Разочарованный, Тарквиний поднял глаза к небу. Не увидеть ему бронзовой печени, пока гаруспик не сочтет, что знамения благоприятны для таких дел. Свистом подозвав собаку, он пошел по узкой тропке вслед за Олинием.
Гаруспика Тарквиний оставил спать в маленькой хижине, находившейся на середине горного склона. Собака свернулась у ног старика. В очаге уютно потрескивали поленья: кости Олиния мерзли даже в ласковую летнюю ночь.
Молодой человек шел хорошо знакомой дорогой мимо обширных полей, оливковых рощ и виноградников, окружавших громадную виллу Целия. Когда он наконец добрался до крепкой известняковой ограды, та еще не успела остыть от дневного солнца.
Лачуги рабов и почти столь же простые жалкие домишки, в которых жили наемные работники, располагались позади главных строений. По пути Тарквиний не встретил ни души работники вставали затемно, ложились после заката, а потому приходили и уходили в густой полутьме.
Тарквиний остановился у входа во дворик, вгляделся во тьму, но так ничего и не увидел.
Тишину тут же нарушил мужской голос:
Где тебя носило весь день?
Кто здесь? прошипел Тарквиний.
Твое счастье, что надсмотрщик спит. А не то получил бы палок!
Испуг сразу прошел.
Олиний рассказывал мне о наших предках, отец. Это гораздо важнее, чем ковыряться на полях.
А смысл? Из дверного проема показался приземистый полный мужчина, крепко державший обеими руками амфору. С нами, этрусками, давно все кончено. Мясник Сулла делал все наверняка.
Тарквиний вздохнул. Этот спор продолжался уже давно. Около двух десятков лет назад многие из оставшихся этрусских семей и кланов, почувствовав возможность обрести хоть какой-то шанс на независимость, вступили в гражданскую войну на стороне Мария. Это была авантюра, заранее обреченная на провал, и тысячи людей погибли напрасно.
Марий проиграл, прошептал Тарквиний, и мы тоже, но это не значит, что о нашем прошлом можно забыть.
Для нас это была последняя возможность возродиться и вернуть былую славу!
Ты опять пьян.
По крайней мере, я выполнил всю дневную работу, огрызнулся в ответ отец, а ты без толку шатался где-то со старым придурком и слушал его бредовые россказни.
Тарквиний понизил голос:
Это не россказни! Олиний учит меня тайным ритуалам и древним знаниям. Кто-то должен их помнить, иначе мы позабудем все!
Делай что хочешь. Республику уже не остановить. Сергий шумно отхлебнул вина. Ничто не остановит эти сучьи легионы.
Иди ложись.
Даже наши боги покинули нас, пробормотал он.
Тарквиний подтолкнул безвольное тело к маленькому сырому домику. Вино превратило некогда гордого воина в одинокого, замкнутого пьяницу. Всего несколько лет назад отец тайком учил его обращаться с оружием. Теперь Тарквиний владел гладиусом так же искусно, как этрусским боевым топором.
Сергий со стоном повалился на соломенный матрас, который делил с Фульвией, матерью Тарквиния, и тут же захрапел. Молодой человек лег у противоположной стены и прислушался к храпу. Он тревожился за отца: если тот будет и дальше пить так же, то долго не проживет.
Уснуть Тарквинию удалось не скоро, но приснившийся ему сон был очень ярким.
Ему снилось, как Олиний приносил в жертву ягненка в какой-то незнакомой пещере. Старик разрезал животному брюхо, извлек внутренности и начал всматриваться в них. Тарквиний обвел взглядом темную пещеру, но не увидел и следа бронзовой печени или меча, о которых так часто говорил Олиний.
Гаруспик осмотрел кишки, и выражение его лица изменилось. Тарквиний окликнул его, но старик не отозвался. Казалось, учитель не замечал его присутствия; он со страхом смотрел на вход в пещеру.
Было трудно сказать, что именно его пугало. Гаруспик положил темно-красную печень на глыбу базальта и начал внимательно изучать ее. Старик по-прежнему то и дело оглядывался, но казалось, что его страх с каждым разом уменьшался. Прошла целая вечность, прежде чем Олиний довольно кивнул, сел на корточки, прижался спиной к стене и стал ждать.
Учитель был доволен, но Тарквиний внезапно ощутил страх, который все усиливался и наконец стал невыносимым.
Он побежал к устью пещеры.
Обведя взглядом склон холма, он увидел Целия, приближавшегося к пещере с десятью легионерами. Лица воинов были суровыми и мрачными, каждый держал в руке меч. Перед ними бежали огромные охотничьи собаки.
Беги, Олиний! Беги! крикнул Тарквиний.
Наконец провидец увидел его.
Бежать? Он невесело усмехнулся. Чтобы свернуть себе шею?
Солдаты хотят тебя убить! Их ведет Целий! Ты должен бежать! Немедленно!
Но во взгляде Олиния не было и тени страха.
Пришел мой час, Тарквиний. Мне пора присоединиться к предкам. Ты последний гаруспик.
Я? поразился Тарквиний. За все годы учебы ему и в голову не приходило, что в его лице старик готовил себе замену.
Олиний серьезно кивнул.
Печень и меч?
Они уже у тебя.
Неправда! Ничего у меня нет! Тарквиний отчаянно замахал руками.
Казалось, Олиний снова перестал его слышать. Он встал и пошел к людям, остановившимся у входа в пещеру.
Кто-то схватил Тарквиния за руку. Пещера медленно исчезла, и он очнулся ото сна. Молодому человеку очень хотелось знать, что случилось с Олинием, но он больше ничего не видел. Молодой этруск рывком сел. Рядом с ним стояла встревоженная мать.
Тарквиний
Все в порядке, пробормотал Тарквиний, сердце которого бешено колотилось. Ложись спать, мама. Тебе нужно отдохнуть.
Меня разбудили твои крики, укоризненно сказала Фульвия. Отец тоже проснулся бы, если бы не напился.
У Тарквиния свело живот. Олиний часто предупреждал, что нельзя никому говорить о том, чему его учили.
Что я говорил?
Трудно понять. Что-то об Олинии и бронзовой печени. Последней из утраченных много лет назад. Фульвия нахмурилась. Значит, старый мошенник наложил лапы на одну из них?
Ничего такого он не говорил, успокоил ее Тарквиний. Возвращайся в постель. Тебе вставать на рассвете.
Он помог Фульвии вернуться обратно, с грустью глядя на ее сутулую спину и поражаясь тому, сколько сил ей пришлось потратить, чтобы лечь на низкую койку. Долгие годы тяжелой работы изуродовали тело матери.
Мой сильный, умный арун. Фульвия обращалась к младшему сыну как к священнослужителю. Тебе суждено величие. Я чувствую это кожей.
Помолчи Тарквиний тревожно оглянулся по сторонам. Целий не любил старинных слов неримского происхождения. Спи.
Но Фульвия не послушалась.
Я знала это с тех пор, как увидела твою родинку. Такая же когда-то была у Тархуна. После этого тебя можно было назвать только Тарквинием.
Молодой человек невольно потер красную треугольную родинку на шее. Он видел ее лишь изредка в отражении воды. Но старый гаруспик часто говорил об этом знаке.
Когда Олиний проявил к тебе интерес, я ничуть не удивилась. Он обучает тебя священным ритуалам, заставляет учиться языкам у чужестранных рабов. Она напыжилась от гордости. Я твердила об этом твоему отцу. Когда-то он меня слушал. Но после гибели твоего брата в бою с легионерами Суллы его интересует только одно удастся ли добыть еще кувшин вина.
Тарквиний с грустью посмотрел на спавшего:
Когда-то он гордился тем, что был воином расеннов. Так этруски называли сами себя.
В глубине души он навсегда останется этруском, прошептала мать. Как и ты.
У нас еще есть чем гордиться. Он поцеловал Фульвию в лоб. Мать улыбнулась и закрыла усталые глаза.
«Мать, искусство гаруспиции еще живо. Этрусков не забудут», подумал Тарквиний, но не произнес этого вслух.
Сергий ничего бы никому не сказал, но Фульвия любила посплетничать. Было жизненно важно, чтобы Целий не узнал о визитах Тарквиния к Олинию.