– Опять? – округлила глаза Полина, подосадовав в душе, что не удалось перевести разговор. Излюбленная тема Ри навязчиво всплывала у них при каждой беседе.
– Не опять, а снова. Готовится к конкурсу креативного окрашивания, поэтому вторую неделю не может со мной встретиться. Не знаю, что с ней делать, – Ри театрально уронила голову на стол.
В кафе зашли две девушки, которые невольно приковали к себе внимание Полины. Они были совершенно разные, но, на ее вкус, каждая по-своему потрясающе красивая. Одна – брюнетка с пышной шапкой кудрей и заметными формами. Загорелая нежная кожа, пухлые губы сердечком.
«Лицо, как с картин эпохи Возрождения», – подумала Полина, любуясь. Девушка, казалось, не стремилась подчеркивать свою красоту: одетая в свободную футболку, камуфляжные штаны и грубые ботинки, она двигалась раскованно, стремительно, но плавная округлость ее форм скрадывала мужскую резкость движений.
Вторая – полная противоположность: высокая, аскетично худая блондинка в узком черном платье и длинном кардигане. Платиновые пряди падали ей на лицо, резко контрастируя с накрашенными темно-бордовой помадой губами. Девушки уселись за столик у окна. Ри подняла голову и проследила за взглядом Полины.
– Знаешь, кто это?
– Нет.
– Черненькая, кудрявая – Марианна Вайсман, она – блогер, пишет о музыке, событиях, городской жизни, и все такое прочее. Блондинка – Ирма Рауф, пиарщица, она работает здесь, в «Бовуаре», и другие модные места продвигает.
– А откуда ты их знаешь? – заинтересованно спросила Полина.
– Марианка что-то делает для фестиваля «Insight Out», – Ри всегда стремилась быть в курсе всех городских событий. – И в фонде, ну, знаешь, я тебе о нем рассказывала, работает.
– Она лесби?
– Кажется, би. Мне кто-то из общих знакомых говорил, что с парнями она тоже мутит. Но ни с кем постоянно не встречается. Хотя я знаю как минимум двух человек, которые бы убили за то, чтобы встречаться с Марианной. А Ирму все знают, она организует вечеринки, ведет страницы «Бовуара». Интересно, что они здесь делают вместе.
– Вайсман, Рауф, – какие красивые фамилии, – мечтательно протянула Полина.
– Ага, я бы женилась на них только ради их фамилий. Ирина Вайсман, Ирина Рауф, – звучит!
– А можно сразу на обеих жениться, и будет Вайсман-Рауф, – развеселилась Полина.
– Лучше уж Рауф – Вайсман.
– Не то что у тебя – Покровская.
– Ладно, ты мне так и не ответила, что будешь вечером делать.
Полина пожала плечами.
– Все, как обычно. Буду дома, работать.
– Поль, сколько можно торчать дома? Ты живешь в самом центре и сидишь в квартире, как сыч.
– У меня сейчас два заказа. Ты сама только что сказала, что сегодня никуда не собираешься выходить, – напомнила Полина.
– Мне можно, – Ри жевала огромный кусок панини. – У меня уважительная причина: я страдаю.
Полина отрешенно смотрела поверх головы Ри.
– Полька, ты опять в астрал выпала. Где витаешь? И не ешь ничего, – Ри укоризненно подтолкнула к ней тарелку.
– Что? Нет, я ем, – опомнилась Полина. Пальцы правой руки едва заметно выстукивали по столу. – Здесь очень вкусно, – она отломила крошечный кусочек и сунула в рот.
– Я ж говорю, отличное место. Тут только свои. По вечерам лекции читают на разные темы для девочек, и лекторши… как правильно – лекторки? – тоже только женщины.
– Супер, – рассеянно ответила Полина. Она следила взглядом за высокой девушкой в джинсах и черной рубашке, которая озабоченно разговаривала с барменом. «Управляющая, скорее всего», – подумала Полина. Интересно, каково это – работать там, где ежедневно приходится общаться с незнакомыми, не всегда приятными людьми, обслуживать их, решать многочисленные мелкие и крупные проблемы и удовлетворять самые разные запросы. «Я бы сошла с ума», – вздохнула она про себя.
Дверь со скрипом открылась, в прихожей горел слабый свет. Полина разулась и прошла в свою комнату – третью от входа в их большой, немного запущенной квартире на Шпалерной. Двенадцать квадратных метров, кровать, шкаф, стол у окна, мольберт – все, что нужно для счастья. «Приют убогого студента», – улыбалась про себя Полина, переиначивая известный стих Пушкина.
Комнату напротив занимала Юля, племянница хозяйки. Она работала в ювелирной мастерской и увлекалась керамикой, иногда приглашала Полину попробовать слепить что-то для себя. Полина поначалу с опаской смотрела на вертящийся на гончарном круге бесформенный ком, потом ее пальцы касались теплой упругой глины, и она расслаблялась, отдаваясь медитативному ощущению от лепки.
«Отлично получается, только пальцами так сильно не дави, легче надо, – комментировала Юля. – Кружка для кого? Можно парню, скоро 23 февраля». Полина мотнула головой. Она расписала кружку тюльпанами и вручила Ри на 8 марта. Та восхищенно прицокнула языком, заявила, что из такой красоты пить жалко, и сложила в кружку карандаши.
В ближайшей от входа комнате жили Дамир и Оксана – пара начинающих скульпторов, а соседняя с Полиной почти всегда пустовала: снимающая ее девушка, по слухам, была талантливой поэтессой, но все время ездила по йога-турам и ретритам, поэтому никому из соседей так толком и не удалось с ней познакомиться.
Запиликал телефон, Полина подняла трубку:
– Как к нам соберешься, купи триптофан, отцу надо, – без предисловий начала мать. – Три аптеки обошла, у нас его нет. Запиши, диктую, трип – то – фан…
– Сейчас, секунду, – придерживая трубку плечом, Полина торопливо стряхивала руки над раковиной. – Сейчас…
– Так, записала? Сейчас, посмотрю, что еще… Нет, лучше пришлю тебе. Не забудь, а то будет, как в прошлый раз…
– Конечно, – пару месяцев назад Полина забыла забрать заказ из пункта выдачи, и мать уже несколько раз припоминала ей это в разговорах, ругая за дырявую голову.
– Ну, ладно тогда, – она повесила трубку.
Полина прислушалась.
«Никого, кажется, нет дома», – с облегчением отметила она. Не хотелось бы сейчас в кухне столкнуться с Юлей, которая тут же начнет трещать о своей работе и ругать начальника, жлоба и хама, или с Оксаной, девушкой Дамира, которая любила поговорить о влиянии астрологии и межпланетных передвижений на мировые процессы. «Общее состояние сейчас нестабильно, – пространно вещала она. – Ты погляди, что творится вокруг, сплошное безумие». Дамир сочувственно кивал, заваривая крепчайший зеленый чай, Полина из вежливости брала предложенную чашку и уносила в свою комнату, где она стояла на подоконнике, пока Полина не решалась вылить содержимое.
Она открыла холодильник: витаминный салат, кусочек ветчины и яблоки на ее полке, на ужин можно сделать бутерброды. Полина вернулась в комнату, бегло просмотрела письмо от заказчика с ответом на последние правки. Ну вот, можно приниматься за работу, раз-два-три-четыре и еще три раза по четыре, в руках любимый планшет послушно откликнулся на нажатие кнопки включения, телефон снова зазвонил:
– Я что хотела, – это снова была мать. – Ты с Лизой давно общалась? Знаешь, она со своим мальчиком рассталась?
– Не знаю.
– А… Люба рассказала, они вроде поссорились. Непонятно, в чем дело, они на Бали недавно ездили…
Трубка соскользнула с Полининого плеча и упала на кровать. «У его родителей дача в Комарово, участок двадцать соток», – доносилось из динамика.
Полина вывела на экран свою последнюю работу. Девочка с пышными рыжими волосами и голубыми глазами, так не похожая на нее. Губы раздвинуты в полуулыбке, взгляд полон грусти и надежды. Вокруг ее головы в стороны разлетались цифры: строгие единицы, прихотливо изогнутые двойки, выпуклые тройки, угловатые увесистые четверки. Полина уже давно перестала гадать, почему ее мать интересуется жизнью кого угодно, кроме своей родной дочери.
Всю жизнь Полинина мать посвятила соревнованию. Ни дня не проходило без того, чтобы она не сравнивала семью, мужа, детей, квартиру и другое имущество с тем, что имелось у друзей, родственников, соседей и приятельниц на работе. При этом она постоянно декларировала: «Нет, я никому не завидую! Что мне завидовать? У меня все есть». Под всем подразумевался непьющий работящий муж, двое разнополых детей, отдельная жилплощадь.