Я смотрел в глаза Марины. Это были тяжелые от раскаяний, с блуждающим взглядом, безликие глаза верующей молодки.
Ты видела, что вещей в номере молодоженов нет?! взорвался я. Видела?! Еще вопросы есть?! Что ты от меня еще хочешь?
Я? переспросила она, разыгрывая удивление. От вас ничего не хочу. Напротив, я хотела бы вам помочь.
Ты полагаешь, что я нуждаюсь в помощи?
Конечно! Вы должны вымолить прощение и покровительство господа.
Молитвами?
Не только. Надо совершить богоугодные дела.
А какие же дела, к примеру, можно считать богоугодными?
Помощь ближнему, к примеру. Вы помогаете своему ближнему, а господь помогает вам.
Значит, ты все-таки что-то хочешь от меня?
Не я! Марина отрицательно покачала головой и закатила вверх глазки. Господь хочет! И он хочет, чтобы вы помогли моему отчиму.
А кто твой отчим?
Профессор Курахов.
Не знаю такого.
Марина усмехнулась и снова покачала рыжей головкой.
Неправда! Вы его хорошо знаете. Валерий Петрович и есть профессор Курахов, мой отчим.
Марина полусидела на моем столе и, заведя белые руки за голову, плела косу. Черное резиновое кольцо она держала в зубах, и оттого ее речь была невнятной.
Не знал, что вы состоите в родственных отношениях, сказал я. Во всяком случае, со стороны это не заметно. А почему ты живешь от него отдельно?
Мы привыкли скрывать от людей свои чувства, с грустью сказала Марина. После страшной гибели моей мамы у меня нет более близкого человека. К тому же Курахов такой доверчивый, такой наивный! Потому я и приехала вместе с ним, что боюсь оставлять его одного.
Вы живете в Киеве? В одной квартире?
Теперь уже нет. Как погибла мама, профессор вернулся к себе в академгородок.
Так чем я могу помочь твоему отчиму? с некоторым раздражением спросил я.
Марина поднесла к губам палец и взглянула на меня с укором.
Говорите, пожалуйста, потише. Курахов может услышать.
Она опустилась в кресло напротив меня, и я невольно скользнул взглядом по ее покусанным комарами ногам, виднеющимся из-под старой черной юбки.
До недавнего времени отчим заведовал кафедрой истории, сказала Марина, ожидая увидеть в моих глазах проблески воспоминаний. Вы, наверное, учились в нашем университете?
В вашем? Нет.
Значит, меня неправильно проинформировали.
Если можно, поконкретнее, поторопил я девушку. Что я должен сделать для профессора?
Марина взглянула на меня так, словно я не мог понять совершенно очевидных вещей.
Это вы сами решите после того, как я все расскажу Ему угрожают, его хотят убить, неожиданно отчетливо произнесла Марина и посмотрела на меня, чтобы увидеть, какое впечатление произведут на меня эти слова.
Кто угрожает?
Девушка пожала плечами.
Не знаю. От него требуют какой-то исторический материал о средневековом консуле. В Киеве какой-то человек дважды звонил ему по телефону. Теперь вот этот обыск.
Марина, а причем здесь я?
Курахов не хочет обращаться в милицию, он уверен, что она ничем ему не поможет, лишь наведет ненужный шум. К тому же он подозревает, что милиция действует заодно с вымогателем. Ему нужен частный детектив.
Ах, вот в чем дело! Давний обед отзывается икотой и изжогой. Марина предлагала мне войти второй раз в ту же реку.
Стоп! прервал я Марину. Ты ошиблась. Ты обратилась не по адресу.
Что значит не по адресу?
Я давно уже не занимаюсь частным сыском. У меня просрочена лицензия, я не слежу за юридическими актами, я утратил навыки И вообще, мне надоела эта работа.
А если в порядке исключения? вкрадчивым голосом спросила Марина.
Мне очень жаль, но даже в порядке исключения я не буду заниматься твоим отчимом.
Я на вас надеялась, сказала она сухо. Имейте ввиду, что если профессор обратится за помощью в милицию, то вашу гостиницу прикроют.
Вполне может быть, согласился я.
Марина рассматривала мое лицо так, как если бы на нем был написан мелкий, неразборчивый, но очень интересный текст.
И тогда милиции сразу станет известно о том, медленно произнесла она, что произошло сегодня утром в заповеднике.
Ты хочешь сказать, что милиции это станет известно не без твоей помощи? уточнил я.
Возможно. На то божья воля тайное делать явным.
Я поднялся с кресла, подошел к Марине, взял ее за руку и поднял на ноги. Девушка со скрытым страхом смотрела мне в глаза.
Я даю вам шанс, пролепетала она, искупить свой грех перед богом. Если вас сегодня же заберут и посадят в тюрьму, то вы не успеете принести пользу ближнему своему и отыскать злодея, который испортил акваланги.
Ты слишком преувеличиваешь мои возможности, девочка, сказал я, аккуратно и сильно подталкивая Марину к двери.
Нет, не преувеличиваю. Я многое о вас знаю. Вы талантливый сыщик!
Это твое глубокое заблуждение. Я ничем не могу быть полезен ни богу, ни твоему отчиму.
Вы пожалеете, если откажетесь, торопясь, произнесла Марина. До двери оставалось несколько шагов.
Это уже похоже на угрозу.
Нет, нет! Вы ошибаетесь! Чем может угрожать сильному мужчине слабая и беззащитная девушка? Я могу только просить вас.
Еще раз повторяю: я не занимаюсь детективным расследованием.
Марина сжала пухлые губы. Шея, на которой болтался замусоленный шнурок с крестиком, покрылась красными пятнами.
Вы меня разочаровали, произнесла она. Вы, наверное, трус?
Может быть, ответил я безразличным тоном. Оскорбления не причиняли мне вреда. Тебя проводить или сама спустишься?
Можете не утруждать себя, ответила Марина и, почувствовав спиной дверь, повернулась к ней лицом. Родившийся слабым достоин сострадания и жалости, а сильный человек, ставший слабым, достоин презрения.
Она грохнула дверью, захлопнув ее перед моим носом.
Что там она изрекла? вспоминал я, принюхиваясь к горьковатому запаху ладана, коим была пропитана кофточка Марины. Родившийся сильным достоин слабости? Или достойный презрения родится сильным?.. Как бы то ни было, но, кажется, меня ожидают крупные неприятности.
* * *
Не помню точно, когда это началось. Я научился чувствовать ее взгляд, и это больше напоминало болезнь, чем интуицию. Еще совсем недавно Анна могла неслышно подойти ко мне на цыпочках со спины и закрыть мне ладонями глаза; я вздрагивал, всякий раз удивляясь ее способности незаметно приближаться ко мне, словно она превращалась в воздух или луч света. Но теперь я впервые почувствовал ее тяжелый от немых упреков взгляд, и обернулся прежде, чем она успела подойти ко мне.
Что? спросил я, не поднимая головы. Наконечник паяльника соскользнул с блестящей капельки застывшего олова и задел тонкий зеленый проводок. Едкий дым обжег глаза, и я зажмурился, чувствуя, что сейчас прольются слезы. Что, Анна?!
Почему ты ей отказал? спросила Анна сдержанно. Ей шел белый костюм с короткой юбкой, который она обычно одевала в рабочее время. Светло-русые волосы волной опускались на воротник пиджака с петлицами из золотой вышивки. Светлые брови и глаза цвета утреннего моря контрастно выделялись на загорелом лице. Анна напоминала стюардессу с рекламного плаката: строгая, собранная, безупречно аккуратная.
Я протянул руку к ее лицу и коснулся пальцами золотой сережки.
Ты очень взволнована. Выпей мятного ликера и полежи.
Да, я взволнована, ответила она, отстраняя мою руку. Я давно уже взволнована, и мне вряд ли поможет мятный ликер.
А что тебе поможет?
Она не ответила, села в то же кресло, где несколько минут назад сидела Марина. Мне легче было вести с Анной разговор стоя, и я лишь прислонился спиной к оконной раме, скрестив на груди руки.
Что с тобой, Анна?
Она не раздумывала над ответом, она давно была готова высказать мне все, что наболело.
Мне все надоело, Кирилл.
Что все?
Все это, и она кивнула на потолок, на стены, потом ее взгляд остановился на засохшем букете роз, стоящем на подоконнике у вазе.