За моей спиной раздался тихий скрип. Я обернулся и успел заметить в узкой щели между дверью и косяком настороженное лицо нового постояльца. Затем дверь с силой захлопнулась, и в замке дважды провернулся ключ.
Странный дядя, подумал я, возвращаясь к лестнице.
* * *
"Странный дядя" требовал сатисфакции, но чем сильнее распалялся его гнев, тем круче он витийствовал, тем выше была степень его самолюбования, однако говорил он негромко, даже тихо.
Я же вас спрашивал о посторонних, плохо проговаривая слова, произнес он. Вы же давали мне гарантии. Где они, эти ваши хваленые гарантии? Ну, ответьте мне, где они? Где эти вшивые словишки про высокий уровень обслуживания и полную, так сказать, безопасность?
Что случилось? спросила его Марина. Голос ее был сухим, глуховатым. Она подошла к Валерию Петровичу почти вплотную.
Ничего, моя дорогая, ничего такого, что могло бы встревожить твою ублаженную молитвами душу, ответил Валерий Петрович, избегая смотреть в глаза Марине. Тем не менее, все чрезвычайно грустно. Чудес не бывает! Как воровали в совковых гостиницах, так воруют и в частных! Он снова переключил внимание на меня. Грустно, господин директор! Мне ничего не остается, как заявить о случившемся в милицию. Это, безусловно, скажется на репутации вашего заведеньица, но другого выхода я не вижу.
Если поедете автобусом, то выходить надо на третьей остановке, сказал я. Если пешком, то по набережной до "пятачка", а там вверх, за санаторий.
Вы о чем? Я не пойму, о чем вы?
О милиции, объяснил я и стал подниматься по лестнице наверх.
Нет, вы посмотрите на него! возмутился за моей спиной Валерий Петрович. Он говорит со мной таким тоном, словно я сам виноват в том, что мой номер взломали!
Не волнуйтесь, ради бога! с родственной заботой успокаивала Валерия Петровича Марина. Вам нельзя волноваться, может подскочить давление.
Я не волнуюсь, милая, с ядовитым смешком ответил Валерий Петрович. Я спокоен, как Гагарин перед стартом, как молодогвардеец перед расстрелом! Все прекрасно! Более высокого уровня сервиса я не встречал даже в США! Не успели обчистить номер, как мне сразу подробно объяснили, как добраться до милиции. А можно было бы на входе повесить огромный плакат с адресами милиции, прокуратуры, морга и кладбища
Не замолкая ни на минуту, соблюдая дистанцию, за мной поднимался Валерий Петрович. За ним Марина. Замыкал Сашка, которого на второй этаж никто не приглашал. Я с удивлением заметил, что уже не волнуюсь, что стал безразличен ко всему, как приговоренный. Пошла черная полоса, и я уже вляпался в нее, как в горячую смолу, и накрепко прихватило подошвы, и не было смысла дергаться и звать на помощь.
Я сначала подошел к распахнутой настежь двери номера люкс. Ожидая увидеть совсем другое, я едва не вскрикнул. Обокрали это было сказано слишком мягко. Номер Валерия Петровича обыскали, перевернув все вверх дном, и теперь комнаты напоминали картину Репина "Арест пропагандиста". Створки шифоньера были открыты, рубашки, майки, носки валялись на полу. Журнальный столик, словно скатертью, был накрыт полотенцем, и поверх него лежала груда осколков керамической вазы злоумышленнику зачем-то понадобилось ее разбить, и разбивал он вазу, по-видимому, завернув в полотенце, чтобы не создавать лишнего шума. Сухая можжевеловая ветка валялась на полу, и ее иголки усеяли ковровое покрытие. Телевизор вместе с тумбой был выдвинут на средину комнаты. Холодильник раскрыт, и пустая морозильная камера зияла черной пустотой.
В спальне царил не меньший погром. Матрацы кровати валялись на полу, а сверху них книги и тетради.
Валерий Петрович, слегка потеснив меня, зашел в номер, повернулся ко мне лицом и, широко расставив ноги, сунул руки в карманы.
Ну? спросил он таким голосом, словно торговец предлагал хороший товар. Как вам это нравится? Впечатляюще смотрится, не правда ли?
Он поддел ногой ветку можжевельника. Ветка взлетела и повисла на шторах.
Я молча повернулся и подошел к двери номера молодоженов. Здесь сработали грубее: замок был выбит вместе с большой щепкой, оторвавшейся от косяка. Зайдя в комнату, я увидел то, что, в общем-то, ожидал увидеть ни на полках, ни в шкафу, ни в умывальнике не осталось ни одной вещи, принадлежавший постояльцам. Настроение стремительно пошел вверх. Я почувствовал себя почти счастливым.
Многозначительно глянув в глаза Марины, я снова повернулся к Валерию Петровичу.
Что у вас украли? спросил я.
Валерий Петрович, словно забыв, что именно у него украли, обвел взглядом комнату.
Этого я еще окончательно не выяснил.
Деньги на месте?
К счастью.
Где вы их хранили?
Я все еще не мог избавиться от этой скверной привычки в первую очередь выяснять мотивы поступка. Это осталось от прежнего занятия частным сыском.
Где я хранил деньги? переспросил Валерий Петрович, попутно раздумывая, раскрывать мне эту тайну или нет. Я хранил их в одном из ящиков стола. В бумажнике.
Стол тоже обыскали?
Да, все ящики выдвинуты.
Но деньги, тем не менее, остались целы?
Представьте себе, да!
Значит, вор действовал целенаправленно, но искал не деньги, произнес я, вздохнул и, поворачиваясь, чтобы уйти, добавил: Пишите заявление в милицию, освобождайте номер. Я готов вернуть вам все по квитанции.
О! Какое благородство! Господин директор готов вернуть мне вшивые четыреста долларов и торопит с написанием заявления. Железная выдержка! Знаете э-э-э, забыл, как вас звать меня просто бесит, с какой покорностью вы ставите крест на своем бизнесе. Вы хоть бы для приличия посочувствовали мне и попросили тихо замять дело.
Вот чего ему не хватало! Его раздражало мое равнодушие. Он ожидал увидеть, как я буду слезно умолять его не поднимать шум, как я кинусь собирать раскиданные по полу вещи, как громогласно объявлю выговоры и лишу премий всех своих сотрудников, и моя индифферентность возмутила его больше, чем сам факт обыска в номере.
Я пожал плечами, мол, ничем не могу помочь, и прошел между Мариной и Сашкой, стоящих по разные стороны коридора с тревожными, как у пограничных собак, глазами.
5
Не успел я закрыть за собой дверь кабинета и рухнуть на кресло, как ко мне постучались.
Меня нет! рявкнул я, прикрывая глаза ладонью, словно дверь должна была разорваться ослепительным пламенем.
Тот, кто стучался, не поверил, тихо приоткрыл дверь, и в образовавшейся щели я увидел конопатый нос Марины.
Что тебе? спросил я более сдержанно, и только сейчас понял, что готов портить отношения с кем угодно, но только не с ней. С этого едва намечающегося угодничества, должно быть, и начинается рождаться страх.
Вы позволите мне зайти? спросила она, сверкая глазками и сдерживая проблеск улыбки. По ее лицу я понял, что она намерена вить из меня веревки.
Я промолчал. Марина кошкой скользнула в кабинет и тихо прикрыла за собой дверь.
Лучше будет, если отчим не узнает, что я была у вас, сказала она, подошла к окну и посмотрела вниз.
Кто не узнает? не понял я.
Марина рассматривала груды старой радиоаппаратуры, запыленные поделки из ракушек рапанов, стоящие на полках, акварели с причудливыми морскими пейзажами и безобразных чудовищ, сплетенных из пеньковой веревки.
Это вы все сами сделали? спросила она, снимая с полки отполированную корягу из можжевельника, напоминающую подсвечник.
Я терпел. Марина вовсе не интересовалась игрушками, она хотела показать, что хозяйка положения она, и потому может вести себя так, как ей хочется.
Мне вас жалко, произнесла она, возвращая подсвечник на место и поворачиваясь лицом ко мне. Такие неприятности в один день! Бог, должно быть, решил испытать вас А это правда, что если Валерий Петрович напишет заявление в милицию, то вашу гостиницу могут закрыть?