Мисс Тревор покачала головой.
Нет. Я не имела никакого отношения к этому месту, пока здание не перешло к школе. С Элис я знакома только потому, что она дружила с матерью. После смерти матери я первое время ее навещала, а потом перестала. Думаю, она обрадуется гостям. Жизнь у нее была не сахар, но она всегда была рада, когда я приходила.
Опять затрезвонил телефон, и Джин удалось выскользнуть, не услышав подробностей несладкой жизни Элис, которые мисс Тревор жаждала ей поведать.
Был полдень, и Джин решила отложить посещение Уикфилд-драйв на более позднее время: бывшая старшая медсестра наверняка строга в отношении приемных часов. Она вернулась на велосипеде в город и уселась на лавочке лицом к пляжу, чтобы съесть свой сэндвич чеддер и последние остатки прошлогоднего чатни из зеленых помидоров. Его полагалось приготовить, а приготовив съесть, но никакого удовольствия Джин это не доставляло. Иногда она думала, что ее жизнь измеряется скорее банками для консервирования, чем кофейными ложками.
Внизу, на песке, раскинулись лагерем лежаки и щиты от ветра, ковыляли среди волн малыши, загорали их родители, грелись на солнце старики с закатанными до колен штанами; несколько смельчаков подпрыгивали над волнами. Джин страстно желала к ним присоединиться, но с этим придется подождать.
На ярко-голубом, как и положено в разгар лета, небе не было ни облачка, а прохладный ветер дул как раз в меру. Джин скинула кофту и подставила по-зимнему бледные руки солнцу. К вечеру они порозовеют и начнут чесаться, а треугольник кожи на груди в вырезе открытой блузки станет огненно-красным, но сейчас жара казалась восхитительной и отрадной. Покончив с бутербродом, Джин купила мороженого в кафе на холме. Она и вообще не умела есть аккуратно, а уж это лакомство прямоугольный кусок ванильного мороженого между двух вафель, быстро тающий и уязвимый со всех сторон, представляло собой нешуточную задачу. Под удар попала блузка, и Джин пришлось доедать остаток скользкой каши, нагнувшись над урной, чтобы не капало. Есть на людях чего никогда бы не сделала ее мать, даже если представить себе, что она выйдет из дома, все еще казалось ей дерзким и бунтарским поступком, что многократно усиливало удовольствие.
Дом номер один по Уикфилд-драйв оказался одноэтажным коттеджем посреди большого углового участка, закрытого от улицы разросшимися кустами лавра и высокими деревьями, при том что у остальных домов на этой улице аккуратные лужайки без ограды сбегали до самого тротуара. Джин по опыту знала, что такое лиственное заграждение, как правило, предвещает определенный уровень обветшания внутри, но, к ее удивлению, за ним скрывался ухоженный сад и домик в идеальном состоянии. Красная плитка порога отполирована и без единой пылинки; окна, затянутые белой сеткой, чистые даже в углах, рамы сияют свежей краской.
Джин застегнула кофту на все пуговицы, чтобы скрыть пятно от мороженого, сняла с головы платок, провела рукой по примятым волосам и нажала кнопку звонка. Он слабо звякнул где-то в глубине дома, и через мгновение дверь открыла седовласая дама, одетая, словно в разгар зимы, в шерстяное платье, халат, толстые чулки и тапочки из овчины. Ее сразу можно было узнать по фотографии из архива Святой Цецилии, и вдобавок в твердом взгляде, остановившемся на Джин, было что-то одновременно властное и успокаивающее, что определенно выдавало в ней старшую медсестру.
Заходите, я вас ждала, сказала она и добавила, заметив, как удивилась Джин:
Я не ясновидящая. Мне позвонила Сьюзен Тревор из школы и предупредила, что вы придете.
Таким образом, представления были бы излишними, и Джин провели вглубь дома в комнату, где надо всем возвышалась горка с фарфоровыми фигурками. Тридцать, а то и сорок кукол уставились на нее стеклянными глазами, еще несколько лежали на столе среди разнообразных тряпок и губок: их, очевидно, мыли. Толстый полосатый кот, воспользовавшись временной отлучкой хозяйки, вспрыгнул на стол и топтал хрупкие кружевные платья, как будто уминал траву.
А ну слезай, Ферди, негодяй. Элис шлепком согнала его со стола.
Вы меня застали в разгар весенней уборки, сказала она. Мои девочки чудовищно пылятся.
Могу себе представить, ответила Джин, слегка обескураженная таким количеством фарфоровых лиц, обмякших тел и мертвых волос; да и коллекционирование кукол взрослой женщиной показалось ей довольно жалким хобби. Но из вежливости и, возможно, чтобы с лихвой загладить свое инстинктивное отвращение, она склонилась над разложенными на столе куклами, бормоча слова восхищения, и, выбрав одну, наименее отталкивающую, в костюме пастушки, произнесла:
Эта очень хорошенькая. Какое милое личико.
Позже она задумалась, не отдаленное ли сходство с Маргарет Тилбери темные кудри, голубые глаза определило ее выбор.
Элис Хафъярд воодушевилась.
О, она вам понравилась? Она моя любимица. Такое осмысленное выражение для пастушки.
И детали, добавила Джин, вглядываясь в миниатюрные оборки на корсаже и крошечные обтянутые тканью пуговки и поражаясь тому, сколько усердия было приложено, чтобы одеть какую-то игрушку. Ее собственные наряды никогда не были так хорошо сшиты.
Вы, наверное, думаете, что я глупая старуха, которая играет в куклы, сказала Элис.
Вовсе нет, ответила Джин, хотя примерно это и подумала. У вас тут целая коллекция хоть музей открывай.
Каждый раз говорю себе, что больше ни одной не куплю, но потом прохожу мимо комиссионного магазина, вижу какую-нибудь всеми забытую куклу и не могу удержаться. А вы что-нибудь коллекционируете?
Не то что бы, ответила Джин, с неожиданным беспокойством вспомнив свой ящик, полный неиспользованных сокровищ.
Ну, раз вы репортер, вы, наверное, собираете истории.
Как хорошо вы сказали, ответила Джин.
В следующий раз, когда ей придется писать отчет о мировом суде, она будет считать себя хранителем человеческих историй. Беатрис Кейзмор из Сидкапа, Фрэнт-авеню, признавшая себя виновной в краже пары перчаток стоимостью 2 фунта 11 шиллингов из галантерейного магазина Доусон & Co; Роланд Крэбб, оштрафованный на 10 фунтов за то, что держит собаку без лицензии, вот ее куклы.
В истории, которую я сейчас пытаюсь добавить в свою коллекцию, продолжала она, почувствовав, что разговор удачно принял нужное направление, речь идет о пациентке лечебницы Святой Цецилии (как раз тогда вы были там старшей медсестрой). Если все подтвердится, это будет выдающаяся история.
Элис отложила куклу, которую держала в руках, и одарила Джин внимательным, испытующим взглядом. Голубизна ее глаз казалась еще ярче по контрасту с чуть желтоватыми белками, как у фарфорового кукольного лица.
Продолжайте.
Помните ли вы девочку по имени Гретхен Тилбери, то есть Эдель так ее тогда звали?
Я помню всех своих пациентов, сказала Элис, так что да, я прекрасно помню Гретхен. Прелестная девочка. Она ужасно мучалась. Ревматоидный артрит. Непрерывные сильнейшие боли. Бедняжка.
Как вы считаете, она была честная?
Элис надо было подумать.
Да. Не про всех девочек, которые у нас лечились, я могу так сказать. Но Гретхен была, что называется, хорошая девочка.
Пока она у вас лечилась, она когда-нибудь покидала клинику?
Господи, нет, конечно. Она с кровати едва вставала. Приходилось вдвоем ее поднимать и сажать на унитаз. Она почти не могла двигаться.
Если я назову даты ее пребывания, вы, наверное, сможете их подтвердить?
По памяти не смогу, ответила Элис. Но у меня сохранились дневники за те годы.
Это было многообещающе. На такое Джин и рассчитывать не могла.