У последней двери он остановился. Мальчики дружно встали, торжественно заскрипев стульями. Учитель, очевидно привычный к таким внезапным вторжениям, перестал рисовать на доске нечто, что Джин приняла за ужасное чудовище; оказалось, что это многократно увеличенная блоха.
Это миссис Суинни, известный газетный репортер из Лондона, сказал директор, весьма вольно интерпретируя факты. Возможно, для жителей Бродстерса Лондон простирался до Медуэя. Надеюсь, что она увезет с собой благоприятное впечатление об этом месте.
Джин улыбнулась классу своей самой теплой ободряющей улыбкой. Она бы с удовольствием посмотрела, как идет урок.
Выглядит очень увлекательно, сказала она полушепотом, когда они пошли дальше. Я подумала, не введение ли это в поэзию Джона Донна.
Искренне надеюсь, что нет, ответил директор и нахмурился.
Джин предположила, что чувства юмора его лишила боль, и решила его пожалеть.
Она уехала со станции Бромли-Саут на раннем поезде. На платформе толпились школьники в форме, которые отправлялись на экскурсию. Два учителя с планшетами пытались выстроить их в шеренгу, но группки мальчишек то и дело откалывались от нее, чтобы посмотреть на паровоз у платформы напротив.
Джин пристроила велосипед в багажный вагон и выбрала купе поближе к началу поезда. Его единственная обитательница подняла глаза от книги, когда дверь открылась, и улыбнулась Джин с облегчением. Облегчение было взаимным, и Джин улыбнулась в ответ. Она уселась в уголке, наискосок от соседки, чтобы у обеих было как можно больше места. У нее в сумке был обед, книжка Агаты Кристи почитать в дороге, блокнот, само собой, и купальник с полотенцем на случай, если будет время сходить на пляж. Больше всего она ждала именно этого момента; она отлично плавала и в море чувствовала себя сильной и грациозной, чего никогда не случалось в общественных купальнях в Бекенхэме с их холодным кафелем и запахом хлорки, и уж тем более на суше. Она собиралась почитать, но так и не открыла книгу, а вместо этого пялилась в окно, за которым пригороды растворялись и сменялись опаленными солнцем полями Северного Кента.
После краткого осмотра школы директор проводил Джин к себе в кабинет, чтобы она посмотрела архив лечебницы Святой Цецилии, пролежавший там, никем не тронутый, почти десять лет. Он отпер деревянный шкафчик и разложил перед ней разнообразные бухгалтерские книги и альбом фотографий. Были там и кое-какие предметы, оставленные при переезде, которые никто не потрудился забрать лоток, судно, набор карточек с молитвами, несколько кожаных напальчников и комплект кронциркулей.
Джин вытащила одну карточку и прочла:
Святая Тереза Авильская[1]Можно, я возьму ее себе? спросила она.
Берите хоть всё, ответил директор. Мне они ни к чему.
Наверное, монахини давали их пациентам, сказал Джин, листая альбом и остановившись на групповой фотографии персонала: женщины стоят на посыпанной гравием дорожке перед входом в дом. Одни в форме медсестер, другие в монашеских одеяниях. Они улыбаются и щурятся на солнце; некоторые даже прикрывают глаза рукой, как будто не привыкли позировать для фотографий.
Не сомневаюсь, что так и было, сказал директор.
Интересно, ему любая религия отвратительна или только ее римско-католическая ветвь?
Вы бы удивились, если бы оказалось, что в этих стенах случилось чудо? спросила его Джин.
Думаю, мои сотрудники считают, что творят здесь чудеса ежедневно, сказал он с едва заметной улыбкой.
Все-таки у него есть чувство юмора, подумала Джин. Она не собиралась выдавать никакие подробности, кроме самых необходимых, но он был так нелюбопытен, что она разговорилась.
Одна бывшая пациентка утверждает, что забеременела здесь. Так сказать, самопроизвольно.
Наконец-то она завладела его вниманием.
Мне это представляется маловероятным. В голову приходят другие объяснения.
Какие например?
Или ее ввели в заблуждение, или она вводит в заблуждение вас.
С какой же готовностью люди называют совершенно незнакомую им женщину лгуньей, подумала Джин.
Она показалась мне искренней.
С нечестными людьми так часто бывает. Вы ищете документы, которые помогут ее разоблачить?
Если таковые существуют, то конечно.
Что ж, надеюсь, вы их найдете. Не хотелось бы, чтобы это место превратилось в святилище.
Джин рассмеялась.
Я, признаться, не подумала о таком побочном эффекте.
Нас начнут осаждать девственницы, сказал он, поморщившись.
Ты наверняка считаешь, что и я девственница, подумала Джин.
Вот эта дама, сказала она, указывая на фотографию, на которой женщина средних лет в темном платье и белом чепце восседала в центре ряда медсестер в блеклых форменных платьях и крахмальных фартуках, должно быть, старшая сестра. На нескольких других фотографиях она была в такой же одежде. Вы не возражаете?
Джин осторожно вытащила отпечаток из полупрозрачных уголков и перевернула. Как она и надеялась, какой-то добросовестный делопроизводитель подписал на обороте коричневатыми чернилами: Слева направо: Дж. Соумс, Р. Форбс, М. Кокс, Э. Хафьярд, М. Смит, Д. Бейкер, В. (Пегс) Остин, 1946.
Э. Хафьярд, сказала Джин. Это должна быть она.
Вот повезло, отозвался директор, забирая у нее фотографию и вставляя ее обратно в альбом. Вряд ли в телефонном справочнике много людей с такой фамилией. У миссис Тревор в кабинете должен быть.
Когда Джин постучала в открытую дверь, секретарша разговаривала по телефону, одновременно крутя ручку разогнавшейся вовсю копировальной машины. Не прерывая своих занятий, она движением подбородка пригласила Джин зайти.
Полагаю, кое-какие расходы мы могли бы взять на себя, говорила она. Хотя другие кандидаты поступают из мест подальше и ничего не просят.
Воздух был тяжелым от запаха спирта; Джин почувствовала, как он щиплет ей глаза. Мисс Тревор продолжала мучить ротатор, пока последний лист со смазанными фиолетовыми буквами не выскочил на лоток.
На столе в беспорядке громоздились книги, конторские книги, картонные папки. Но несмотря на это, произнеся: Да, хорошо, давайте я запишу ваши данные, она стала беспомощно шарить по столу, ища чем бы или на чем бы записать, пока Джин не предложила ей свои блокнот и ручку.
Покончив со звонившим и расправив юбку, которая порядком перекрутилась во время ее трудов, она переключила внимание на Джин.
У вас есть местный телефонный справочник? спросила Джин.
Где-то был, ответила мисс Тревор, окинув заваленный стол тоскливым взором. Обычно здесь не так, доверительно сообщила она, понизив голос. Завтра явится уйма соискателей, а я только что переехала из другого кабинета. Всё вверх дном.
Я не буду путаться у вас под ногами, пообещала Джин. Пытаюсь разыскать одну женщину, которая тут работала, когда это еще была частная клиника. Надеюсь, она не переехала.
Секретарша нырнула под стол и вновь появилась на поверхности с торжествующим видом, зажав в руке тонкую желтую брошюру.
Знала же, что она где-то тут. Кто вам нужен? Господи, ну и мелкий шрифт.
Ее неуверенность перед лицом простейших административных задач выглядела даже обезоруживающей.
Хафьярд, сказала она. Таких наверняка немного.
Мисс Тревор перестала рыться в справочнике.
Элис Хафьярд? Я и сама могу сказать, где она живет.
Вы с ней знакомы?
Она подруга моей матери. Живет на Уикфилд-драйв в угловом доме. Можно пешком дойти не больше мили отсюда.
Она работала в лечебнице Святой Цецилии старшей медсестрой?
Да, верно. Проработала здесь всю войну и потом, пока больницу не закрыли.
Может, вы знаете еще кого-нибудь, кто здесь работал сразу после войны?