Программа всегда заканчивалась свальным грехом с участием труппы и зрителей. А клоунада, хлеб Иосипа с Иваном Ивановичем, этот грех предваряла и разогревала публику всякими номерами, гнусность которых нарастала геометрически.
Все это знали, все именно за этим шли в шапито и в предвкушении пускали слюни, как только Иван Иванович затягивал под гармошку свою белиберду. Показав пару акробатических этюдов, партнеры переходили к сюжетным номерам. Сначала они отдавали дань традиции: Иосип выпивал огромную бутылку с надписью «сорок градусов» и орошал зал слезными струями, а Иван Иванович коварно колол его чудовищной булавкой. Затем, когда завершался вводный стриптиз в исполнении олимпийских чемпионов и чемпионок, дуэт его пародировал, и тут, конечно, Ивану Ивановичу не находилось равных. В конце же представления оба вступали в полноценные брачные отношения, смешно подражая мелким супружеским распрям.
А под утро Иосип и Иван Иванович возвращались в каморку, полученную за выслугу лет, купались в чугунной ванне и грустно проедали гонорар. Жили они скромно, так являлись государственными людьми фигурами подневольными, преждевременно переведенными в бессрочный и безнадежный резерв до востребования.
Оба они, будучи кадровыми офицерами безопасности, пострадали при ликвидации чрезвычайного секретного происшествия. Суть последнего осталась для них тайной. Давным-давно обоих отправили в некий очаг. После этого Иосип сделался полным дураком, а Иван Иванович в придачу стал таким, как сказано выше.
Звали их, конечно, иначе.
Долго думали, как с ними быть. В итоге пристроили в культурно-развлекательный отдел, благо в анкетах поминались музыкальные и вокальные наклонности, после чего приспособили к цирковому обслуживанию чинов.
Но их геройское прошлое не забыли. О нем и размышлял полковник госбезопасности Бобров, когда поднимался по лестнице в их скромное казенное жилище. Шагая, Бобров обнимал два внушительных пакета. Из одного торчали горлышки бутылок и свисала связка сосисок. Из другого выглядывал ананас.
Родное ведомство редко баловало ветеранов продовольственными наборами. К приходу Боброва отнеслись со всей посильной комитетской выдержкой. Иосип принял дары, а слабосильный Иван Иванович с серьезным видом закатился в огромное кресло с умышленно продавленной под его форму ямой. Там он сцепил на экваторе пуза ручки и приоткрыл слюнявый рот.
Грешен, каюсь, не проявлял по занятости подобающего участия, повинился квадратный Бобров, снимая в прихожей шляпу и просторный плащ.
Он пригладил русые волосы и с бодрой улыбкой вошел в гостиную, где поначалу как бы растерялся, но быстро сообразил подсесть к столу. Яства выставили, вывалили, высыпали, так что замурзанной скатерти стало не видно. Иосип расставил чайные чашки с цветочками, Бобров без промедления разлил армянский коньяк.
Иван Иванович смотрел не мигая.
Выпили по первой и сразу же по второй. Порозовевший Иосип ударил в ладоши, сорвал целлофан со свекольного салата, погрузил в него ложку. Бобров одобрительно закивал.
Ешьте, товарищи, призвал он.
Иван Иванович поел. Пока он этим занимался, отвернулся даже Иосип, а Бобров подумал о полной беспомощности медицины катастроф. Он явился с деликатным поручением и счел правильным подготовить почву, навести мосты, укрепить контакт.
Сколько же лет прошло? воскликнул он с деланным недоумением. Ведь кажется, будто было только вчера. Я бы с удовольствием еще раз послушал, товарищ Иосип, про тот проклятый очаг. Ведь вы наши герои, и слава тех дней никогда не смолкнет.
Но ответил ему не Иосип, а Иван Иванович: запел. Исполнял он все то же, что и всегда на арене. Бобров с удивлением обнаружил, что слышал эту песню неоднократно, однако ни разу не уловил, что речь в ней идет как раз о пресловутом подвиге. Вблизи, в интимной обстановке, он разобрал отдельные слова.
Иосип, сидевший с тупым лицом, дослушал до конца, а дальше заговорил сам.
Речь его была примитивна и отрывиста. Лес. Взрыв. Темная ночь, детская кроватка. Прожектор, который осторожно шарил по дымящимся пригоркам. Зеленые существа, запах хлорки, автоматные очереди. Огонь на себя. Разгерметизация. Молоко за вредность. Ящик водки. Подземный стационар и угрюмые медики в противочумных костюмах. Далекие крики: «Пидарасы, всех под суд!»
Кошмар, кошмар, сочувственно качал головой Бобров.
Они выпили по шестой, и он перешел к сути дела.
Рад сообщить вам, товарищи, что ваше заточение, ваше прозябание кончилось, объявил Бобров.
Иосип внимал ему по-прежнему невыразительно. Иван Иванович перестал жевать. Ломоть ананаса свисал у него изо рта, как плавленые часы на картине Дали.
Вам предстоит зарубежная гастроль. В Англии. Выступать, как обычно, вы будете не для широких слоев. Это закрытое мероприятие для обеих палат общин и лордов. Ну, то есть все как здесь, но только там. Согласитесь, что в Англии тоже живые люди. Будет присутствовать кабинет министров, пожалуют члены королевской семьи. Наши отношения желают лучшего, и требуется разрядка. Для которой не сыскать кандидатуры лучше вашей. Родина ждет, товарищи.
Иван Иванович икнул.
Не исключается приезд самой королевы, задушевно шепнул Бобров.
Иосип встал. Иван Иванович, глядя на него, попытался сделать то же самое, но после выпитого не справился с креслом.
Служим Отечеству, отчеканил Иосип.
Вот и славно! Бобров пристукнул кулаком по столу. Подпрыгнули апельсины, звякнули вилки. Мы знали, что не ошибемся. Что ж, тогда не буду больше утомлять вас присутствием. Вы получите инструкции непосредственно перед отъездом
Он встал и лучезарно улыбнулся. Аккуратно придвинул стул, щелкнул из почтения к инвалидам каблуками и направился к выходу, но вдруг остановился и хлопнул себя по лбу.
Чуть не забыл! Бобров сунул руку в карман пиджака и вынул металлическую коробочку. Насколько я помню, у вас есть замечательный номер со слезами, которыми вы поливаете зрителей. Я сам смеялся до слез. Государство доверяет вам ответственное дело. Здесь пузырек. Перед выступлением добавьте его содержимое в вашу жидкость. Открывайте в перчатках и постарайтесь не вдохнуть. И еще постарайтесь обрызгать британское руководство, а если повезет и ее величество.
Он замолчал и впился в обоих взглядом. Из Боброва улетучилось всякое добродушие. Рот улыбался, зато глаза сделались ледяными.
Это особенный номер с сюрпризом, объяснил Бобров, снова полез в карман и вынул сложенную вчетверо афишку. Расправил. Вас называют «Четыре И», а тут специально для англичан сделали перевод: «For Y». Это каламбур. Искаженное «For you», что означает «Для вас, от всей души». «For» и «four», четверка, читаются одинаково. Улавливаете соль? спросил он с жалостью, видя полное непонимание на лицах двух идиотов.
Иосип и Иван Иванович переглянулись, не зная, что сказать.
Место проведения операции? молодцевато осведомился Иосип.
Заштатный городишко, Солсбери, махнул рукой Бобров. Там состоится какой-то фестиваль английской песни и пляски. А может быть, юбилей или богослужение это неважно. Главное, они все туда съедутся. Надеюсь, вы отдаете себе отчет в абсолютной секретности этого поручения.
Тут уж Иван Иванович таки выкатился из кресла, чтобы по-военному щелкнуть шлепанцами, а глаза Иосипа стали сперва просто оловянными, а потом пуговичными.
Бобров залихватски, с кривой усмешкой, подбросил на ладони и поймал коробочку. Со стуком поставил ее на стол.
Не подведите, ветераны, бросил он и на сей раз удалился уже совсем.