Через три дня русский отряд высадился с катеров на каменистый, покрытый серой, гладко окатанной вечно бившими в материк волнами галькой, пляж. Глубина была недостаточной и к берегу пришлось идти на шлюпках. Остро и свежо пахло гниющими водорослями и йодом, вечный шум моря перебивали возгласы ополченцев и недоуменные крики чаек, никогда не видавших таких визитеров. Два дня в море бушевал шторм и лишь утром он угомонился, но небо оставалось хмурым, громады серых, осенних туч стремительно неслись куда-то на запад, вглубь материка. На следующий день к русским присоединились союзные алеуты: почти триста воинов с Кадьяка и прилегающих к нему островов, уже оценившие выгодность соседства русских. Это и железные орудия и, ткани владивостокской выделки. К тому же давние распри и обиды давали достаточно поводов алеутам чтобы присоединиться к походу против старинного врага.
После соединения с алеутами отряд направился к ближайшему селению одного из куанов (части племени) колошей: ситка. По узкой, усыпанной желто-зеленой хвоей лесной тропе, петляющей параллельно впадавшей в океан неширокой, что называется воробью по колено, речушке, торопливо двигался караван русского отряда. Вокруг было не то великолепие, которое гениально описал Фенимор Купер: обширные девственные плодородные земли запада Северной Америки, покрытые дремучими лесами: таинственными и дикими, северная природа Аляски гораздо скромнее, но она потрясала. По голубому, совсем не осеннему небу, ветер гнал белоснежные тучи, цепляющиеся за сверкающие в солнечных лучах льды на вершинах гор в глубине континента, размахивал покрытыми яркими: красными, желтыми листьями ветками деревьев. Над отрядом словно привязанный, словно крылатый разведчик индейцев кружил коршун. Военные отряды, передвигающиеся по своим делам не редкость для этих мест, вот только такого, с огнестрельным оружием и тактикой на тысячелетия опередившей аборигенов, никто здесь не видел. Алексей шагал где-то посредине длинной колонны ополченцев. Позади следовали отряды алеутов. Ноздри щекотал пряный запах перепревшей хвои и воды. Шли молча, берегли дыхание. Каждый кроме личного оружия и кольчуги нагружен тяжелым вещмешком с припасами: вес, не один десяток килограммов. Вот когда Алексей с благодарностью вспомнил сержанта Чернова из учебки, заставлявшего новобранцев ежедневно бегать кроссы. Закалка помогла, в отличие от большинства ополченцев, в «обычной» жизни рыбаков, охотников на морского зверя и огородников, он двигался все так же легко, как и вначале марша. Тем более не уставали скрытно передвигавшиеся впереди разведчики-алеуты. Колоши были мастерами лесной войны, внезапное нападение на ничего не подозревающего противника было их любимым военным приемом. Несмотря на то, что с дисциплиной у них было откровенно плохо, но неплохое по местным меркам защитное снаряжение: толстые деревянные кирасы и прочные шлемы и, самое главное, свирепость в бою, делало их страшными противниками. Так что двигались настороже, в готовности в любую минуту к внезапному бою.
Надвигался вечер, а до селения колошей по словам проводника-алеута еще километров пять. Поднявшись на гребень холма, чуть более высокого, чем другие, Алексей постоял с минуту, разглядывая местность впереди. Пожалуй, все три важнейших ресурса для развертывания лагеря – вода, топливо, корм для тащивших разобранные орудия лошадей в наличии. Подходящее место для ночевки. Две группы алеутов-разведчиков выдвинулись обследовать окрестности, а русские бойцы занялись обустройством лагеря. Гулко и торопливо застучали топоры, выстругивая колья для рогаток, вкусный запах дыма и готовящейся каши поплыл над холмом.
Долгая дорога неплохо способствовала разжиганию аппетита. Алексей совместно с двумя другими мастерградцами активно черпал деревянной ложкой из котелка сваренный с мясом жидкий кулеш, когда к их костру подошел вождь союзников-алеутов с переводчиком.
Вождь Анотклош давно миновал пору юности, разрисованное боевой раскраской морщинистое лицо бесстрастно, словно у идола. Несмотря на возраст, плечи все так же широки, в движениях могучего тела не видно ни единого следа усталости.
– Присаживайся, вождь! – вежливо произнес Алексей и показал рукой место рядом с собой, – ужинать будешь?
– Я приветствую белого вождя, – величественно, словно на королевском приеме, произнес индеец. Не став церемониться, достал откуда-то из глубин одежды уселся у потрескивающего рдеющими в наступивших сумерках угольками костра, – за угощением и разговор пойдет веселее.
Ужинали в молчании, только когда котелок показал дно, вождь произнес бесстрастно:
– Колоши знают о нас, они собрали силы со всех окрестных селений и нас поджидают не меньше шестисот-семисот воинов. Это большая сила… – алеут внимательно посмотрел на собеседника, – Они страшный противник и свирепы в бою. Нужно быть настороже чтобы не дать себя обмануть.
– Ну что же, – философски произнес Алексей, – чем больше их будет, тем сильнее мы их ослабим.
Вечер был прохладный, от леса несло терпким запахом хвои. Когда закат отпламенел и люди поужинали, русский лагерь, оставив на охрану усиленные посты, уснул. Алексею не спалось. Шутка ли он командует походом. Перестав ворочаться на накрытых шкурой мягких еловых ветках, он поднялся, поплотнее запахнул бушлат и закинул автомат за спину. Ночь окутала землю, тьму нарушали лишь огоньки костров, да световое пятно от прожектора лениво скользило по окружавшим место ночевки сцепленным между собой рогаткам, потом дальше. Ветер гнул, качал ветки окружавших холм хмурых деревьев, отчего казалось, что там прячется некто, не спускающий с русского бивуака недоброго взгляда. Изредка покрикивали одинокие ночные птицы, над головами беззвучно проносились летучие мыши, да звякали недоуздками, всхрапывали тащившие пушки кони. Откуда-то с краю лагеря явственно доносился хриплый голос, должно быть, кострового. Алексей собрался было проверить караульных, но донеслось:
– … Ага, пытают немилосердно. А еще любят с живого человека волосы вместе с кожей снимать. Чем больше калош людей погубил мученической смертью, тем больше ему уважения в племени. Вот так-то!
Алексей повернулся. У края лагеря неярко горел костер, голоса доносились именно оттуда. Ветер донес испуганный крик птицы, не иначе хищница-сова погубила еще одну птичью душу.
– Страсти то какие! – ответил молодой голос, – а зачем им это? Христос не велел человека без причины мучить, грех это смертный!
– Эх, темнота! – ответил первый голос, – у них у кого больше скальпов, тот считается самым смелым в племени, ему самый почет и уважение! А христовы заповеди они не соблюдают. Что им они? Они же поганые, Христа не ведают, молятся своим богам, которые суть черти! Тьфу! – смачно сплюнул на землю, – так что свезло Ивану Самойлову несказанно! Не иначе как на небе у него крепкий заступник.
Хотя ни в бога, ни в аллаха, Алексей особо не верил, но разговор заинтересовал его. Он подошел к костру. Двое, ополченец средних лет, матерый, с окладистой бородой, сразу видно бывалый и совсем молоденький, едва ли пользовался бритвой, негромко разговаривали. Вокруг, улегшись прямо на покрытой еловым лапником земле, тихо выводили рулады бойцы, рядом, рукой достать, штуцера. Не на своей земле, на вражеской, беречься нужно.
Увидев Алексея, матерый оживился:
– Вот скажи, сударь, – произнес с наглой московской развальцой, – нехристи, как только поймают православного человека так без всякой вины пытают и живота лишают! Сударь, ты человек ученый, в самом Мастерграде учен, рассуди, верно я говорю?