Эдгара не устраивал такой исход, его захлестнула жалость. Нащупав слабый пульс на шее – к счастью, он еще не пропал, Эдгар осторожно завернул тело Лауры в свой плащ, принял в объятия и взмыл в безоблачную высь – туда, где находился замок. Он поклялся самому себе, что ни за что не позволит ей умереть, его бесценная Лаура будет жить любой ценой.
Глава 3
Когда Эдгар внес Лауру в замок на руках, он был близок к отчаянию. Она еще дышала, но Эдгар боялся, что не справится и не сможет вдохнуть в нее новую жизнь. Он изначально сделал все неверно: слишком быстро, не за три раза, как положено, а за один, понадеявшись на ее врожденный дар – вампирскую кровь. Не рассчитал свои силы, увлекся, был непростительно самоуверен. Поглотил слишком много крови, и вот теперь она умирала в его объятиях. Так досадно выжидать девятнадцать лет, чтобы все потерять за одну ночь. Эдгар положил Лауру на кровать и осторожно разрезал ей второе запястье, снова пытаясь передать свою кровь. Она впитывалась, но очень медленно, и по каплям вытекала обратно. Эдгар обреченно вздохнул: у него имелся запасной план, в котором, однако, не было ничего привлекательного, – Элеонора.
Эдгар знал, что все эти годы Элеонора не убивала. Раз в месяц, в полнолуние, ее муж Филипп, пользуясь служебными связями, переливал ей донорскую кровь, и Элеонора держалась. Она была слаба и не развивалась как вампир, но эта выхолощенная кровь сохраняла в ней видимость жизни. Эдгар искренне недоумевал, зачем Филипп тратит столько усилий, чтобы оберегать пустую оболочку Элеоноры, да и вообще, зачем ему такая жена, красивая и не стареющая, но лишенная человечности. Сам Эдгар не представлял себя рядом со смертной женщиной – слишком велика была бы пропасть между ними. Именно потому он не медлил и сразу обратил Лауру, забрав на свою сторону реальности. Однако Филипп Уэйн двадцать лет провел в одной постели с вампиром, и, по всей видимости, ему это нравилось. Воистину, то была любовь, причины которой не требуют объяснений.
Эдгар подошел к большому старому зеркалу и окровавленной рукой дотронулся до него. Стекло затуманилось, и в глубине зеркальной глади возникла Элеонора. Он увидел ее в лондонской квартире, отдыхающей на кровати с книгой. Оторванная от взрослых дочерей, женщина явно наслаждалась уединением с Филиппом – предметом своего обожания и обладания. Но сейчас мужа не было дома.
Увидев, как поплыла поверхность ее большого зеркала, Элеонора в изумлении поднялась с кровати и подошла к нему. Она близоруко прищурилась – без притока живой крови зрение у нее снова ухудшилось – и рассмотрела знакомую комнату, в которой неоднократно бывала. Ее нелюбимая дочь лежала на кровати, бледная как мертвец. Эдгар вернулся к своей жертве и присел рядом, соединив порезы на их запястьях. Элеонора заметила ранки на шее дочери, оценила обстановку и удовлетворенно улыбнулась.
– Какая прелесть! – воскликнула она, привычно заломив руки в манере бывшей актрисы. – Значит, ты добился, чего хотел! Что ж, поздравляю! Будьте счастливы вместе!
Эдгар оглядел эту женщину: она была ему омерзительна, невзирая на их общую кровь, ее красоту и ухоженность. В ожидании мужа Элеонора облачилась в шелковую пижаму лилового цвета, который ей удивительно шел. Эдгар даже почти ощущал густой аромат сирени, исходящий от нее.
– Послушай, дорогая, – вкрадчиво начал он, – мне требуется твоя помощь. Видишь, твоя дочь умирает. Прошу тебя, отвори свои вены и дай ей немного крови.
Алый рот Элеоноры в негодовании округлился буквой «о», она подняла аккуратно выщипанные брови и торжествующе рассмеялась.
– Ах, значит, дорогая? Ну уж нет! Ты когда-то сказал мне, что придет время платить по счетам. Так вот, я думаю, что давно с тобой рассчиталась!
Эдгару потребовались все его силы, чтобы удерживать перед ней бесстрастное выражение лица.
– Каким образом? Ты дала мне обещание, что будешь заботиться о ней. Вместо этого была самой отвратительной матерью, которая встретилась мне за двести лет!
– И ты еще смеешь в чем-то упрекать меня?! – возмутилась Элеонора. – Я родила ее для тебя! Не бросила в Румынии, не выкинула на улицу. Я вырастила ее! Воспитала! Она жила на всем готовом, ни в чем не зная отказа. Ты ее хотел – ты ее заполучил! Теперь она всецело твоя забота, а меня оставь в покое!
– Ты лишила ее самого главного – материнской любви! Сделай для нее хоть что-то! Дай ей немного своей крови, просто порежь запястье. И все.
– Нет, я этого не сделаю, – злорадствовала Элеонора, – я не хочу.
– Как ты можешь быть такой бесчувственной? – не понимал Эдгар. – Она ведь твоя дочь!
– Она мне не дочь! – истерично закричала Элеонора, и ее красивое лицо безобразно исказилось. – Она чудовище! Ты навязал мне ее, и я жила рядом с ней как в аду. Я ненавижу ее! Даже не представляю, откуда она взялась. Я толком не помню, что произошло в этой комнате. Кто ее отец – Низамеддин или, может быть, ты?
От этих слов Эдгара передернуло.
– Не говори глупостей. Отец у нее может быть только один, и тебе это прекрасно известно.
Однако в пышной груди Элеоноры клокотала негасимая злость, и ничто не могло утолить ее жажду отмщения.
– Вы двое лишили меня всего! – кричала Элеонора. – Из-за вас я вынуждена влачить это жалкое существование без еды и сна! А она была живым напоминанием об этом кошмаре!
– В том, кем ты стала, моей вины нет, ты знаешь, – мягко возразил Эдгар, – не я обратил тебя. Я только помог, когда ты погибала и нуждалась в помощи.
– Ты сделал это не ради меня, а ради нее! – Руки Элеоноры взметнулись к вискам, а в желтых глазах заплясало безумие. – Ты получил свою плату. Вот и забирай ее со всеми потрохами, живую или мертвую!
Уговаривать Элеонору было бесполезно, даже если бы он стал умолять, она бы только еще больше позлорадствовала. Это была ее месть. А между тем кровь из запястий Лауры перестала сочиться, и пульс на шее уже не прощупывался. В распоряжении Эдгара оставалось всего несколько минут, пока ее мозг не умер, в противном случае он получил бы вурдалака безумнее Элеоноры.
Эдгар все же предпринял последнюю попытку.
– Тебе совсем не жаль ее?
– А тебе? Что-то я не вижу в тебе жалости к ней.
Ее бездушная сущность отталкивала, но Эдгар сознавал, что Элеонора права, и это бесило его еще больше. Он отпустил руку Лауры, подошел вплотную к зеркалу, столкнувшись с Элеонорой взглядами, и произнес:
– Возможно, но я люблю ее.
Элеонора поздно сообразила, что не следовало подпускать Эдгара близко – она полагала, что через тысячу километров он не сумеет добраться до нее. Она отступила на несколько шагов, схватила стул и замахнулась в яростном порыве разбить проклятое стекло, но опоздала. Пальцы у нее разжались, стул с грохотом упал на пол, а сама она рухнула на колени.
Эдгар стоял за границей миров, и сила вскипала в нем – свежая кровь Лауры придавала ему сверхъестественную мощь. Глаза потемнели, в них загорелся мрачный огонь. Он поднял руку, и пальцы его казались сплетением тьмы и пламени. Острый нож прилетел из кухни и упал перед Элеонорой. Она тихо вскрикнула, но уже не могла бороться с волей своего могущественного предка. В венах Элеоноры текла его кровь, и во власти Эдгара было ее притянуть. Пытаясь сопротивляться, женщина подняла нож, и ее рука дрожала, когда она подносила острие к левому запястью. Через силу Элеонора сделала глубокий надрез, а затем полоснула и по правой руке. Алые слезы хлынули у нее из глаз одновременно с кровью из вен. Крови было много – как раз днем, перед полнолунием, ей сделали донорское вливание. Элеонора бессильно опустилась на пол, кровь клубилась вокруг нее, как дым, испаряясь и преломляясь сквозь пространство. Через несколько минут от моря крови не осталась и следа, кроме багровых пятен на ее дорогой пижаме. Зеркальный портал насытился жизненной силой Элеоноры и растаял, вычерпав ее до дна.