Женщина что-то пробормотала, пропуская их внутрь, но, хотя инстинкты Эшвини не позволили ей проглядеть уход служанки, та занимала лишь малую часть ее мыслей. Их ждал Назарах.
И учитывая то, что он был всего лишь ангелом «среднего звена», Эшвини будет чертовски признательна судьбе, если ей никогда не придется узреть архангела.
Ангел Атланты был примерно одного роста с Жанвьером, с лоснящейся черной кожей и янтарными пронизывающими глазами, которые, казалось, сияли изнутри. Этот загадочный свет был силой, силой бессмертия. Невероятная мощь окутывала мерцающим туманом его кожу, глаза, и, самое восхитительное, его крылья.
– Вам нравятся мои крылья? – произнес ангел, голос его оказался глубоким, в нем сплелись тысячи других голосов, которые Эшвини старалась не слушать, не знать.
– Они не могут не нравиться, – она отгородилась от этих призрачных воплей своей волей, отточенной годами борьбы с демонами за свой рассудок. – Они бесподобны, просто безумно красивы.
Крылья Назараха, этот сияющий янтарь, были не просто потрясающе красивы, они были идеальны, каждое перо настолько совершенно, что разум отказывался верить в то, что они реальны. «В полете, – подумала она, – он наверняка подобен осколку солнца ».
Назарах одарил ее слабой улыбкой, возможно, даже теплой, но в ней не было ничего человеческого, ничего смертного.
– Что ж, пока я могу только поблагодарить за комплимент, охотница Гильдии.
Крошечные волоски на затылке поднялись, предупреждая об опасности.
– Я здесь, чтобы выполнить свою работу, и выполнить ее хорошо. Если вы хотите поиграть, поищите кого-нибудь другого.
Жанвьер шагнул вперед прежде, чем Назарах успел ответить на это дерзкое заявление.
– Эшблейд, – сказал он, используя прозвище, которым ее наградили во многом благодаря ему, – хорошо знает свое дело. Но плохо умеет играть по правилам.
– Поэтому, – внимание Назараха обратилось к Жанвьеру, – ты все еще жив, Каджун?
– Вопреки всем ее стараниям.
Ангел рассмеялся, и сокрушающая мощь его смеха разнеслась по комнате, забираясь ей под кожу. Вечность, смерть, экстаз, агония – все слилось в нем, все прошлое Назараха. Он ее раздавливал, грозил лишить дыхания, запереть навеки в той адской ловушке, что преследовала ее с детства.
– Меня заинтриговал этот поцелуй, – Жанвьер замолк. – Если позволите… Почему отношения между Антуном и Кэлланом вас так интересуют?
– Антуан, – проговорил Назарах, и лицо его вдруг изменилось, на секунду отразив истинный возраст ангела, – стал зарываться.