Она, бесспорно, хороша. Но ребята, с которыми она выступает, не представляют собой ничего особенного. Это семейный бенд не думаю, что она приняла бы наш ангажемент без них.
Я прекрасно понял, в чем загвоздка. Такое случается со многими группами. У кого-то одного есть все данные, чтобы сделаться звездой, а остальные члены группы повисают на нем кандалами. И заканчивается все, как правило, разрушенными отношениями, разбитыми мечтами и обидами, затаенными на многие годы. Лучше в такой ситуации не оказываться. Отвечать за самого себя, не обязывать других и не быть никому обязанным. Лучше ни во что не вмешиваться и ни во что не ввязываться. Зарабатывать на жизнь и заботиться о себе самому. Чтобы никому другому не приходилось это делать за тебя.
Говоришь, в «Шимми» тебя отец привел? спросил Терренс тоном, призывающим к откровенности.
И теперь настал мой черед юлить, задаваясь попутно вопросом, а не сболтнул ли я чего лишнего? Уж больно подозрительным мне показалось невинное любопытство Терренса. Ох, как же я ненавидел этот город! Я вспоминал об этом каждый раз, когда в него возвращался. Ты никогда здесь не знал, кто на чьей стороне. Что можно говорить, а что нельзя. Кто и в чьи дела сует свой нос. Все осторожничали, уклонялись от прямого разговора, выражались намеками либо молчали как партизаны. Здесь постоянно приходилось осторожничать, оглядываться, выбирать слова и следить в оба за тем, чтобы тебя кто-нибудь не надул и не облапошил.
Сэл иногда поигрывает там в картишки, повторил я отцовское объяснение, и мои пальцы замерли на клавишах.
A-а. Понятно Ты можешь играть до закрытия. Еще не меньше часа. Не торопись.
Но я уже собрался уходить. Мне сделалось не по себе, даже тревожно. Как будто я забыл что-то важное или доверился не заслуживающему того человеку. Я пожелал Терренсу спокойной ночи и, мечтая о своем автомобиле, быстрым шагом направился к отелю.
* * *
Вестибюль гостиницы в четыре утра был пуст. Освещенные мягким, приглушенным светом кресла у главного входа не шли ни в какое сравнение с кроватями в номерах наверху. Мне не терпелось добраться до своей комнаты. Где-то в отдалении слышался гул пылесоса, но ночного портье нигде видно не было. Я зашагал к лифтам, как вдруг из полумрака выступила Эстер Майн в том же платье в горошек и пламенно-красных туфлях на шпильках, в которых она выступала несколько часов тому назад. Ее кудри были аккуратно уложены, помада на губах пылала, на лице читалась решимость, а свое пальто она перекинула через руку, хотя в помещении было прохладно, а на улице свежо.
Мистер Ламент, произнесла гостья, вы могли бы уделить мне минутку?
Я остановился, почти не веря собственным глазам. Эстер Майн обращалась ко мне по имени и направлялась прямиком ко мне. Я даже огляделся по сторонам в попытке найти объяснение ее неожиданному появлению.
Мистер Ламент? снова спросила Эстер, и под воздействием вкрадчивой хрипотцы ее голоса мои пальцы непроизвольно изогнулись в поиске фортепианных клавиш и дополнительных аккордов.
Мистер Ламент? окликнул меня ночной портье, эхом повторив ее вопрос.
Он наконец-то обнаружил себя с красными щеками и шлейфом сигаретного дыма. Его взгляд скакнул с Эстер на меня, а с меня по всему вестибюлю, как будто он засомневался, стоит ли ему вмешиваться. Напустив на себя притворно суровый вид, я отмахнулся от портье рукой. И тот отвел глаза в сторону, но не слишком далеко. Он все еще пребывал в нерешительности.
Он всего лишь сторожевой пес, мягко заметила Эстер. Битый час то поскуливал, то потявкивал на меня. Я сказала ему, что жду вас.
Я протянул ей руку в приветствии, и Эстер двинулась ей навстречу.
Мы не знакомы, сказал я.
Она сунула свою ладонь в мою пятерню и энергично потрясла. На ощупь пальцы Эстер были как сосульки тонкие и холодные. И я тотчас же выпустил их, испугавшись, что сжимаю слишком сильно. Моя реакция привела гостью в замешательство. Я понял это по ее мгновенно округлившимся глазам и поджавшимся губам.
Вы замерзли, попытался оправдаться я.
Но сделал только хуже. Ее изящная спина так напряглась, что я съежился в порыве сострадания.
Я Эстер Майн, представилась девушка. Вы были сегодня вечером на моем шоу.
Да, был, подтвердил я, даже не пытаясь скрыть своего удивления. Бог весть как она это узнала. Но это же Нью-Йорк!
Я займу всего минуту вашего времени. Пожалуйста! взмолилась Эстер.
Одернув полы своего каштанового кителя, портье снова приблизился к нам.
Могу я предложить вам кофе? спросил он. Или, может быть, рюмочку спиртного?
Вы можете оставить нас одних, буркнул я.
И он, сразу же подчинившись, развернулся на каблуках.
Он не знает, как вести себя со мной, пробормотала Эстер. На вид я не из вашего круга. И уж явно не из его. Он боится допустить ошибку, позволив мне здесь остаться.
Из лифта вышел дежурный и, увидев нас, поинтересовался:
Вы поедете?
Нет, прорычал я.
Я не мог привести эту гостью в свой номер. Не хотел, чтобы нашу встречу истолковали превратно. Но и сидеть в холле не хотелось. Лифтер скрестил руки и зашел обратно в золотистую кабину. Двери за ним плавно закрылись, и я перевел взгляд на стоявшую передо мной девушку.
Вы идти можете?
Ее брови нахмурились.
В этих туфлях? Можете идти? Мне не нравится общаться под прицелом чужих глаз, но и бегать от людей я не настроен. Сядем где-нибудь в парке.
Эстер кивнула, но пальто так и не надела. Я снял его с ее руки. На секунду мне показалось, что она запротестует, но девушка смягчилась и позволила мне подержать пальто, пока она просовывает руки в рукава. Пальто по цвету совпадало с ее туфлями и горошком на платье, но размером было явно великовато, а подол и манжеты потерты. И внезапно я понял нежелание гостьи его носить.
Рад познакомиться с вами, Эстер Майн, произнес я ласково и галантно предложил ей руку.
Она взяла ее, и мы двинулись к выходу. Эстер подстроилась под мою поступь, хотя ее ноги были вдвое короче моих. Да еще и обуты в нелепые туфли. Должно быть, ее ступни адски ныли, но девушка не покачивалась и не замедляла шаг. Несколько кварталов мы прошли, не проронив ни слова. Парк уже виднелся, когда я повернул к ближайшей скамейке. Ночь выдалась зябкой, но безветренной, а дорожки были усеяны мусором с политическими лозунгами. Выборы должны были пройти в ближайший вторник. Я едва мог дождаться окончания предвыборной суматохи.
И кто победит? спросил я Эстер, чтобы прервать молчание. Кеннеди или Никсон?
А это имеет значение?
Я отшвырнул ногой листовку, с которой Джон Кеннеди посылал нам лучезарную улыбку.
Наверное, нет.
Все мои знакомые хотят, чтобы победил Кеннеди. Все, кроме моего брата Мани. Он говорит, что не доверяет красавчикам. Но на самом деле Мани никому не доверяет, сказала Эстер.
Мани?[4] То есть «деньги»? Как он получил такое имя?
Просто его отцу очень хотелось, чтобы сын был при деньгах.
Я рассмеялся.
А Эстер? Почему вас так назвали родители?
Она пожала плечами:
Эстер вышла замуж за царя. Спасла свой народ. Это библейская история.
Верно. Теперь бы она могла стать президентом. Я бы за нее проголосовал.
Она была царицей. Президентство означало бы для нее понижение в статусе.
Тоже верно. Но Фрэнку Синатре Кеннеди нравится. Я тихонько напел джингл Синатры в пользу Кеннеди. Он вертелся у меня в голове многие месяцы. Разве мог Кеннеди проиграть, когда его предвыборную песню исполнял сам Фрэнк Синатра?
У него имеются друзья в верхах. Вот это точно, озвучила моя спутница то, что думал я сам.
У них у всех они есть, ответил я.
Эстер остановилась, выбрав идеально выгодную позицию под уличным фонарем, и вскинула на меня глаза.
А у вас? спросила она. У вас имеются влиятельные друзья, мистер Ламент?