Закончив сказку, мама бросалась в кладовку, где стоял морозильник. Я в одной пижаме бежала за ней вниз, шлепая по линолеуму босыми ногами. Дверца морозилки поднималась, из камеры, туманясь, поднимался пар. Мы ногтями соскребали со стенок снег. Рассмотреть снежинки, сказала мама, невозможно без микроскопа, пусть даже они у нас под самым носом.
Так же, как Билли нужен телескоп, чтобы смотреть на звезды? переспросила я.
Да, ответила она. Только наоборот. Телескоп позволяет разглядеть далекое, приближая его к нам. А микроскоп рассмотреть то, что мы плохо видим, потому что находимся слишком близко. Он создает дистанцию. Перспективу.
А если бы у Эшлинг был микроскоп, она бы поверила в снег? спросила я.
Мама задумалась, а потом рассказала мне другую историю, о первом человеке, который сфотографировал снежинки.
Его прозвали Снежинкой. Он ловил снежинки на черный бархат и фотографировал их, прикрепив микроскоп к объективу камеры. Это позволяло запечатлеть структуру снежных кристаллов, прежде чем они растают. Но фотография и реальность не одно и то же, сказала мама и очень серьезно добавила: Поймать снежинку невозможно. И я еще не встречала никого, кто сумел бы поймать сон.
Девушка с глянцевой обложки
Я могла провести в городе целый день, не перемолвившись ни с кем ни словом. Часто скрывалась то в поезде, то в гуманитарном корпусе, то на дублинских улицах. На лекциях сидела одна. Даже кофе покупала в автомате, лишь бы избежать общения с людьми. После безуспешных попыток завести друзей в первые пару дней я приняла решение не разговаривать ни с одной живой душой, и стало полегче.
Мне постоянно хотелось пи́сать, и я по полдня искала туалет, чтобы посидеть и передохнуть. Там я могла подзарядиться, выплакаться и собраться ровно настолько, чтобы хоть выглядеть цельной. От рюкзака болели плечи. Сбрызгивая дезодорантом липкие потные подмышки и ложбинку между грудей, я читала граффити на стенах кабинки. В большинстве своем анонимные крики о помощи. И ощущала груз ответственности. Каракули на держателе для туалетной бумаги угрожали самоубийством. Имелись и другие, менее отчаянные раздумья: «Мне не нравится секс это норм?» Ниже кто-то откликнулся: «Сожми шейку матки и расслабься, подруга!» Интересно, как такое возможно.
На выходе из туалета я врезалась во входившую девушку.
Извини! весело бросила она и неуклюже протиснулась мимо меня.
Сила столкновения меня напугала. Заставила ощутить собственную непрочность, будто меня можно запросто вышибить из своего тела в ее.
Дебби, подожди!
Это оказалась Ксанта. Без желтого дождевика я ее не узнала.
Привет!
Попьем кофе?
Прямо сейчас?
Если, конечно, тебе удобно.
Эм, давай
Здорово, я только схожу пописать.
* * *
Ксанта появилась из туалета красивая, как в рекламе духов. Широкие брюки, синий вязаный джемпер и плоская кепка, которая, хоть и выглядела так, словно ее позаимствовали из трейлера Билли, но каким-то образом объединяла весь образ.
Ну что, каково каждый день мотаться в город? спросила она, когда мы влились в толпу, спускающуюся по лестнице.
Супер, говорю я.
Сколько тебе добираться до Дублина?
Поездом минут сорок. Но от нас до станции еще двадцать минут на машине, так что всего получается примерно час.
Выходит, ты из настоящей глубинки?
Ага. Я живу на ферме.
Потрясно! А какие у вас животные?
Только коровы. Это молочная ферма. Она принадлежит моему дяде.
А ты сама на ней помогаешь?
Сегодня утром доила.
Да ладно! Это долго?
Часа полтора.
И ты сама их доишь?
Да, но за мной приглядывал Джеймс, пока чистил коровники.
Джеймс это твой дядя?
Нет, Джеймс просто работает на ферме. Дядя наверняка еще из постели не вылезал. Вчера вечером он бухал.
Ха-ха, бухал во вторник?
У него это каждый вечер.
Вслед за Ксантой я вышла через боковую дверь, которой раньше не замечала. Мимо пролетела скорая. Я уже собралась перейти улицу, но Ксанта так и стояла на тротуаре, глядя на меня.
В чем дело?
Ты только что перекрестилась?
Я почувствовала, что краснею.
Ну да. Такая у меня привычка.
Какая милота!
Захотелось послать ее куда подальше.
Извини, получилось как будто свысока, спохватилась она.
Все в порядке.
Я имела в виду, это хорошая привычка.
Вообще-то я не то чтобы верующая.
Я знаю. То есть не знаю. Все, молчу.
* * *
Мы пошли в кафе через дорогу. Внутри было столько студентов и туристов, что запотели окна. Кофемашина тарахтела, как целая стройплощадка.
Пойду займу нам столик! крикнула Ксанта.
Я не могла понять, где начинается очередь.
Вы стоите? спросила меня какая-то женщина.
Нет, извините, ответила я и отошла в сторону.
Я заняла нам место вон там, сообщила Ксанта мне на ухо.
Отлично, спасибо. Ты знаешь, что ты будешь? Хочешь, заказывай первая.
Заказ еды это пытка. Я умирала от голода. Хотелось взять обед, но это было слишком дорого. Ксанта заказала травяной чай, поэтому я тоже взяла чай и шоколадный торт. Извинившись перед девушкой за кассой за то, что у меня нет карты постоянного посетителя.
* * *
Я пододвинула кусок торта Ксанте.
Хочешь пополам?
Нет, спасибо.
Серьезно, помоги мне его съесть.
Не могу, у меня аллергия на орехи.
Ясно
Ну да. Раньше я была из тех, кто не верит в аллергии. Думала, аллергии для слабаков. Оказалось, я сама слабачка.
А мята тебе нравится? спросила я, показывая на ее чай.
Вообще-то нет.
Зачем ты тогда это заказала?
Вот пытаюсь полюбить травяной чай, он типа полезный.
Травяной чай напоминает мне духи из маргариток, я делала их в детстве. Давила цветы и разводила водой. Даже тогда мне хватало мозгов их не пить.
Ну, теперь я не жалею, что потратила на это пятерку.
Ты прикалываешься?
Ксанта показала на меловую доску над прилавком.
Грабеж средь бела дня, сказала я.
* * *
За час разговоров я успеваю выложить Ксанте всю свою биографию.
Твоя мама встречается с двадцатичетырехлетним парнем?
Ага.
А ей сколько?
Тридцать шесть. Она родила меня в восемнадцать.
Ух ты. Так у тебя, наверное, и папа молодой?
Она никогда никому не говорила, кто мой папа.
Даже тебе?
Я покачала головой:
Если честно, по-моему, она и сама не знает.
Кажется, она потрясная. Когда будешь выходить замуж, тебя ждет «Мамма миа!» по-деревенски.
Ксанта злоупотребляла словом «потрясный». О себе предпочитала не говорить. Единственное, что мне о ней было известно, это что у нее аллергия на орехи.
Что у тебя с пальцами? спросила она, словно почувствовав, что я вот-вот подловлю ее на игре в вопросы.
Я вытянула левую руку:
Несчастный случай в детстве. Дверью прищемила.
* * *
Каждую весну мама собирала камыш в поле рядом с нашим и плела кресты святой Бригитты для всего прихода. В конце января она приносила на мессу корзину, полную крестов, и священник благодарил ее у алтаря.
Когда мне было семь лет, я попыталась ей помочь. Поле, где рос камыш, называли болотом, детское, промежуточное место, где мои сапоги хлюпали и было непонятно, суша вокруг или уже озеро. Я воображала, что под тиной, за кустами камышей, лежат бегемоты.
Мама срезала стебли ножницами, связывала в снопы и складывала в джутовый мешок. Я семенила за ней, пытаясь рвать камыши, но они упрямо цеплялись корнями. Обычно чем больше я старалась угодить маме, тем больше она выходила из себя, но в тот раз она терпела меня, потому что неподалеку дедушка переносил изгородь. Когда я спросила, можно ли ей помочь, она разрешила мне тащить за ней мешок с камышами.
Набрав тростника, мы вернулись в дом. Я изо всех сил старалась не шуметь, но ее раздражало даже мое молчание.
Дебби, иди поиграй на свежем воздухе.
Но я хочу помочь.
Мне не нужна помощь.
Пожалуйста, мамочка, я буду очень стараться.
Мне сейчас некогда тебя учить.
Я уже умею, мы плели их в школе из синельной проволоки. Я победно улыбнулась.