Хорсли Гант в своем предисловии переводчика к первому американскому изданию указывает на это изменение стиля и содержания в странной манере, свидетельствующей о том, что он не понял ее принципиального значения. Он пишет:
«Я сделал тщательный перевод собственно экспериментальных работ, без каких-либо изменений или пропусков. Однако, принимая во внимание большой объем книги, я иногда сокращал фрагменты, посвященные обсуждению результатов; главу 9 и особенно главу 12 я пересказал достаточно вольно, не стараясь строго следовать стилю автора (p. VIII)».
Сравнение русского и английского текстов ясно показывает, что Гант не смог понять важности совершенного А. Р. Лурией перехода от изучения организации и дезорганизации поведения взрослых людей (имеющих органическую травму, находящихся в состоянии конфликта и т. п.) к изучению развития психологических функций у детей. Это подтверждается не только фактом ущерба, который он нанес оригинальному тексту своими пересказами и сокращениями, но и тем, что он не смог определить центральную роль понятия (и стоящего за ним процесса) опосредования, для перевода которого использовал несколько разных терминов, что могло только ввести в заблуждение англоязычную аудиторию.
Для российского читателя будет значительно проще уловить тесную взаимосвязь между используемым А. Р. Лурией в исследованиях дезорганизации поведения у взрослых людей понятием «функциональный барьер» и становлением организованного поведения детей через развитие функциональных барьеров. У здоровых взрослых людей функциональные барьеры управляют распространением нервного возбуждения, и их отсутствие призвано объяснить трансформацию дифференцированного, целенаправленного поведения в поведение диффузное и дезорганизованное. Коротко говоря, речь идет об усвоении «культурных навыков поведения», когда поведение опосредуется культурой, включающей, конечно же, и язык, помогающий детям сформировать функциональные барьеры. Таким образом, данная книга представляет интерес с исторической точки зрения еще и тем, что позволяет понять становление нового этапа научного познания, стремящегося включить отдельные неврологические, поведенческие, возрастные и социокультурные феномены в рамки единой концептуальной схемы.
Этот раздел книги помогает также прояснить взаимосвязь между идеями психологов, разрабатывавших культурно-исторический подход, и ортодоксальных последователей учения И. П. Павлова, которым первые вынуждены были подчиниться в период инспирированной Сталиным «павловизации» психологии в начале 1950-х годов. А. Р. Лурия весьма недвусмысленно высказывался против идеи, что психическая деятельность человека может быть объяснена через механическое комбинирование элементарных процессов торможения и возбуждения, хотя в то же самое время он полностью признавал реальность и важность этих базовых нервных процессов.
После выхода в свет книга А. Р. Лурии «Природа человеческих конфликтов» получила широкий резонанс и ей было посвящено значительное число рецензий. Хотя в то время психология уже успешно утверждала себя в Европе и США как самостоятельная научная дисциплина, вопрос о том, какого типа наукой она должна быть, все еще оставался предметом обсуждения. Рецензенты быстро распознали, что книга А. Р. Лурии не походит ни на какое из известных им исследований, и все они в целом положительно оценили тот факт, что строгие экспериментальные методы находят свое эффективное применение для изучения сложных психологических функций и психиатрических синдромов. Как отметил один из рецензентов,
«…После серии экспериментов, приведенных в логической последовательности с постепенным углублением поставленных вопросов, и после того, как начинаешь понимать, что автор использует свои графические данные просто для демонстрации симптома, который должен помочь в раскрытии содержания чисто психологических феноменов, неожиданно наступает ясное осознание того, что строго экспериментальные результаты, полученные в лабораторных условиях, на самом деле позволяют получить достоверную информацию о сложных проблемах динамики личности в процессе деятельности» (Myers, 1933, p. 1361).
Российские читатели, безусловно, хорошо знакомы с идеями культурно-исторического, деятельностного подхода к психике человека, который развивался в России на протяжении последующих десятилетий. Психологи уже больше не используют кимографы для регистрации моторных реакций, а возможности современных средств отображения мозговых процессов неизмеримо выше, чем то, что было доступно для этих целей в 1920-е годы. Поэтому важно также, помимо исторического значения данной книги, рассмотреть ее вклад в науку с современных позиций.
На мой взгляд, «Природа человеческих конфликтов» сохраняет свою научную значимость и по настоящее время, поскольку дает методологически адекватный ответ на один из центральных вопросов психологии, а именно: как можно узнать, о чем думает другой человек? Ответ содержится в результатах огромного количества экспериментов, проведенных по методу сопряженной моторики – избирательном разрушении культурно опосредованных, координированных человеческих взаимодействий. Подобная исследовательская стратегия была предложена еще до А. Р. Лурии, и он хорошо знал работы своих предшественников, но его не удовлетворяли те конкретные методы, которые они использовали в своих экспериментах: «…Всякие попытки изучить структуру аффективной дезорганизации поведения без изучения судьбы и изменений самого поведения начинают казаться нам довольно бессмысленным начинанием…»(глава 1). Он начисто отрицал физиологический редукционизм.
Вместо физиологических индикаторов эмоций А. Р. Лурия ищет и находит поведенческие индикаторы. Ему были совершенно ясны те свойства, которыми должна обладать система, несущая информацию о протекании внутренних процессов.
«…Мы должны, с одной стороны, вызвать центральный процесс дезорганизации поведения, с другой – попытаться отразить этот процесс в какой-нибудь доступной для изучения системе; такой системой, объективно отражающей структуру скрытых от непосредственного наблюдения нейродинамических процессов, прежде всего является моторика, и мы используем моторику как систему, отражающую структуру скрытых психологических процессов; таким образом, мы принимаем сопряженную моторику в качестве нашей основной методики (с. 33)».
Я оставляю читателю возможность самостоятельно познакомиться со всеми приемами и способами, посредством которых А. Р. Лурия реализовывал свой метод; его по праву можно считать изобретателем, которому удалось соединить юнговский метод свободных ассоциаций с поведенческими и психологическими измерениями. Я лишь хочу просто указать на одну характеристику, присущую всем без исключения вариациям этого метода, – на его зависимость от установления исходного уровня высоко координированных, произвольных действий, опосредованных культурными артефактами и интерсубъективно распределенных между психологом и испытуемым. Именно эти условия координации позволяют интерпретировать те случаи, когда происходит сбой в системе координации (то есть поведение дезорганизуется), как критические сигналы о том, что думает другой человек.