И, если В. Лота имел в виду компанию Kellogg’s, то агент «Волк» мог быть одним из поставщиков сухих завтраков на атомные объекты Ок-Риджа и/или Дейтона (тысячи сотрудников-американцев на этих объектах очень любили крайне популярные в Америке Kellogg’s Toasted Corn Flakes – кукурузные хлопья Келлога[19]) и через него Додж мог контактировать с Дельмаром.
Так, собственно, и было в одной из ветвей альтерверса, но насколько эта ветвь близка к той, которая сформировала нашу действительность, судить не берусь. Мне кажется, что это всё же весьма тонкое волоконце в жгутах альтерверсального древа Жоржа ☺.
Ещё одно «альтерверсальное волоконце» возникает в случае, если В. Лота «зашифровал» в своём тексте под названием «Келлокс» фирму «M. W. Kellogg Company». Это – одна из крупных компаний в области химического машиностроения, которая с 1942 г. включилась в Манхэттенский проект, получив подряд на строительство газодиффузионной установки разделения изотопов урана в Ок-Ридже.[20] Подразделение, выполнявшее этот проект, получило название «Kellex Corporation» и агент Волк мог давать информацию о заводе К-25.
То, что к фирме «Kellex Corporation» было приковано внимание обеих советских разведок (и военной и чекистской), вполне понятно. И обе разведки добились результата! Правда, порознь, и потому без синергетического усиления успеха. Если у ГРУ был агент Волк, то у НКГБ – агент Перс (Персей?)[21], завербованный Ю. Розенбергом и одно время работавший под руководством А. Яцкова.
В этой ниточке Волк мог быть связан с Дельмаром только с начала 1945 года, когда ГРУ узнало, что Дельмар находится в Ок-Ридже. И в это время (до перевода Дельмара в Дейтон) можно предположить контакт Доджа с ним через Волка (если, к тому же, предположить, что Волк был допущен на площадку К-25, а не работал в Джерси-сити, головном оффисе «M. W. Kellogg Company»).
И это волоконце не толще ворсинки…
Тем не менее, при анализе воспоминаний сына М. Л. Суходрева, Виктора Михайловича Суходрева, знаменитого личного переводчика Хрущёва и Брежнева, можно обнаружить эвереттически значимую «зону склейки» ветвей альтерверсов его отца и Жоржа:
«Сегодня об этом уже можно говорить открыто… Мой папа – офицер, всю жизнь прослуживший в Генштабе Министерства обороны СССР, точнее – в ГРУ, Главном разведуправлении. Когда мы с мамой улетали в Лондон, отец выполнял секретную миссию по другую сторону океана, был разведчиком-нелегалом в США. Уехал в 1939 году, а вернулся в Москву лишь десять лет спустя. По первоначальному замыслу, нас с мамой тоже должны были перебросить в Америку, создав там что-то вроде семьи нелегалов. Эти планы расстроила война. Я не виделся с отцом целую вечность. После Штатов отец служил в Москве, а вскоре вышел на пенсию».[22]
Обратим внимание на следующее: М. Л. Суходрев направлен ГРУ в США почти одновременно с Жоржем, каким-то образом оба были связаны с Адамсом во время его активной работы в 1939–1944 годах (не случайно их портреты на одном стенде в музее ГРУ!), некоторое время работали вместе в резидентуре Мольера, а после её распада в конце 1945 года оба оставались в США вместе ещё три года, после чего практически одновременно в 1949 году покинули США. И Суходрев, также, как и Жорж, вскоре после возвращения был уволен из ГРУ.
Невольно возникает ощущение, что эти разведчики были не просто «коллегами», но между ними существовали и достаточно близкие человеческие отношения. И потому ясно просматривается та ветвь альтерверса Жоржа, в которой он в 50–80-е годы (М. Л. Суходрев скончался в 1983 году) встречается со своим сослуживцем (а, судя по месту портрета Л. С. Суходрева на стенде, может быть, и своим подчинённым) в «неформальной» обстановке семейного общения.
О чём Ж. А. Коваль и М. Л. Суходрев могли вспоминать между собой – нам неведомо. А в общих «застольных беседах» во время этих встреч, где присутствовал и сын Михаила Лазаревича, Виктор Михайлович, он, конечно, не рассказывает о политических деталях переговоров на высшем уровне, но вполне может делиться своими впечатлениями о встречах и беседах с теми, кто попал в круг его общения «в силу служебной необходимости». А это, как свидетельствует проводивший интервью с ним журналист, круг весьма интересный!
«Виктор Суходрев был личным переводчиком Никиты Хрущева и Леонида Брежнева, работал с Михаилом Горбачевым, Алексеем Косыгиным, Андреем Громыко, Анастасом Микояном и другими лидерами Советского Союза эпохи 60–80-х.
Стены его дачи на Николиной горе увешаны фотографиями, где наш герой в обществе Джона Кеннеди, Джимми Картера, Джорджа Буша, Маргарет Тэтчер, Индиры Ганди… Он был знаком с Фрэнком Синатрой и Мохаммедом Али, дружит с Ван Клиберном и Александром Ширвиндтом, Белла Ахмадулина посвящает ему стихи, а Михаил Шемякин дарит картины…»[23]
Эта, случайно открывшаяся связь между разведчиками Суходревом и Ковалем, безусловно, укрепляет «материи увековечения» их обоих. И нужно сказать спасибо тележурналистам канала «Россия 24» за эту их работу.
Появились в фильме и какие-то новые документы, написанные рукой Жоржа.
15.09. Фрагмент стенда о Ж. А. Ковале в музее ГРУ 2018 г.[24]
С определённой долей уверенности на основании этого скриншота можно даже утверждать, что на стенде представлена неизвестная ранее фотография Жоржа времён его вербовки в ГРУ и рукопись автобиографии на служебном бланке ГРУ, датированная 1 октября 1939 (?) года.
Конечно, кроме отрывка из автобиографии в фондах музея есть и другие материалы Ж. А. Коваля. Примечательно, что сведения о них хранятся в ГРУ в виде бумажных картотек, так хорошо знакомых читателям библиотек советских времён.
И это не показатель «отсталости» ГРУ в информационных технологиях, а сознательная защита секретов. Эти носители информации гораздо надёжнее защищены от «излишнего любопытства» – никакие «компьютерные хакеры» не могут тайно «взломать» маленькие деревянные ящички с бумажными карточками ☺:
15.10. Александр Лукьянов в картотеке музея ГРУ.[25]
По поводу же безуспешности моих попыток получить доступ и поработать с этой картотекой, к дирекции музея формально не может быть никаких претензий, поскольку я ведь даже не обращался к ней – у музея ГРУ нет никаких контактных каналов связи, ни e-mail, ни телефонов, ни почтового адреса. Мои обращения шли через посредника, одного из членов Совета Ветеранов ГРУ, который, как мне точно известно, хорошо знаком с директором этого музея ГРУ.
Я не хочу приводить имена ни адресата, ни посредника – их официальное служебное положение и титулы в ГРУ мне неизвестны, а разрешения на оглашение нашей переписки от них самих я не имею.
Их неуважительное отношение к моим просьбам – это частное дело, не подлежащее обсуждению. Да и, может быть, в этом неуважении нет «ничего личного», мои корреспонденты только выполняют служебный долг и какую-то ведомственную инструкцию «О порядке недопущения любопытных к материалам музея ГРУ».
Но если это так, если назначенное Президентом страны главное хранилище памяти о Герое России Жорже Абрамовиче Ковале хранит эту память так строго по инструкции, делает Музей ГРУ похожим на «информационный колумбарий». Так и кажется, что всякий документ в этом «хранилище» имеет изобретённый братьями Стругацкими гриф: «Совершенно секретно. Перед прочтением сжечь».
А эвереттический метод анализа «информационного затмения» выявил только одну ветвь альтерверса состояния «фонда Коваля» в этом музее, оценить толщину которой (вероятность того, что она вплетена в жгут судьбы Жоржа «здесь-и-сейчас-у нас») не представляется возможным.