* * *
На следующее утро юношу доставили в местную управу. В кресле на возвышении сидел окружной судья, а рядом с ним, на почетном месте, –
финансовый инспектор второго столичного округа. Это был человек лет шестидесяти, с толстыми руками и ногами, и с глазами некрасивыми, как
вареное яйцо. На столе перед судьей стоял злополучный ларчик.
Судья стал спрашивать молодого человека, как попал к нему этот ларчик, и Руш сказал, что он украл этот ларчик из женских покоев,
принужденный к тому безденежным существованием, а как – это его дело.
Судья переглянулся с инспектором и сказал:
– У этого юноши правильная речь и благородные манеры. Он предназначен к лучшей судьбе, нежели быть искалеченным за воровство. Думается
мне, что дело тут нечисто.
– Тут и думать нечего, – вскричал со злобой старый инспектор, – это моя жена дала ему ларчик в награду за блудодейство!
– Так ли это? – спросил судья юношу.
– Вздор, – ответствовал Руш, – я украл этот ларчик!
– Как же ты залез в мой дом, – спросил инспектор, – через калитку у канала или через калитку с розовыми кустами?
– Через калитку у канала, – ответил Руш.
Чиновник покраснел от гнева и затопал ногами:
– Негодяй, я поймал тебя! В моем доме нет калитки у канала!
Тогда юноша воскликнул:
– Как я вошел, это дело мое и моих сообщников, и я тебе ничего не скажу, чтобы не выдавать их!
Судья, увидев, что дело нечисто, огласил бумажку о пытке. Юношу положили на пол и стали бить длинной веревкой, пока кончик ее не намок от
крови. Но Руш стоял на своем: украл, и все тут. А сообщников не называю затем, чтобы они, чувствуя благодарность, позаботились о семье.
Тогда старый чиновник сделал знак прекратить пытку, отвел Руша в угол и сказал:
– Неразумный юноша! Я, право, не знаю, какое у вас было дело с моей женой, и было ли оно. Но подумай только: если ты покажешь, что это она
дала тебе ларчик, то тебе ничего не угрожает, потому что за блуд мужчинам ответственности нет. А если ты будешь называть себя вором, – то
тебе отрубят сначала руки, а потом голову.
Но Руш рассердился и вскричал:
– Да что тут говорить! Украл – и попался! А клеветать на честных женщин я не буду!
Руша избили розгами, вымоченными в соленом растворе, и бросили в каменный мешок. Сторожа пожалели юношу и принесли ему чистой соломы. На
этой-то соломе он пролежал три дня, и каждый день проклятый чиновник являлся к нему и говорил:
– Все равно я найду способ развестись с моей женой и доказать, что ты прелюбодей, а не вор.
И каждый раз Руш только огрызался.
На четвертый день чиновник пришел к нему с двумя дворцовыми охранниками, и в руках у этих охранников было платье постельного чиновника.
Старый инспектор сказал:
– Я добился того, что сегодня наше с тобой дело рассудит сам государь Инан, и, клянусь твоей душой, я потратил на это дело денег больше,
чем стоят все проклятые цацки, отданные моей женой. Но берегись: теперь мою жену накажут за блуд, а тебя – за лжесвидетельство!
Услышав о личном государевом суде, Руш совсем растерялся. Он подумал: «Если бы государю было двадцать или хотя бы двенадцать лет, государь,
несомненно, рассудил бы нас по справедливости и отпустил бы меня! Но ведь государю – только семь лет! Разве семилетний ребенок, хотя бы и
божьего рода, может вникнуть во все обстоятельства дела? Ясно, что он утвердит тот приговор, который подскажут купленные чиновники!»
Тут же Руша переодели в пристойное платье, чтобы не смущать глаза государя, нацепили на шею чистую деревянную колодку, бросили в тележку, и
тележка покатилась по убитому щебенкой шоссе.