– Вы выглядите моложе, – уточнил я, догадываясь, что это лучший способ выйти из неловкой ситуации.
– Что же, я тебе верю, поскольку не знаю, как выгляжу, – устало отозвалась она с застывшей на губах улыбкой. – Но если я кажусь молодой, тем более: обращайся ко мне на ты.
– Как скажете, сеньорита Клара.
Я смотрел на ее легкие руки, сложенные на коленях, на точеную фигуру, угадываемую под складками одежды, на рельеф ее плеч, прозрачную бледность шеи и разрез губ, к которым так хотелось прикоснуться. Прежде мне никогда не доводилось так близко разглядывать женщину, не опасаясь встретиться с нею взглядом.
– Ну, что смотришь? – спросила она не без ехидства.
– Ваш дядюшка сказал, что вы специалист по Хулиану Караксу, – попытался выкрутиться я, чувствуя, как внезапно пересохло во рту.
– Дядя скажет что угодно, лишь бы остаться наедине с книгой, в которую он влюбился, – ответила Клара. – Но ты, наверное, спрашиваешь себя, как незрячий может быть специалистом по книгам, не имея возможности их прочитать.
– Вообще‑то я об этом не думал.
– Для неполных одиннадцати ты неплохо врешь. Но смотри, не то станешь таким, как мой дядя.
Опасаясь снова попасть впросак, я ничего не ответил, продолжая изумленно ее разглядывать.
– Давай, двигайся ближе, – сказала она.
– Простите?
– Не бойся, я тебя не съем.
Я приподнялся со стула и подошел к Кларе. Племянница Барсело протянула ко мне руку, пытаясь изучить меня на ощупь. Стараясь помочь ей, я тоже протянул ей руку. Что‑то подсказало мне, чего она от меня хочет, и я провел ее ладонью по своему лицу. Прикосновение ее руки было уверенным, но нежным. Пальцы женщины скользнули по моим щекам и скулам. Я замер, едва дыша. Исследуя мои черты, Клара улыбалась и слегка шевелила губами, еле слышно что‑то шепча. Затем прикоснулась ко лбу, волосам и векам. Ее указательный и безымянный палец медленно очертили рисунок моих губ. От нее пахло корицей. Я сглотнул, чувствуя, как стремительно учащается пульс, и благодаря Провидение, что вокруг нет посторонних глаз: меня так бросило в жар, что от моего лица можно было бы прикурить на расстоянии ладони.
3
В тот туманный и дождливый вечер Клара Барсело похитила мое сердце, дыхание и сон. Под покровом колдовского сумрака Атенея ее пальцы начертали на моем лице проклятие, которое преследовало меня долгие годы. Пока я завороженно рассматривал Клару, она поведала мне свою историю, рассказав заодно и о том, как впервые, тоже случайно, познакомилась с сочинением Хулиана Каракса. Это произошло в маленьком провансальском поселке. Ее отец, известный адвокат, ведавший делами кабинета министров – тогда его возглавлял Компаньс [3] , – не был лишен дара предвидения, и в самом начале гражданской войны отправил дочь и жену к своей сестре во Францию. Многие считали такие меры предосторожности излишними, поскольку Барселоне ничто не грозит: в Испании, колыбели и последнем прибежище христианской цивилизации, последним проявлением варварства, по их мнению, могли быть лишь шалости анархистов, гонявших на велосипедах в кожаных гетрах, тем более что те никогда не заходили слишком далеко. Как часто говаривал Кларе отец, народ не склонен смотреть правде в глаза, особенно когда берется за оружие. Адвокат был докой не только в юриспруденции и знал, что новости верстаются на улицах, заводах и площадях, а не на полосах утренних газет. Несколько месяцев он еженедельно слал семье письма. Сначала из своей конторы на улице Депутасьон, затем без обратного адреса, и наконец – тайком – из камеры замка Монтжуик, откуда так и не вышел.
Мать читала письма вслух, неумело пряча слезы и пропуская строки, о содержании которых Клара и так догадывалась.