Некоторым жителям Хулучжэня образованная молодежь сразу же пришлась не по душе, и одним из таких жителей был Чудовище И. Он не мог понять, зачем каждое утро эти молодые люди встают в рядок и принимаются чистить у себя во дворе зубы, взбивая во рту белую пену. «Они что же, говно едят, зачем надо зубы чистить?» – тихонько бормотал себе под нос Чудовище И.
29
Количество интересующихся политикой в Хулучжэне постепенно сократилось. Три крупнейших предсказания о войне, цунами и землетрясении оказались развеяны, как дым. Некоторые деятельные люди пытались отыскать новую жизненную надежду, и И Бай был представителем как раз этой группы. Он еще в детстве куда больше интересовался наукой, нежели сельскохозяйственными работами, и мечтал облететь вокруг Земли на самолете.
На самом деле он был не единственным человеком в городке, в чьей голове возникала подобная мысль. Еще когда паралитик Вань был жив, он частенько собирал из больших и маленьких деревяшек, которые откалывал столярным инструментом от обеденного стола и серванта, так называемую «модель комбайна». Паралитик Вань считал это своим уникальным, единственным в своем роде, великим изобретением и надеялся, что какой-то сведущий человек по этой модели изготовит невиданный во всём свете передовой механизм.
Страсть жителей Хулучжэня к научным изобретениям проистекала из случившегося некогда «Большого скачка». Мужчины и женщины, стар и млад со всего городка, чтобы откликнуться на романтический призыв к «Большому скачку» в металлургии, самоотверженно штурмовали научные рубежи, пытаясь разработать высокопродуктивные и качественные технологии и оборудование для сталеварения. Они изобрели большие кузнечные мехи, которые могли раздвинуть только два крепких быка и рычаг тяги которых могли повернуть только четырнадцать сильных мужчин. После того как эти кузнечные мехи запустили в эксплуатацию, они раздавили по неосторожности забравшуюся в них рыжую собаку, а больше никакого эффекта не дали.
Когда его старшего брата И Ши схватили, а отца, Чудовище И, подвергали критике, И Бай в одиночестве прятался в боковой комнатке и воодушевленно занимался научными исследованиями. Он отказался от намерений стать пилотом и решил спроектировать способную спуститься в глубины океана подводную лодку. Он собрал коробки из оцинкованного железа, разбитые деревянные рейки, моток рваной веревки, отработанные аккумуляторы, тюбики от зубной пасты и ржавые гвозди и провозился с ними два с лишним года, после чего признал провал своего замысла. Из своего провала И Бай извлек следующий урок: «Этих материалов было недостаточно, к тому же мне не хватало отвертки; в противном случае я бы уж давно спустил лодку под воду». Так он говорил своему младшему брату И И.
30
В городке организовали серию разных по форме просветительских мероприятий по классовому сознанию под названием «вспоминаем о минувших горестях и думаем о грядущих радостях». Эти мероприятия были ориентированы на приехавшую в сельскую местность образованную молодежь и часть городской молодежи, которая демонстрировала негативную тенденцию «не знать своего счастья» и «не ценить имеющегося». Селяне изготовили из заплесневелой мякины и гнилой зелени полусырые «пирожки на пару», обваляли их в травяной золе и раздали горожанам, которые обычно жаловались, что хлебцы из кукурузной муки застревают в горле. Их заставили сесть в круг по периметру навозной ямы, в которой производственная бригада заготавливала удобрения, и, глядя на кишащие в ней белые личинки, жевать эти полусырые и измазанные в золе «памятные пирожки» из мякины. Молодежь водили в страшное и сумрачное место – запустелую отмель за пределами городка, чтобы они насмотрелись вдоволь на усеивающие всё вокруг непогребенные кости; это была «общая могила», последнее пристанище темного народа старого общества.
Приезжие и жители городка совместно организовали выставку классового просвещения: в клубе разложили вонючую окровавленную одежду, бичи, черепа, а также виселицы, «тигровые скамьи» и другие орудия пыток; все стены увешали агитплакатами, на которых богатые помещики и изменники-приспешники избивали простой люд. Негодяи на плакатах казались дьяволами и демонами, а в глазах слабых и беспомощных угнетаемых горел бунтарский огонь, и они крепко сжимали кулаки. Эти картины, как и большие плакаты с лозунгами «не забывайте классовую боль, крепко помните о кровной мести», вышли из-под кисти Ню Юньвана. Один за другим проводились митинги под лозунгом «помним о прежних горестях, думаем о будущих радостях». Однажды жаловавшийся на тяготы своей жизни человек заговорил о том, как голодал в три неурожайных года, и невольно разрыдался во весь голос. Присутствующих это глубоко тронуло, и место проведения митинга в тот же миг наполнилось стонами множества рыдающих.
Ведущий этого собрания тут же осознал серьезность проблемы и поспешил обратиться к старому отцу Сунь Чжишу, чтобы тот вышел на сцену и спас положение. А старик оказался удальцом. Он поднялся на сцену и смог парой фраз переменить всеобщее настроение: «А сегодня я пью отварной рис и ем вино: долой Америку!», после чего молодцевато сошел со сцены. Народ перестал плакать, внезапно разразившись дружным хохотом.
31
И Бай отказался от плана смастерить подводную лодку и теперь целыми днями проводил время с образованной молодежью на их «станции». За несколько месяцев такой жизни он не научился ничему путному, зато перенял у горожан городскую манеру речи. А его домашним, в особенности Чудовищу И, всё меньше был по нраву этот непутевый сын, который, еще не покинув родного города, уже отказался от родного говора.
Нарочитая шепелявость И Бая вызывала неудовольствие у многих жителей городка. Их уши были совершенно непривычны к этим чудаковатым интонациям, а в исполнении второго сына семьи И, родившегося и выросшего в Хулучжэне, столь странные звуки резали слух настолько, что по коже бежали мурашки. На деле-то всем было невдомек, что за тайна за этим стояла. И Бай влюбился: он полюбил представительницу городской образованной молодежи – Бай Вэйхун. С влюбленными парнями часто происходят странные перемены, и изменения в И Бае проявились в этом «акценте».
Помимо акцента он обнаружил еще кое-что общее, что связывало его и Бай Вэйхун, – чтение. Они всё больше сближались во всём – от содержания бесед до акцента, и в итоге у них сформировался единый язык общения. И Баю нравилась Бай Вэйхун, нравилась до смерти. Он то и дело забегал на станцию образованной молодежи, вроде как к тамошним парням, но на самом деле – чтобы тайком приблизиться к Бай Вэйхун. Он брал у нее на время книги, начиная с запрещенной «Дамы с камелиями», обернутой в обложку «Избранных произведений Мао Цзэдуна», и заканчивая рукописной копией «Пары расшитых туфелек». Вот так, возвращая одну книгу и беря следующую, он общался с ней некоторое время. Она даже подарила ему свой драгоценный блокнот в пластиковой обложке, в который переписывала афоризмы о любви. И Бай, опьяненный размывающей границы реальности любовной стихией, зазубрил афоризмы о любви из подаренного Бай Вэйхун блокнота наизусть. Однажды вечером, когда на небе светил ясный месяц, И Бай не смог совладать с внезапно охватившим душу порывом и невольно пришел к тем двум знакомым домам с черепичными крышами – станции образованной молодежи – в надежде на чудо случайной встречи. И чудо действительно произошло. Стройная, изящная фигурка Бай Вэйхун виднелась под большим деревом неподалеку. Сердце И Бая бешено забилось, и он ринулся прямо к ней. Рядом с Бай Вэйхун, прислонясь к дереву, стоял еще один человек, в военной форме. Бай Вэйхун представила их друг другу, сказав И Баю, лицо которого при этом исказилось от изумления, такие слова: «Это мой жених, он возвращался из командировки и по пути заехал повидать меня». И Бай едва не потерял сознание. С того вечера его говор вновь стал таким же, как у всех жителей Хулучжэня.