– Твой рассказ, – произнесла она чуть медленнее. – Мне он и вправду понравился.
– О… спасибо.
Комплимент вызвал у меня неловкость, не в последнюю очередь потому, что поступил от девчонки. Она была миниатюрная, с черными как смоль волосами, которые выглядели так, будто их коротко остригли ножницами где-нибудь в кухне, и под школьной блузкой на ней была простая футболка.
«Дженни… Чамберс?»
Единственное, что я про нее знал, – это как ее зовут. В той мере, в какой я ее вообще замечал, казалось, что она существует где-то на периферии школы, точно так же, как мы с Джеймсом.
– Спасибо. – Тетрадь наконец пролезла в рюкзак. – А по-моему, так полное говно.
– Милый способ отвечать на комплимент.
Похоже, мой ответ ее больше позабавил, чем задел.
– Прости, – отозвался я. – Очень приятно такое от тебя слышать. Хотя сама знаешь, как это бывает. Никогда не остаешься доволен тем, что сделал.
– Зато есть стимул сделать еще лучше.
– Наверное, да. Мне твой тоже очень понравился.
– Правда?
Вид у нее был слегка скептический. Должно быть, она решила, что я сказал это исключительно из вежливости и на самом деле не помню этот ее рассказ. Наша учительница английского, миз[4] Хоробин, проводила получасовые заседания клуба литературного творчества раз в неделю, во время большой перемены. Рассказы мы писали заранее, и двое из нас зачитывали их вслух при каждой встрече. Очередь Дженни была на прошлой неделе. Или на позапрошлой?
Ее рассказ вернулся ко мне в голову как раз вовремя.
– Тот, который про одного человека и его пса, – уточнил я. – Мне понравилось.
– Спасибо. Хотя это скорее про пса и его человека.
– Верно.
Ее рассказ был про одного мужика, который плохо обращался со своей собакой. Таскал ее повсюду за собой, бил, забывал покормить… Но собака, будучи собакой, все равно его любила. А потом он умер у себя дома от сердечного приступа, и, поскольку у него не было друзей, никто целую вечность не обнаруживал тело. Так что собаке – едва ли не конфузясь – пришлось есть его труп. Дженни написала этот рассказ от лица собаки и назвала его «Верный дружок».
Когда она в тот раз закончила чтение, на пару секунд наступила тишина, после чего миз Хоробин прокашлялась и охарактеризовала рассказ как «эвокативный».
– Не думаю, что миз Хоробин ожидала чего-то подобного, – заметил я.
Дженни рассмеялась.
– Ну да, но ведь такого рода сюжеты лучше всего, верно? Я люблю такие, которые застают тебя врасплох.
– Я тоже.
– И он основан на реальной истории.
– Да ну?
– Угу. Это произошло где-то в наших краях. Меня, понятное дело, при этом не было. Так что я многое досочинила. Но полиция и вправду нашла то, что осталось от того мужика, когда вошла в его дом.
– Ого! Я про такое не слышал.
– Одна знакомая рассказывала. – Дженни мотнула головой на дверь: – Так ты идешь?
– Угу.
Я застегнул молнию рюкзака, и мы вышли вместе.
– А где ты почерпнул идею своего рассказа? – спросила она.
И вновь я смутился. Мой рассказ был про одного человека, который идет по поселку, в котором он вырос, направляясь к дому своего детства. По моему замыслу, за ним по какой-то причине охотятся, и ему хочется в последний раз вновь оказаться в прошлом – вернуться туда, где мир по-прежнему кажется открытым и полным возможностей. Оставалось неясным, попал он в итоге в тот дом или нет – я закончил на том месте, где он добирается до знакомой с детства улицы, слыша вой сирен вдалеке. Я убеждал себя, что подобная «открытая концовка» – это очень ловко и по-литературному, хотя, сказать по правде, просто не сумел выдумать финала получше.
– А ты читала «Противостояние»? – спросил я, не ожидая утвердительного ответа, но ее глаза расширились.
– Господи, конечно! Обожаю Стивена Кинга! И понимаю, о чем ты. Праздный Гуляка[5], точно?
– Ну да, ну да… – Ее энтузиазм немного распалил и мой собственный. – Этот персонаж реально меня зацепил… Пусть даже, как помнишь, в итоге он оказывается дьяволом или чем-то в этом духе. Но в начале, когда он просто шляется туда-сюда и ты совершенно не представляешь зачем… Мне это очень понравилось.
– Мне тоже.
– А ты читала другие книги Стивена Кинга?
– Все до единой.
– Все до единой?
– Ну да, конечно. – Она посмотрела на меня так, будто у нее просто не укладывалось в голове, как это можно не прочесть абсолютно все книги Кинга. – Это мой любимый писатель. Некоторые и по два-три раза. В смысле, по крайней мере.
– Ни фига себе!
Позже я убедился, насколько это соответствует истине. Дженни была просто запойной читательницей. Частично потому, что семья у нее была бедная, а книги – это достаточно дешевый способ сбежать от печальной действительности, но также и потому, что она просто была такая, какая есть. В тот же момент я был попросту изумлен, что Дженни прочла больше произведений Стивена Кинга, чем я.
– Я читал большинство его книг, – сказал я. – Некоторые тоже не по одному разу.
– А какие самые любимые?
– «Сияние». – Я задумался. – Наверное.
– Ну да, трудно выбрать. У него они все такие классные!
– Ну а твои какие?
– «Кладбище домашних животных».
– О боже, эта реально страшная…
– Знаю – обожаю ее. – Она ухмыльнулась. – Концовка! Мрачная. Что. Офигеть.
– И как раз это тебе у Кинга и нравится?
– А то. Это же все-таки ужастики? Но пусть даже так – посмотри на «Противостояние». Происходит куча плохих вещей, но в конце концов положительные персонажи в основном побеждают. И в «Сиянии»… Ну да, там все грустно – припомни, как достается отцу, – но у парнишки-то в итоге все в порядке. Хотя «Кладбище домашних животных»… Тут и вправду полная безнадега.
Я кивнул, но при этом приметил и какую-то печальную покорность в том, как Дженни это произнесла. Что-то во мне хотело сказать ей, что не все концовки должны быть беспросветными. Но когда мы вышли на площадку перед школой и оказались перед лицом целого моря ребят разного возраста и серого пейзажа вокруг, нужные слова не пришли. В хорошие дни вполне можно было искренне верить, что я обязательно вырвусь из Гриттена, когда вырасту, но правда заключалась в том, что лишь очень немногих здесь могло ожидать что-либо помимо трудной, жалкой и унылой жизни – скорее прозябания, чем жизни. Не имелось никаких причин думать, что Дженни или я какие-то особенные и что наши «концовки» будут хоть сколько-то радостнее, чем у большинства здешних обитателей.
Я перевел взгляд вправо. Джеймс поджидал меня у дальнего конца корпуса со спортзалом.
Я закинул рюкзак на плечо.
– Я вон туда.
– А мне в другую сторону. Все как обычно.
Это уточнение показалось мне несколько странным, но потом я вспомнил, что никогда не видел ее во время перемен между уроками – она словно исчезала, точно так же, как до недавних пор мы с Джеймсом. Интересно, подумал я, куда она пойдет – какую забытую часть школы она сделала своей собственной и чем там занимается.
– А ты читал «Обезьянью лапку»?[6] – спросила Дженни.
– Не думаю. Это ведь не Стивена Кинга?
– Нет. Это короткий рассказ, причем очень старый. Хотя примерно в том же духе, что и «Кладбище домашних животных». Тебе точно понравится.
– Звучит заманчиво.
– А то! Он у меня дома есть. Могу принести почитать. В смысле, если хочешь.
Некоторые добавляют такую оговорку под конец, чтобы избежать неловкости в случае отказа, но Дженни подала это без всякого напряга – словно ей действительно было совершенно все равно: да так да, нет так нет. До настоящего момента создавалось впечатление, что добровольное одиночество ее несколько угнетает, но после разговора с ней стало заметно, насколько она уверена в себе и как комфортно ей наедине с самой собой. Как будто окружающий ее мир был тем, что она могла по собственному выбору принять или отвергнуть, и то, что она вдруг приняла решение законтачить именно со мной, почему-то представлялось чем-то лестным и едва ли не почетным.
– Угу, – сказал я. – Конечно, хочу.
А потом направился к Джеймсу.