Алексей только раскрыл рот чтобы ответить, как ночная тишина разорвалась в клочья.
«Бабах!» – словно раскат грома звонко хлестанул ружейный выстрел, распугивая ночных обитателей тайги. Он словно прослужил сигналом: со всех сторон донеслись дикие крики, визги, через несколько суматошных ударов сердца какофония дополнилась беспорядочной трескотней ружейной пальбы караула и костровых.
Заметавшаяся вдоль рогаток световое пятно прожектора выхватывало из ночной тьмы десятки теней, с луками, пращами и короткими копьями в руках, со всех сторон в лагерь летели стрелы, увесистые камни и копья. Часть индейцев, лихорадочно работая ножами пыталась растащить колья, чтобы ворваться в лагерь. Затянутое тучами небо темно и дальше все тонуло во враждебном мраке.
Замешательство длилось лишь миг, Алексей метнул тяжелый автомат из-за спины в руки, одновременно гаркая:
– Барабанщик, боевая тревога!
Снимая с предохранителя, стремительно рухнул на колено. Больно ударился коленкой, плевать, не до этого! Вскинул автомат, одновременно выискивая цель. Мельком, но страшно ясно, так что запомнилось на всю жизнь, увидел: за рогатками индеец в маске сивуча раз за разом вскидывал лук, стрелы уносились по параболе внутрь лагеря.
«Бах!» – расцвел на конце «калашникова» ярко-желтый смертоносный цветок. Пуля ударила в живот индейца. Согнулся, словно его ударило твердое лошадиное копыто, пошатнувшись, рухнул плашмя на землю. Против огнестрела двадцать первого века деревянные доспехи слабоваты…
Алексей злобно оскалился и оглянулся. Вокруг сущая преисподняя, ночное нападение страшно даже кадровому подразделению, а в поход выступили ополченцы, у многих нет воинского опыта. Спасала то, что не менее половины: видевшие Крым и рым казаки – ветераны пекинского похода. Слышны тяжелые шаги бегущих людей. В неверном свете факелов мечутся с криками люди, командуют десятники, часть ополченцев стреляет в окружающую лагерь тьму и высвеченных прожектором индейцев. Увесистый камень со свистом влетел в грудь кострового, того, что постарше и понаглее. Ополченец рухнул, заворочался, пытаясь подняться, на земле.
«Мое дело командовать, а не стрелять.» Глаза еще совсем молодого парня, отправленного главным в такой важный поход, нетерпеливо блеснули. «На турецкую и шведскую войну не успел, но пришлось повоевать с пиратами. Зато учили его военному делу хорошо, и он был полон решимости показать все, на что он способен».
– Мать вашу, где барабанщик? – закричал не своим голосом. Это помогло. Сквозь неразбериху лагеря пробился казачонок Максимка, на черном словно гуталин лице горят азартом круглые, темные глаза, руки твердо сжимают деревянные палочки, на боку белеет натянутой кожей верный друг барабан. Маленького негритенка три года тому назад отбили у пиратов мастерградцы. Мальчишка прижился у русских поселенцев Дальнего Востока и, вместе с ними отправился осваивать далекую Америку, став чем-то вроде сына полка. Алексей никогда не понимал почему мастерградцы старшего возраста прозвали негритенка Максимкой и, называя его так, каждый раз смеялись и подшучивали над мальчишкой. (попаданцы вспоминали героя «Морских рассказов» Константина Станюковича – негритенка, прозванного русскими матросами Максимкой).
– Я здесь!
– Сигнал все ко мне!
– Есть!
Замелькали палочки, тревожно зарокотал барабан: Трам-тарарам, трам-тарарам, – понеслось по лагерю, перекрывая крики индейцев и грохот частой ружейной пальбы.
«Где же артиллеристы?» Он обернулся к окраинам лагеря, где стояли орудия. «Ну же, ироды!»
«Бабах!» – длинный язык пламени протянулся к рогаткам, на миг высветив орудия и суетящихся вокруг них артиллеристов, тяжело рвануло по ушам. Свирепо прошипела картечь. И тут же сразу снова: «Бабах!» Не успело эхо затихнуть, как множество одетых в деревянные доспехи фигур рухнуло на землю.
«Молодцы!», он торопливо оглянулся, на зов барабана примчались не меньше трех десятков ополченцев. Лица озверевшие, в руках крепко зажато оружие.
– Огонь по готовности! Огонь!
«Бах!», «Бах!» «Бах!» – в ответ нестройно зачастили штуцера, «Бабах!» – грозно рявкнули, выплевывая картечь и вновь собирая щедрый урожай раненых и убитых колошей, пушки.
Надрывая душу, трещал барабан. Заглушая все прочие шумы, взревела толпа где-то за спиной штурмующих. Кто это? Точно, союзники-алеуты!
– Прекратить стрельбу.
Нападение союзников русских стало для колошей сигналом к отступлению. Исчезли они так же внезапно, как и появились.
До восхода солнца лагерь так и не заснул, разбирались в ущербе, нанесенном коварным противником. К счастью каменные и костяные острия копий и стрел индейцев не смогли пробить стальные кольчуги русских, пятеро человек получили незначительные порезы и ушибы, не повлиявшие на их боеспособность и, одному ополченцу прилетело булыжником по голове. Так что отделались легко.
Утром погода испортилась, солнце нехотя вернулось на хмурое небо – индейское лето закончилось. Обследовавшие окрестности ополченцы нашли почти четыре десятка трупов, большая часть погибла от картечи. Там русских ждало первое потрясение. Судя по следам от ударов копьями на телах, тяжелораненых индейцев добили собственные соплеменники. Мужики торопливо крестились. Нехристи, что с них взять. Если так со своими поступают, так что сделают, попадись им в плен русский? Жуть.
После торопливо завтрака собрали лагерь. До селения колошей осталось совсем немного: должны были дойти к обеду. Отправив вперед и по бокам колонны разведчиков-алеутов, осторожно двинулись дальше по петляющей между стволами деревьев узкой охотничьей тропе. Изредка дорожка приближалась к реке, тогда между стволов деревьев виднелась неспешно текущая к морю потемневшая, осенняя вода. Как и вчера, Алексей шел посредине колонны, сразу за нагруженными орудиями лошадьми, изредка он с опаской поглядывал на небо. Хмурые деревья, мимо которых шел отряд, провожали недобрыми взглядами, словно вторя недобрым мыслям Алексея. Перед походом пришла радиограмма из Владивостока, его Милю госпитализировали в больницу, беременность проходила с осложнением. Сержант протяжно вздохнул, и вытащив из кармана сигарету, на ходу прикурил.
Ближе к обеду прилетел ветер с севера: он срывал с нахохлившихся деревьев осенние желтые листья, тянул с запада потемневшие тучи, потянуло холодом. Река, взлохмаченная ветром, кидала на берега частые волны. «Лишь бы не дождь. Мне с автоматом без разницы, а ополченцам может намочить порох…»
Все произошло, когда до цели похода оставалось не больше километра. Лес внезапно закончился и отряд выбрался на галечный берег реки. В полукилометре на запад, там, где река образовывала излучину и селение с трех сторон было защищено естественной преградой, виднелись деревянные стены с торчащими над ними длинными двускатными крышами нескольких домов. Над одним – в потемневшее небо вился жидкий дымок. Из открытых ворот выливались отряды воинов с боевой окраской на лицах. В руках длинные щиты, тела прикрывали деревянные кирасы. Колоши решились на генеральное сражение.
– Стой, – крикнул, поднимая руку в перчатке с обрезанными пальцами Алексей, – стройся в две шеренги на опушке, собрать орудия! – он оглянулся, – Максимка!
Казаченок, словно чертик из шкатулки, выбрался из-за спин ополченцев, черное, блестящее от пота лицо деланно-спокойное, ждет приказов старшого.
– Играй тревогу!
Молниями замелькали деревянные палочки в руках парнишки, звонко, перебивая вой усилившегося ветра в деревьях затрещал барабан. Вперед выскочили десятники, на ходу опуская со шлемов стальные личины (личина – часть шлема в виде металлической маски), превращавшие их в подобие робокопа. Оставшийся с времен до переноса фильм с таким названием Алексей видел в клубе. Он не понравился, но неожиданно запомнился. Пронзительные и грозные команды, сопровождаемые отеческими подзатыльниками, эхом пронеслись над опушкой. Через десяток наполненных суетой ударов сердца недлинный, но плотный двухшереножный строй, ощетинившись гранеными штыками, застыл между кустов опушки, первый ряд на колене. В центре артиллеристы, сгрузив на землю части орудий, лихорадочно собирали их. Союзники-алеуты остались в лесу, прикрывать фланги. На офицерском факультете мастерградской Академии собрались лучшие тактики города. Еще в прошлом, 1705 году состоялась штабная игра с моделированием полевого боя с индейцами. По ее итогам «академики» в погонах сошлись на единодушной рекомендации поселенцам в Америке: сражаться от обороны и в полевых укреплениях, а при встречном бое применять двухшереножный строй стрелков. Он позволял использовать преимущества дальнобойного огнестрельного оружия и в то же время стоя с изготовленным к рукопашному бою оружием встречать прорвавшихся врагов.