Эбигейл втащила его через порог. Чистота, все сияет, обе нижние койки аккуратно заправлены, на столе два прибора.
Па передумал, объяснила она.
Это нечестно. Я ему дал
Вот, держите. Она достала из кармана две скомканные двадцатки, добавив к ним доллар и тридцать семь центов мелочью. Па прислал бы больше, да нету. Он харчами добавил.
Мэтт тяжело опустился на стул.
Я не говорил тебе, где эта хижина. Я сам не знал где. Как же ты
Я это умею места находить и вещи потерянные. Как кошка.
Но как ты сюда добралась?
Приехала. Мэтт невольно покосился на стоящую у стенки метлу. Па мула мне дал. Я его отпустила, он домой сам вернется.
Нельзя тебе оставаться здесь. Это попросту невозможно!
Тише, мистер Райт. Ма всегда говорила, что не стоит ничего решать на пустой желудок. У меня ужин готов оголодали уже небось.
Решать тут нечего, огрызнулся Мэтт, глядя, как она ставит на стол поджаренные ломти бекона под сливочным соусом, кукурузные початки, пышные бисквиты, масло, домашний джем, ароматный кофе. Разрумянившись от плиты, она стала почти красавицей. В рот ничего не возьму, сказал он.
Чепуха, отозвалась она, наполняя его тарелку.
Бекон таял во рту. Мэтт начал есть и убедился, что все здесь, впервые на его памяти, приготовлено точно так, как он любит.
Сытый и довольный, он откачнулся назад, закурил сигарету.
Будь время, испекла бы вам персиковый пирог, сказала Эбигейл, наливая ему третью чашку кофе. Он у меня хорошо выходит.
Мэтт лениво кивнул. Неплохое возмещение за
Нет! Стул хлопнулся на все четыре ножки. Не пойдет. Нельзя тебе здесь оставаться. Что скажут люди?
Да кому какое дело. Па вон все равно. И потом, я могу сказать, что мы поженились.
Не надо, прохрипел Мэтт. Пожалуйста.
Позвольте мне остаться у вас, мистер Райт. Я стряпать буду и все такое. Никаких хлопот вы от меня не увидите, честное слово.
Слушай, Эбби. Он взял ее за руку, на удивление мягкую. Она скромно потупилась. Ты славная девушка и готовишь лучше всех, кого я знаю. Со временем станешь кому-нибудь хорошей женой зачем тебе губить свое доброе имя, живя здесь с одиноким мужчиной? Ты должна немедленно вернуться к отцу.
Она будто помертвела и прошептала чуть слышно:
Хорошо, будь по-вашему.
Мэтт, опьяненный внезапным успехом, открыл перед ней дверь, усадил в машину, сел сам. Эбигейл забилась в уголок и на него не смотрела. Ему стало стыдно, как будто он ударил ребенка. Бедняжка, подумал он и приказал себе не валять дурака.
Он нажал на стартер, но машина не заводилась: мотор работал на холостых оборотах.
Он покосился на Эбигейл. Да нет же, что за нелепость. Она не выходила из дому после его приезда. Он стал настоящим параноиком, когда ее встретил, нельзя же все сваливать на несчастную деревенскую девушку. И хватит жать на кнопку, так и аккумулятор посадить можно.
Ладно, не выставлять же тебя на ночь глядя. Переночуешь один раз здесь.
Они молча вернулись в дом и занавесили нижние койки, прикрепив одеяла к верхним. В процессе Мэтт ощущал ее сладкий женский запах и помимо воли к ней прикасался.
Закончив, Эбби вознамерилась стащить через голову платье.
Зачем же мы, по-твоему, одеяла вешали? остановил ее Мэтт. Раздевайся там, у себя.
Она покорно кивнула и залезла на свою койку. Мэтт, сделав то же самое, разделся, укрылся и вспомнил, что не потушил лампы.
Она, прошлепав по полу, задула их одну за другой. Стало темно и тихо.
Доброй ночи, мистер Райт, произнес детский голосок.
Доброй ночи, Эбби, ответил Мэтт и твердо добавил: Но завтра первым делом домой.
С койки напротив донеслось что-то не то всхлип, не то храп, не то приглушенный смешок.
В кошмарный сон Мэтта, убегающего от невидимого врага, вторгся аромат яичницы с беконом и кофе. Мэтт открыл глаза и жадно потянул носом. На постели играл смягченный занавеской солнечный свет, сон улетучивался.
Откинув занавеску, Мэтт увидел в углу аккуратно сложенные припасы, а на маленьком столике у окна пишущую машинку, драгоценные свои папки и стопку белой бумаги.
Он торопливо оделся и вылез из своего кокона. Эбби накрывала на стол, мурлыкая песенку. Платье на ней было другое, коричневое, совершенно не идущее к ее волосам и цвету лица, но сидящее несколько лучше, чем синее, и показывающее вполне женственную фигуру.
Мэтт попытался представить, как она выглядела бы в нормальной одежде, в нейлоновых чулках и накрашенная, но завтрак быстро убрал из головы все посторонние мысли. Эбби предугадывала его желания на удивление точно: желток сверху, белок как раз в меру плотный. Сначала он подумал, что не съест столько, но потом без труда умял три яйца. Эбби себе поджарила два.
Ну-с, вымолвил он, отодвинув тарелку и закурив. Эбби притихла. Куда, однако, спешить, несколько часов разницы не составят. Отвезти ее можно и вечером. Не поработать ли мне?
Эбби убрала со стола, Мэтт вставил в машинку листок бумаги. Рабочий столик, как раз нужной высоты, стоял под правильным углом к свету. И впрямь идеальные условия для работы.
Мэтт полистал заметки, подавил желание немного пройтись, положил ногу на ногу. Работать решительно не хотелось.
В конце концов он напечатал посередине:
ФЕНОМЕН ПОЛТЕРГЕЙСТА
Правда о так называемых «шумных духах»
Эбби не шумела, наоборот. Она старалась все делать как можно тише, что особенно раздражало.
Мэтт, не вытерпев, оглянулся. Она в полном блаженстве сидела за круглым столом и зашивала дырку в кармане его запасных рабочих штанов.
Прямо как в игре. Ты будешь папой, я мамой. И жили они долго и счастливо. В то же время здесь есть что-то взрослое, что-то сбывшееся. Если бы всех на свете можно было осчастливить столь же легко и как жаль, что даже простое счастье Эбби продлится недолго.
Точно почувствовав на себе его взгляд, она подняла глаза и вся просияла. Мэтту по-прежнему не писалось.
Веру в сверхъестественное, нерешительно начал он, можно объяснить попыткой первобытного разума обрести некий порядок в хаосе. Отсюда следует, что эта вера слабеет по мере познания естественных законов вселенной.
Нет, не то. Мысль, отраженная в кривом зеркале.
Кто учинил разгром в вашем доме? спросил, обернувшись, Мэтт.
Либби.
Что за Либби?
Другая я. Обычно я держу ее взаперти, но когда мне становится грустно, она вырывается, и я не могу с ней сладить.
Боже правый. Шизофрения.
Откуда ты это взяла? осторожно спросил Мэтт.
Моя сестренка-двойняшка родилась мертвой. Ма сказала, я сильнее была и забрала ее жизнь себе. Когда я вела себя плохо, ма всегда говорила, что Либби, мол, никогда бы такого не сделала. Ну я и начала сваливать все на Либби, как что-нибудь натворю. От трепки это не избавляло, но все как-то легче.
Надо же сказать такое ребенку!
Скоро я и сама поверила, что пакостит Либби, а меня за нее наказывают. Ну и решила спрятать ее поглубже, чтоб она мне не вредила. А как стала я подрастать, зарделась Эбби, да начались все эти чудеса, тут Либби и пригодилась.
Ты ее видишь?
Нет, конечно. Она ж не взаправдашняя.
Не настоящая, машинально поправил Мэтт.
Ну да. Когда мне плохо, начинаются эти штуки, и я ничего не могу поделать. Вы должны знать, как это бывает я ее использую, вот.
Не такая уж она сумасшедшая, эта Эбби. Да и не дурочка.
Ты ее совсем не контролируешь?
Разве самую чуточку. Вот, скажем, когда вы дали па виски, я обозлилась и подумала, что хорошо бы оно хоть разок вылилось ему на голову, а не внутрь.
Как насчет колеса и гаек в колпаке?
Серебряные колокольчики зазвенели опять.
Вы были такой смешной.
Мэтт нахмурился было и тут же расплылся в ухмылке.
Воображаю себе.
Снова повернувшись к машинке, он осознал, что воспринимает события последних полутора суток как факты, а объяснение Эбби как правдоподобную версию. Верит ли он в самом деле, что Эбби способна двигать предметы по желанию, при посредстве некой таинственной силы? Конечно, нет. Или верит?