В промежутках между этими встречами мы обменивались многочисленными письмами, так как в основном имели схожие вкусы. Даже когда мы в чем-то не соглашались друг с другом – порой это случалось на почве политики, – наши противоречия всегда были дружескими и интересными (это вовсе не означает, что Франсуа принадлежал к типу людей спокойных и мирных; он мог прийти в состояние внезапной ярости, когда имел на то вескую причину; опять же, в прошлом он был героем Сопротивления). Каждому из нас нравились произведения другого, и мы взяли за привычку обмениваться экземплярами всего того, что издавали. Он лично перевел для журнала „Фиксьон“ один из моих рассказов, действие которого происходит во Франции эпохи палеолита[2].
Будучи ученым честным и справедливым, он добавил кое-какие примечания, поясняющие допущенные мною ошибки. Одно из них касалось саблезубого тигра. Он указал на то, что, хотя в Америке в тот период это животное все еще обитало, в Европе оно уже вымерло. В частной переписке он заметил мне следующее: „Мне кажется, что хищники с длинными зубами и сейчас сохраняются в Америке дольше“.
Я, в свою очередь, всегда хотел перевести его научно-фантастические рассказы для англоязычной публики, которой они, несомненно, пришлись бы по вкусу. Но у меня все никак не находилось на это времени и наверняка уже не найдется. Надеюсь, это сделает кто-то другой.
Он разделял мою недоверчивость по отношению к так называемому интеллектуальному классу: нам обоим больше нравились люди, мысли и действия которых имеют практическую направленность. Тем не менее нам обоим было присуще одно широко распространенное среди интеллектуалов пристрастие – к хорошей фолк-музыке и современным балладам. Я и моя жена часто слушаем полученные от него в подарок записи. Все это не подразумевает, что Франсуа так или иначе восхищался невежеством или вульгарностью. Напротив, то был один из самых образованных и гуманных людей, каких я когда-либо знал».
Вспоминает Лайон Спрэг де Камп: «У Франсуа было множество друзей-американцев; Андерсоны, моя супруга и я также входили в их число. Мы навещали Франсуа во время его летних раскопок в Дордони. Нам показывали знаменитые пещеры, такие как Фон-де-Гом, Кап-Блан, Лез-Эзи и Ложери-От; две первые украшены наскальными изображениями эпохи палеолита, представляющими мамонтов, бизонов, диких лошадей, львов и других животных послеледникового периода.
Когда моя жена Кэтрин и я были у него в гостях в 1968 году, нам довелось услышать его объяснения о технике изготовления каменных изделий первобытных людей, после чего он продемонстрировал, как это делалось. Затем он позволил мне самому произвести кое-какие раскопки: они заключались в том, чтобы соскрести миниатюрной лопаткой грунт с твердыми вложениями и поместить его в небольшое медное ведро. Дважды я решил было, что нашел палеолитические предметы, но то оказалась обычная галька.
В другой раз мы нанесли ему визит вместе с семьей наших друзей. В то время, если кто-то желал провести раскопки в пещерах, нужно было получить его, Ф. Борда, разрешение. Когда мы прибыли в пещеры, Франсуа обнаружил, что кто-то копал там без оного. Личность виновного установить оказалось нетрудно, вместе с ним был какой-то паренек, который забыл там кепку с проставленной на ней фамилией. Легко выходивший из себя Франсуа бросился в деревенский полицейский участок и разбудил дремавшего в своем кабинете полицейского:
– Месье! Совершено ужаснейшее преступление! Вы должны немедленно послать рапорт в Париж, в Сюртэ, кабинет такой-то! В пяти экземплярах!
Ошеломленный флик[3] объяснил, что он не в курсе этого правонарушения, что ему никогда не доводилось бывать в подобной ситуации и что он просто-напросто не знает, как составлять такой рапорт.
– Писа́ть же вы умеете, не так ли? – продолжал неистовствовать Франсуа.
– Да, месье, писа́ть я умею.
– Тогда я продиктую, а вы пишите! В пяти экземплярах!
Утомленный блюститель порядка вставил в печатную машинку формуляры и копировальную бумагу и принялся печатать. Необходимо было представить свидетелей правонарушения, и ими стали Джон и Мэделин Дейл. Бедный полицейский верно записал их имена, но, когда спросил адрес и услышал, что они проживают в Галф-Миллс, Коншохокен, штат Пенсильвания, пришел в отчаяние. Он воскликнул:
– Но это же не французский адрес!
– Это уже не ваше дело; продолжайте! – Франсуа был неумолим.
– Но это хоть в христианской стране? В цивилизованной?
– Месье! – сурово произнес Франсуа. – Господин и госпожа Дейл живут неподалеку от Филадельфии. В Филадельфии есть французский консул; а там, где есть французский консул, есть и цивилизация!
Можно ли представить себе что-то более французское?»
В начале 50-х годов Франсуа Борд продолжал занятия в Парижском университете. В это время научная фантастика, во многом подражавшая американской, робко внедрялась во Франции книжной серией «Рэйон фантастик» («Фантастический луч»), журналами «Фиксьон» и «Галакси».
В 1951–1952 годах, параллельно с работой над диссертацией по геологии, Франсуа Борд написал роман «Пришельцы ниоткуда», предложив его для серии «Рэйон фантастик» под псевдонимом Франсис Карсак. Причина взятия псевдонима простая: ученые мужи того времени относились с определенным недоверием к любому почитателю научной фантастики, а Франсуа Борд собирался строить серьезную научную карьеру. (Карсак – название деревушки, расположенной неподалеку от Сарлата, что в департаменте Дордонь; в ней Борд когда-то лично руководил раскопками на месте одной из палеолитических стоянок.)
Вот что говорил об этих романах Франсуа Борд: «„Робинзонов космоса“ я написал, даже не помышляя о том, чтобы когда-либо выпустить их в виде книги. Затем, примерно в то же время, когда появилась серия „Рэйон фантастик“, я завершил свой третий роман – „Пришельцы ниоткуда“. Я предложил его – он был принят и издан. У меня даже попросили еще один. Тогда я вернулся к рукописи „Робинзонов“ и создал из нее роман, сильно отличавшийся, как мне кажется, от изначального варианта. Эта книга, из всех мною написанных, имела наибольший успех. Она была переведена на испанский, итальянский, румынский, болгарский и русский. В России ее публикация обернулась настоящим триумфом. Там, за железным занавесом, этот роман очень нравится читателям».
В то время Франсис Карсак посещал книжный магазин «Баланс», принадлежавший Валери Шмидту, – магазин, который являлся настоящей штаб-квартирой парижских фантастов; здесь встречались Филипп Кюрваль, Жак Бержье, Шарль Эннеберг, Жерар Клейн и другие писатели. Сам не подозревая того, Франсис Карсак начал литературное течение, вызвавшее тогда у многих читателей психологический шок.
В 1956 году, став доктором наук, Франсуа Борд получил кафедру палеонтологии четвертичного периода на факультете естественных наук Университета Бордо, который располагается в Талансе. Он возвратился в Аквитанию, и научная фантастика от этого пострадала. Отныне он так был занят работой, что времени на занятия литературным трудом уже почти не оставалось.
В 1960 году появилось «Бегство Земли» – роман, начатый еще до войны и законченный двадцатью годами позже. В 1962-м – «Этот мир – наш».
Пьер Бамёль вспоминал: «Я был в Оране, когда прочитал „Этот мир – наш“, и должен сказать, что в годы падения Французского Алжира „стальной“ закон находил в этом романе любопытный отклик. Спустя одиннадцать лет Франсис Карсак объяснил мне, что это произведение, написанное с 1952 по 1959 год, служило своеобразным намеком на Индокитай, где он жил когда-то, и что, по его мнению, любая расовая проблема может быть разрешена одной только метисацией. По ироническому совпадению он получил тогда письмо одного репатрианта, которое заканчивалось словами: „Радует уже то, что хотя бы вы нас понимаете“, и письмо старого феллаха, содержавшее точно те же слова…»