– Может, у него есть чувство юмора?
– Пашиенс никогда не производил на меня впечатления шутника.
– Согласен, тут ты полностью прав. А если по той же причине, по которой Санчез отдал наконец честь левой рукой? Что‑то вроде обряда посвящения.
Лорен молча кивнул.
– Допускаю. Но мне кажется, в обряде посвящения новичков они вполне обойдутся и без нашей помощи.
– Ладно, шеф, сдаюсь. И какова же твоя версия?
– Просто им абсолютно наплевать на все, что мы делаем, – ответил Лорен. – Мы горстка наивных провинциалов, стоит ли воспринимать нас всерьез? И они позволяют делать из них дураков, потому что нас это забавляет, а они в свою очередь потешаются над нами.
Киприано, похоже, вскипел от негодования, но через минуту заколебался.
– Не знаю, шеф.
– Это только моя рабочая гипотеза.
– Не знаю.
– И я думаю, она верна.
У себя в кабинете Лорен плюхнулся в кожаное кресло и уставился на бледно‑зеленые стены. Искривленные лопасти потолочного вентилятора медленно ползли по золоту его старых боксерских наград. В рамочке, покрывшись толстым слоем пыли, висел сертификат «За заслуги» от Американской ассоциации шефов полиции.
Он вспомнил, что оставил бутерброды в раскаленной машине на солнце.
В дверь постучали.
– По спутнику получено сообщение из ДЕА, – доложил, появившись, Санчез, – на корабле из Мексики сегодня или завтра ожидается партия наркотиков.
– Только этого нам не хватало!
– Белый крытый «шевроле» последней модели. Итак, машина с прицепом и два мексиканца без пропуска. Предположительно...
– Да, – Лорен тяжело вздохнул, – это наша специализация.
– Вооружены и опасны.
– Не сомневаюсь. По три «узи» на каждого мексиканца. А чем нагружен прицеп?
Санчез посмотрел в донесение.
– Дизайнерским оборудованием.
У Лорена засосало под ложечкой. Он снова вспомнил о бутербродах. Может, просто съесть апельсин?
Он перевел взгляд на перекидной календарь. Йом Киппур – стояло против сегодняшней даты. (Начало на закате.)
Лорен отметил каждый из семи последующих дней маленькими красными галочками. Один‑единственный День Искупления у евреев после церковного соглашения 1831 года длился целых семь суток.
Это соглашение было установлено в Пальмире, в Нью‑Йорке, куда Самуэль Кэттон, житель Пенсильвании, тридцати одного года от роду, пришел на проповедь Джосефа Смита (историки мормонов считают Кэттона апостолом церкви Христа, как впоследствии определили веру Святых Последних Дней, но сторонники Кэттона это отрицают). Во время проповеди рядом с Кэттоном сидел спокойный человек с орлиным взором, гладким лицом, в широких серых одеждах. Он увлек его с проповеди лжепророка Смита за собой в путешествие по Вселенной. Последователи Кэттона упоминают его как Мастера в сером, хотя Джозеф Смит позднее назвал его просто Сатаной. Впрочем, «Авторизованные Откровения» Самуэля Кэттона призывали вернуться к еврейской священной субботе и другим святым дням, правда, с некоторыми изменениями.
Приверженцы величественных и серьезных проповедей отдали предпочтение Кэттону. Смит смеялся, шутил, снимал свою ризу и боролся со всяким, кто пожелает; он женился в общей сложности примерно пятьдесят раз, включая замужних женщин; он ночи напролет пьянствовал с близкими друзьями – бывшими мужьями своих многочисленных жен. Кэттон же ни разу не был замечен и обвинен в подобном. В память о его высокой нравственности еврейский День Искупления удлинили в семь раз: святая церковь апостолов Элонима и Назарена получила возможность размышлять над своими грехами целую неделю.
Все свои деяния, решили апостолы, надобно вершить как следует.