеты, и кони, и все есть хотят, кому овес подавай, кому соляр, кому бензин…
Голубцов снял телефонную трубку и попросил соединить с начальником зенитного полигона. Бельченко прислушивался к разговору, благо мембрана громко воспроизводила далекий голос:
– Только сегодня отработку начали, – оправдывались на том конце провода. – Все дни погода нелетная была. Вот затор и вышел.
Бельченко кивнул головой. Все было понятно. Голубцов проводил его шуткой:
– Молодцы у нас зенитчики – сами не летают и другим не дают.
– Сами не стреляют и другим не дают, – невесело откликнулся Бельченко.
* * *
Однажды, выгуливая в парке Бутона, Голубцов встретил садовника, который отсекал у деревьев сухие ветки. В руках у него был артиллерийский тесак дореволюционного образца, а на груди серебрился Георгиевский крест.
– За что «Георгий», отец? – спросил Голубцов.
– За дело под Лыком.
– Всяко лыко в строку!.. Что за дело?
– На бомбежку летали.
– Летчик, что ли?
– Никак нет. Старший унтер-офицер Третьей воздухоплавательной роты Романов. Про «Астру» слышали?
– Цветы астра знаю.
Садовник усмехнулся.
– «Астра» – это наш дирижабль был. И командовал поручик Голубов. А всего у нас в экипаже шесть человек и все добровольцы… Во-он крышу черную видите? – Показал старик тесаком вдаль. – Это наш эллинг был. Там свою «астрочку» держали…
Голубцов достал портсигар, садовник неловко ухватил мозолистыми пальцами папироску, закурили на парковой скамейке.
– И много у вас таких дирижаблей было?
– Много не скажу. Но воздухоплавательные роты были и здесь, в Белостоке, и в Бресте, и в Лиде, и в Гродно, и в Ковно… Сейчас вспоминаешь, диву даешься – лихие же мы ребята были! На воздушной колбасе на немца летать! Огромная такая дура, газом накаченная, аж на два километра поднималась. Два мотора у нас было, но слабенькие, едва против ветра выгребали и то не шибко сильного. При хорошей погоде до шестидесяти километров ходили. А отсюда до Лыка за три часа долетали при попутном ветре-то.
– И что вы там, в Лыке, делали?
– Да что ж там делать-то, как не бомбить? Там станция большая, немецкие эшелоны стояли. Вот мы по ним и врезали. Как раз этой вот рукой, – потряс садовник десницей, – сам бомбы сбрасывал. По пуду штука. А всего двадцать бомб несли. Вот за это дело и Георгия дали.
– Сам в германскую воевал, а про такое не слышал.
– Летали… И немцы нас с «цепеллинов» бомбили, и мы их… Слыхал, в Лыке опять немцы стоят, войной грозятся. Так что, если надо – зовите. Слетаем по старой памяти. Воздушную тропку проложили туда.
– Позовем! – улыбнулся командарм. – Обязательно позовем!
Пожал старику руку и вернулся к делам.
СПРАВКА ИСТОРИКА
«21 мая 1915 года дирижабль „Астра“ вывели из белостокского эллинга около 21 час. Облачность средняя, ветер северо-западный, 2–3 метра в секунду. Команда заняла свои места по расписанию, и дирижабль, отделившись от земли, взял курс правее Осовца на линию озер, имея на борту 21 пудовую бомбу и пулеметы для обороны. К 24 часам набрали высоту 700 метров, а на подходе к Лыку имели уже 1200 метров. С этой высоты и были сброшены на железнодорожную станцию бомбы, сначала для пристрелки, а потом все остальные. Освободившись от груза, дирижабль подскочил до 1600 метров, и в это время по нему открыли огонь зенитные орудия. Несколько снарядов разорвались в опасной близости от корабля, и после приземления в его носовой части были обнаружены несколько пробоин. Пользуясь темнотой и попутным ветром, „Астра“ быстро вышла из зоны обстрела и в 5.30 благополучно возвратилась в Белосток».
Глава седьмая. Свадьба старшины
Не поехал Миша Бараш со своим прежним начальником в Харьков. Хотя и привык к своему генералу, да и тот жаловал его от души. Причина тому была проста – Лана, статная златовласая хозяйка военторговской столовой; она вдруг ответила на ухаживания бравого старшины, и они стали жить вместе в ее собственном доме на Зеленой Взгуже. Оба ровесники – по тридцать лет каждому, оба бездетны, оба заняты одним делом – кормлением военных людей. «Война войной, а обед по распорядку», и этот распорядок никогда не нарушался, благодаря доброму содружеству старшины Михаила Бараша, командира хозвзвода при батальоне охраны штаба армии, и Ланиты Полубинской, заведующей столовой для высшего начсостава. Ланита, пышущая здоровьем деваха из окрестного белорусского села, прилежная и старательная, покорила Бараша и своими лепными формами, и незлобливым веселым нравом, и кулинарным мастерством, и прекрасным голосом. Природа очертила рельефы ее тела по самым сокровенным лекалам. Свою крутую грудь Лана обуздывала с помощью тесного, явно старинного корсета, и это безумно нравилось Барашу. Да, впрочем, не только ему одному. Сам начмед – моложавый бригврач Гришин, тоже заглядывался на белостокскую пригожуню и лично проверял санитарное состояние столовой намного чаще, чем положено.
Гришин вообще смотрел на всех хорошеньких женщин с радостным изумлением и даже с некоторым беспокойством, с каким султан разглядывает незнакомку, сбежавшую из его гарема. Несколько раз его разбирали на партсобрании «за неумеренное пристрастие к женскому полу», даже понизили однажды в звании – из бригврачей стал просто военврачом 1-го ранга, но всякий раз его спасало редкостное хирургическое искусство, с которым он проводил весьма сложные операции. В Минске коллеги не решались, а он решался, и все у него получалось, за что и ценило его строгое целомудренное начальство.
Однако Лана предпочла ветренного эскулапа «провиантмейстеру», как в шутку называл себя Бараш, и дала согласие стать его женой. Теперь надо было готовиться к свадьбе, составлять список гостей и продуктов, обдумывать меню. Тут уж Лане не было равных: драники с семгой, колдуны, рулеты… И венец стола – жареный поросенок. Над яствами трудился весь небольшой, но дружный коллектив поварих, подружек невесты.
В гости были приглашены сам командарм, начальник штаба Ляпин, сводный брат Ланы Стефан Полубинский, он же свидетель со стороны невесты, командир батальона охраны штаба – свидетель со стороны жениха, начальник продовольственной службы армии, и даже начмед Гришин. Столь серьезный состав гостей говорил о том, что Бараш был не совсем обычный старшина. Во-первых, он прекрасно знал коптильное дело и замечательно коптил самодельные белорусские колбасы, а также рыбу, которую добывал сам на Нареве. Во-вторых, он организовывал всегда удачные рыбалки. В-третьих, был настоящим охотником и привозил из Беловежской Пущи дичь к генеральскому столу. Голубцов же обожал всевозможные копчености. Начальник штаба был завзятый рыбак, а начмед Гришин несколько раз ездил с Барашом на охоту и возвращался в полном восторге от девственной природы, от охотничьего фарта старшины, от его умения всюду заводить полезные знакомства и варить суп из топора. А так же из бобра, глухаря, перепелок…