Притихшие Иосип и Иван Иванович уставились на коробочку. Иван Иванович подкатился к товарищу бочком, обнял за талию и тихо затянул привычную песню. Других он или не знал, или по нездоровью забыл. Иосип одернул вытянутую майку. Проведя рукой по лицу, он обнаружил, что шишковатый нос так и сидел, где его прицепили. Память все чаще подводила Иосипа.
Это наш звездный час, проговорил он хрипло. Понимаешь, Иван, о чем я?
А как же, неожиданно внятно откликнулся Иван Иванович.
И они еще долго сидели за столом. Пили сначала чокаясь, потом не чокаясь, дальше просто из горла пока не забылись горячечным сном, не меняя поз и застывшего выражения лиц.
***
Суки! Сволочи! Гниды, сгною, достану из-под земли, зажарю и четвертую!
Товарищ генерал
Молчать! Отвечать! Кто их допустил? Кто разрешил?
Товарищ генерал, вы сами
Молчать! Как упустили? Как вышло, что они сбежали? Как добрались до МИ-5?
Товарищ
Молчать!..
Они считались полными дебилами, проходили по расходной статье
Вот, значит, каковы ваши дебилы?
Товарищ генерал, в иной ситуации даже дебил сбежит
На весь мир! На весь мир ославят теперь!
Товарищ генерал, разрешите исправить и загладить
Найти! Связать! Сжечь в печке!
Товарищ генерал, будет исполнено. Найдем. Достанем. Накажем показательно. У нас уже есть на примете
Такие же, да? Других вы не держите?
Никак нет, товарищ генерал. Вот эти уже полные дегенераты. Им уже выписали командировку, они вылетают завтра
Смотри, полковник. По тебе плачет трибунал. Молись, чтобы вернулись. Если окажется, что не полные не обессудь
© май 2020
Катюша
Нет, благодарю, я некурящий. Знаете, гражданин следователь, скажу вам начистоту. Вы ждете каких-то признаний, а мне не вполне понятно, за что меня скрутили. Но я наслышан о позорном свойстве интеллигентных людей доносить на себя и самостоятельно плести себе паутину. Уж не знаю, подпадаю ли я под такую категорию и насколько интеллигентный, но книжки читаю. Потому я чистосердечно признаюсь в том, что меня гнетет. Опять же, может быть, станет полегче. Я не ведаю за собой других общественно значимых прегрешений и расскажу о единственном возможном.
Месяц назад ваш покорный слуга отмечал как и вы, надеюсь общенародный священный праздник День Победы. Отмечал в том смысле, что сознавал: вот он, собственно говоря, наступил. Во мне уже выработалось преступное, по всей вероятности, убеждение в полной деградации этого некогда светлого торжества. Я имею в виду соответствующие мероприятия как общегосударственные, так и частные. Смотреть и слушать все это стало решительно невыносимо, но у меня есть дурная привычка держать телевизор включенным. Я не выношу тишины. Пусть бормочет и бредит. К вечеру мое подсознание уже обкушалось до кислого рефлюкса, и я собрался выключить, но там вдруг запели «Катюшу». Это было целое представление, и до того необычное, что я решил досмотреть.
Вы государственный человек и наверняка знаете эту программу. Ее ведут гладкие прохиндеи с бешеными глазами и змеиным запасом ядовитой слюны. Может быть, видели? Нет? Ну, я расскажу. Вся эта хищная свора сидела за прозрачным столом и улыбалась во всю пасть, а стены студии были сплошь увешаны экранами с поясными изображениями героев. Старцы и старицы запевали поочередно, а дальше студия остервенело била в ладоши и подхватывала припев. Или рефрен, черт его разберет. «Выходила на берег Катюша». Веселье нарастало волнами: соло припев, соло припев. На втором куплете ведущие принялись дирижировать и подмигивать друг другу. Старички старались, были предельно серьезны и выводили дребезжащими голосами: «Расцветали яблони и груши На высокий берег на крутой». Они сдвигали мохнатые брови, моргали слезящимися глазами, напрягали шейные жилы. Представьте картину: штук пять или шесть развеселых гиен в полный рост и сотня развалин, обрезанных под ордена. Тут-то во мне и совершилось непотребство. Ничего крамольного не желая, помимо сознательной воли, я мысленно дорисовал им ножки. Короткие. Торс неподвижный, лицо как поющая маска сами понимаете, паркинсонизм, а самоварные ножки приплясывают как бы отдельно на радость студии и ее хозяевам. Хорошо! Матрешечный визг, шакалы рукоплещут и раскачиваются, а престарелая ассамблея послушно сучит конечностями и повинуется, как ее приучили за долгую непростую жизнь. Все они, за исключением дирижеров, пляшут вприсядку, несмотря на тотальный артрит. Я им, конечно, сочувствовал в меру личных душевных способностей. Да что стыдиться сильно жалел. Рисовал себе похожее действо в будущем, где, по причине его государственной важности, запоют уже не старички, а их бессмертные эмалевые портреты. Думаю, современные технологии позволят им открывать рты.
Вы скажете, что ничего подобного не было и все это плод моей грязной фантазии. Согласен. Я же не снимаю с себя ответственность. Вам хочется каких-то объяснений я и выворачиваю карманы. Чем богат. Беда в том, что эта воображаемая картина приклеилась и дальше я шагу не мог без нее ступить. Вы уж не обижайтесь, но даже сейчас представляю, как и вы пляшете ножками там, у себя под столом. Ведь вы ничего такого не делаете? Мне не видно. Да, я догадываюсь, что еще сам попляшу. Прошу извинить. Продолжу: стоило мне выйти на улицу, как все в моем умозрении пускались в пляс пешеходы, водители, пассажиры, дворники, продавцы, ваши подручные. Плясали мои сослуживцы, родственники; плясали руководители страны и деятели науки. Чума не обошла стороной давно умерших классиков отечественной литературы; она распространилась на произведения скульптуры, живописи и даже архитектуры. Везде Кривые беспокойные ножки как несущая конструкция для серьезных и вдохновенных лиц мерещились мне везде. У меня нарушился сон, потому что они мне снились. Пропал аппетит, потому что я и сам ловил себя на том, что приплясываю за едой. Разговаривая с кем-нибудь по службе или просто так, я машинально чертил на первом попавшемся листке таких же уродцев. Начал принимать успокаивающие таблетки, но танцы никуда не исчезли и только замедлились. Они стали более плавными, приблизившись не то к балетным, не то к гимнастическим.
Вот так я и очутился в том тире. Пошел прогуляться по парку. Шел и смотрел себе под ноги, чтобы не видеть толпу, которая медленно и с улыбкой выписывала кренделя. Тир стоял на отшибе, и я, естественно, непроизвольно к нему подался. Купил десять пулек. И с первого попадания понял, что пропал: фигурки были в точности такими, какие мне представлялись. Кувыркаясь и опрокидываясь, они смешно сучили ножками. Говорят, что раньше там фигурировали разные империалисты и недруги нашего государства, всякие кулаки и буржуи, ковбои, Иосип Броз Тито и прочая сволота. Я перестал дышать. Не помню, как уложил первые десять знаю только, что ни разу не промахнулся. Взял еще пулек. И еще. Заслужил призовую игру. Выиграл плюшевого медведя, он сучил ножками. Полез за бумажником, и тут меня взяли за плечо. То есть за локти. И за все остальное. Я по-прежнему не понимаю, гражданин следователь, за что еще конкретно меня схватили, но чувствую, что заслужил, и глубоко раскаиваюсь. Надеюсь, вы удовлетворены? Что, простите? Выделите в отдельное дело? А за какие же тогда грехи Погодите минуточку Хорошо, я все понял, я не буду буянить и чинить препятствия. Только верните шнурки, а то у меня обувь сваливается, когда я ну, вы уже поняли.
© май 2020
Звездная мельница
Итак, миссис Хук, позвольте рекомендовать вам мистера Джошуа Кобольда, нашего уважаемого магистра. Как и было обещано.
Инспектор шагнул в сторону, и мистер Кобольд, неподвижно маячивший позади, выплыл на сцену всей своей тушей. Ничто не выдавало в нем магистра, за исключением подозрительной бляхи на шее. Эта штуковина изобиловала непонятными символами. Сам мистер Кобольд был в просторном плаще до пят и широкополой шляпе. Мясистое лицо излучало торжественную озабоченность.