Книга песен Бенни Ламента - Павлова Ирина В. страница 5.

 Ты сделал больно моему папе,  возразил я тоненьким голоском из-под одеяла.

 Это другое. Мы договорились делать друг другу больно. Мы бились за деньги. Но твой папа мой друг. Мой единственный друг.  Голос Бо снова дрогнул.

 А куда он уехал?

 Он мне помогает. Он скоро вернется. А я пока побуду у вас. Я очень устал и мечтаю выспаться. Тебе не надо меня бояться.

 Мистер Джонсон?

 Что?

 Я не проболтаюсь,  пообещал я.

 Я тебе верю, Бенни,  прошептал Бо.  Впрочем, у меня нет выбора. Но если ты проболтаешься, мне ты не навредишь. Мне уже никто не сможет навредить. Если ты проболтаешься, ты навредишь своему папе.

 Вы опять его нокаутируете?

 Нет, не я. Не я.

 А кто?

Бо не сказал мне кто. Он только посмотрел на меня большими темными глазами.

 Ты знаешь, почему твоего папу зовут Ламентом?  спросил он.

 Ламент созвучно Ломенто. Его полное имя Джек Ломенто. Ламент это прозвище.

 Все так. Но ты знаешь, что оно значит?

 Нет.

 «Ламент» значит плакать, причитать, горевать. Когда твой папа боксировал, его кулаки заставляли взрослых мужчин плакать.

 Но не вас.

 Не меня. А ты знаешь, почему меня зовут Бомбой?  спросил опять Бо.

 Его зовут Бомбой, не зная, когда он взорвется,  тихо пропел я.

Бо улыбнулся, удивив нас обоих. Это была замечательная улыбка. Очень красивая. И мой страх ушел.

 Ты знаешь эту песню,  заметил Бо.

 Я люблю песни,  сказал я.

 Я тоже. А ну, спой ее целиком.

И я спел ему всю песню.

 Все так,  сказал Бо.  Вижу, ты действительно знаешь, кто я такой.

Я широко зевнул. Стоило страху отступить, как меня начал одолевать сон. Но Бо не закончил.

 Это песня. Но меня зовут Бомбой вовсе не поэтому. Это прозвище мне дала мама еще до того, как я занялся боксом.

 Почему?  снова зевнул я.

 Я разрушал все и везде. Примерно с твоего возраста. Она окрестила меня Бомбой, потому что я все, к чему притрагивался, превращал в дрянь. А ты, Бенни, продолжай петь. Пой все что хочешь. Пение тебе не навредит, и неприятностей ты с ним не наживешь. А вот болтать лишнего не надо. Ради своего отца, Бенни, не трепись!

 Ладно.

 Ладно,  повторил Бо и, развернувшись, вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

И я не трепался. Ни когда папа вернулся домой и разбудил меня. Ни когда имя Бо Джонсона замелькало в газетах. Я никому не рассказывал о Бо «Бомбе» Джонсоне. И папа тоже никому ничего о нем не говорил. Даже мне. Он умел хранить чужие секреты. Быть может, именно поэтому он всегда имел в чужих глазах вес. Груз людского доверия бремя тяжелое. Отец мог клясть и поносить Таммани-холл[3] и бейсбол, но никогда ни на кого не стучал. А уж своего друга он тем более никогда бы не выдал. Но, увы, подчас тайное, как бы хорошо его ни скрывали, становится явным. Пожалуй, мне следовало расспросить отца о том, что случилось с Бо. Ведь прошло 20 лет. И сейчас мне наверняка уже можно было об этом говорить.

Ток-шоу Барри Грея

Радио WMCA

Гость: Бенни Ламент

30 декабря 1969 года

 Вы слушаете WMCA Нью-Йорка, и с вами снова ток-шоу Барри Грея. В последней программе уходящего года я беседую с Бенни Ламентом певцом, автором песен, нашим земляком. Мы немного поговорим о ваших корнях, Бенни. Вы родились и выросли в Бронксе. Ваша мать пела, музыка давалась вам легко

 Это единственное, что давалось мне в жизни легко,  признается Бенни Ламент.

 И с восьми лет вас воспитывал один отец,  довершает Барри.  Он ведь и сам легенда. Джек «Ламент» Ломенто в молодости был боксером в тяжелом весе. И хотя я не видел ни одного боя с его участием, его репутация мне отлично известна.

 Здесь все знали отца,  говорит Бенни.  И он знал всех.

Глава 2

Я не хочу тебя любить

В конце концов я вернулся в «Ла Виту», но отец уже ушел, а Иззи закончил свое выступление. Было два часа воскресной ночи, посетители начали расходиться (хотя в отдельные выходные они задерживались в клубе до четырех утра). В моем гостиничном номере пианино отсутствовало, а мне захотелось поиграть. Я не сомневался, что Терренс разрешит мне побренчать, пока официанты прибираются, а местные прихвостни продолжают болтаться без дела. Терренс руководил клубным ансамблем и каждую ночь покидал заведение последним. Ко мне он всегда проявлял доброжелательность. Правда, как и во всех отношениях в своей жизни, я никогда не был уверен, чем она была продиктована: тем, что он действительно испытывал ко мне расположение и считал талантливым, или тем, что попросту знал, кто я такой. Я же питал к Терренсу искреннюю симпатию.

Мой унылый блюз превратился в вариацию на тему популярной песенки о Бо Джонсоне. «Интересно, а кто-нибудь ее вообще записывал?»  промелькнуло у меня в голове. Песенка нуждалась в паре дополнительных куплетов и аранжировке в духе Джерри Ли Льюиса. Мне по силам было сделать из нее номер, под который люди могли танцевать. И который смогла бы исполнить Эстер Майн. Этакую женскую боевую песнь.

 Что это за мелодию ты наигрываешь, Бенни?  поинтересовался Терренс, разворачивая рукава, будто рабочий день уже был окончен.  Она мне кажется знакомой.

Я ускорил темп и пропел:

 Его зовут Бомбой, не зная, когда он взорвется

На лице Терренса ничего не отобразилось, и, решив, что он не узнал песню, я продолжил петь. Но уже на следующем такте Терренс опустился рядом со мной на банкетку и остановил мои руки:

 Тсс, Бенни. Вот черт! Я не сразу сообразил, что ты играешь. Иначе я не стал бы тебя спрашивать. Эх, парень, я не слышал это имя с довоенных лет.  Явно разнервничавшись, Терренс оглянулся по сторонам и провел рукой по гладкой голове.

 Я видел Бо Джонсона всего раз, в детстве,  пожал я плечами.  Я раньше часто напевал эту песенку. Меня научил ей отец. И он же рассказал мне о Джонсоне. Они были друзьями, невзирая на соперничество на ринге. А сегодня я с чего-то вспомнил о нем. И эта песенка тут же всплыла в моей памяти. Только и всего.

Терренс покачал головой, но, убедившись, что никто не обращает на нас и на выбранную мной мелодию никакого внимания, расслабился. За угловым столиком с пепельницей и вереницей рюмок сидел Стэнли Тьюнис с радиостанции WRKO. Я было подумал, а не нашептать ли ему на ухо о своих песнях, но потом решил: он слишком пьян и вряд ли вспомнит поутру наш разговор.

 Ты не должен здесь произносить это имя, Бенни,  заявил Терренс.

 Почему?

Прикусив губу, Терренс поскреб рукой по щеке.

 Просто да, это было, конечно, давно. Но не слишком. Люди еще помнят. А это же клуб Сэла!

 И?

 Сэл не любил Джонсона. В этом все дело. Ты слишком молод, чтобы помнить. Но лучше сыграй что-нибудь другое. Не надо, чтобы здесь звучало это имя.

Нахмурившись, я повиновался. Мои пальцы начали наигрывать песню, которую Эстер Майн исполнила под конец своего выступления.

 Вот это лучше. Да-да! Мне нравится. Я ее слышал,  закивал одобрительно Терренс.  Мо-о-о-жет бы-ы-ыть,  пропел он под мой аккомпанемент, но нервничать не перестал.

 Мы с отцом слышали ее сегодня вечером в чертовски потрясающем исполнении,  пробормотал я.

 Правда? И где?

 В «Шимми». Вы знаете этот клуб?

Мой собеседник снова замер. И мне передалось напряжение Терренса, который все еще сидел справа от меня, не сводя глаз с моих рук.

 Ты слышал Эстер Майн  произнес он так уверенно, будто сложил воедино все кусочки пазла.

 Да. А вы ее знаете?  Мой вопрос подразумевал целых два: почему Эстер знали не все и почему она пела в таком отстойнике, как «Шимми»?

 Да Ну да, конечно. Такая у меня работа: знать обо всем и обо всех.

 Но если вы знаете Эстер Майн, то почему она поет не здесь? Лучшего голоса мне слышать не доводилось, а она еще и красотка!

Терренс пристально взглянул на меня, как будто проверял, не проверяю ли его я.