Не переступайте черту! заорал я, отмирая.
Да что происходит? тоненьким голоском закричала девушка. Паша успокаивающе взял ее за руку.
Грузной трусцой сбежав с откоса, я замедлил шаг, жадно вбирая глазами облики моих друзей на долгую память.
Там, где вы стоите, тикает две тыщи девятнадцатый, проговорил неторопливо, хоть и задыхаясь слегка, а здесь, за чертой, сорок второй год. Антона Лушина я похоронил
Бледнеющий Трошкин забормотал:
Политрук умер. Да здравствует политрук! Ерунду говорю, да?
Мои губы повело вкривь.
Чую, скоро все закончится, вздохнул я. Распадется связь времен
Хроноклазм! выпалил Артем, блистая эрудицией. Это, когда прошлое вклинится в будущее он смутился, бросая поспешно: Ну, да
Ты переоделся в форму того Лушина? вполголоса спросила Бернвальд.
Я кивнул.
И понял, зачем вы так похожи?
Не уверен, мотнул головой в сомнении. Но все так и должно быть. Я остаюсь.
И мы! решительно заявила Кристина, первой переступая черту. Пашка шагнул следом, не выпуская руки девушки.
Артем, испугавшись, что останется один, суетливо перескочил отсвечивавший сиреневым «гребешок». В то же мгновенье вся цветомузыка погасла, а земля вздрогнула, выглаживая сдвиги.
Я глянул в небо. Пусто, ни следа от авиалайнера. Даже белесого выцвета от инверсионного шлейфа не видать.
Что же вы наделали? вздохнул я, опуская голову и глядя глаза в глаза в синие Пашкины, в зеленые Кристинкины, в карие Тёмкины. Теперь всё, назад дороги нет
Ну, и ладно, пожал плечами Ломов. Не очень-то и хотелось! Ты, вон, в госкомпании работал, а я на босса вкалывал. Думаешь, приятно? Ну, натура у меня такая, пролетарская! А здесь все, как надо: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
Здесь война, Паха, напомнил я ему.
Ну, и ладно! Да, Кристинка?
Девушка молча кивнула, и улыбнулась.
Наше дело правое! воскликнул Артем, дурачась. Враг будет разбит, победа будет за нами!
Ладно, победитель, пошли! резковато сказал я.
Куда?
Тут автобус с детдомовцами разбомбило, поможете в моем голосе зазвучали грубые обертоны. Хоть в воронку снесем, зароем в братской могиле! Прибарахлитесь заодно, а то вы, мягко говоря, не по моде одеты.
С мертвых снимать? дрогнула Кристина.
Нет, вымолвил через силу. Я там чемоданы видел, по всей дороге раскидало
Мы вышли к дубу. Трошкин, увидав кровавое месиво, позеленел и согнулся в рвотном позыве.
Бож-же мой выговорила Бернвальд дребезжащим голосом. Они же совсем маленькие!
Ты тоже не дылда, сипло выдавил Тёмка, твой размерчик
Дурак! рассердилась девушка. Я не о том совсем!
Не ругайтесь, тихо сказал Павел, и Кристина покраснела.
* * *
Час или дольше мы сносили останки в воронку под дубом, а после долго отмывали руки. Сил закопать могилу не осталось совершенно.
Кристя нарыла в чемоданах тутошнее белье и простенькое ситцевое платье, я преподнес ей черевички и носочки, снятые с убитой девушки.
Затвердев лицом, Бернвальд обулась и скрылась за дубом, переодеться.
Плавки вон туда, показал я подбородком на коптящую полуторку.
Фасон из будущего, вздохнул Ломов, запуская галантерейное изделие в огонь, ты прав Как Кристя только выдержала, она же очень чувствительна
Не всегда, сухо сказала девушка, показываясь за нашими спинами. Хирургу брезговать нельзя никак, вот я и представила, что тут везде операционная А тебе идет.
Паха смутился, подсмыкивая широченные, но кургузые штаны.
Куцые какие-то
Ничего, успокоил я его, форму выдадут по росту.
Ну, надеюсь проворчал Ломов, натягивая мятую рубашку из синей фланели.
Трошкину достались светлые парусиновые штаны и модная рубашка-апаш. А вот обуви не нашлось ни на Тёмку, ни на Пашку.
Ничего, бодрился Артем, в Красной армии сапоги, чай, найдутся!
Тихо! цыкнул я, расслышав натужный вой мотора.
Вдалеке, на повороте, завиднелась колонна в ее голове тряслась и качалась полуторка, набитая красноармейцами. За нею двигались две или три «эмки», а замыкал кортеж новенький «Студебекер». Наши.
Слушайте внимательно, завел я инструктаж. Вы все помогали эвакуироваться детдому. Ваши документы сгорели. Называйтесь своими именами, как есть, только профессии скорректируйте вы оба! Кристя хирург, на фронте такие люди нужны. Пашка, ты, помнится, в артиллеристах служил?
Два года, подбоченился Ломов, как с куста!
Годится! А ты, Артем, забудь про компьютеры. С рациями справишься?
Да легкота! надменно фыркнул Трошкин.
Ну, всё, гости дорогие, усмехнулся я, встречаем хозяев!
Полуторка, подвывая мотором, объезжала чадивший автобус. Кургузый «Виллис», пыля по обочине, вынесся вперед и замер прямо передо мною. Лихой водила, выпустивший роскошный чуб из-под пилотки, весело оскалился, но стоило бритоголовому пассажиру нахмурится, как он тут же построжел. Лишь бесенята резвились в черных кавказских глазах.
А бритоголового я узнал. Генерал-лейтенант Лелюшенко, командующий 30-й армией. Развалисто покинув джип, Дмитрий Данилович огладил блестящую макушку, словно дорожную пыль сметая, и нацепил фуражку.
Представьтесь, буркнул он.
Политрук Лушин, моя рука четко метнулась, козыряя.
Докладывайте, товарищ политрук, командарм хмуро огляделся. Заметив братскую могилу, он болезненно сморщился.
Следую в расположение 718-го полка 139-й дивизии, товарищ генерал-лейтенант. Направлен в 8-ю роту политруком. Во время авианалета нашу машину расстрелял «мессер». Комроты и водитель погибли. «Юнкерс» отбомбился по автобусу с мирными гражданами Да какие там граждане Виноват, товарищ генерал-лейтенант. Там дети Спаслись лишь трое взрослых.
Лелюшенко поугрюмел, сжимая губы.
Мы помогали эвакуировать детдом, дребезжащим голосом заговорила Кристина. Я сама хирург, крови не боюсь, но хоронить малышей по частям
Бледный Павел бережно обнял ее за плечи, а Трошкин, сжимая кулаки, шагнул вперед.
Мы хотим на фронт, бить фрицев! выпалил он со всей своей юной отчаянностью. Возьмите нас, товарищ генерал! А не возьмете партизанить будем!
Тёмкина горячность подняла генерал-лейтенанту настроение. Хмыкнув, он покачал головой, и кликнул, не оборачиваясь:
Ефрем Гаврилович!
В группе военных, покинувших «эмки», прошла короткая сумятица, и к Лелюшенке шагнул кряжистый подполковник с лицом обветренным и грубым, словно вырубленным топором.
Командир вашего полка, товарищ политрук, кивнул на него командарм.
Цепко оглядев меня, комполка кивнул, сделав свои выводы, и протянул руку:
Салов, Ефрем Гаврилович.
Лушин, Антон Иванович, я крепко пожал сухую мозолистую ладонь.
Побудешь пока за ротного, товарищ политрук, сузил глаза подполковник, словно проверяя. Справишься?
Да, товарищ командир, твердо ответил я.
А эти гражданские, понизив голос, Салов кивнул в сторону моих друзей. Ты видел их. Люди стоящие?
Наши люди, выдал я характеристику.
Возьмешь в роту? поднажал подполковник. Под свою ответственность?
Да, товарищ командир!
Переглянувшись с Лелюшенко, комполка дал приказ красноармейцам, и те посыпались из кузова полуторки. Пять минут отчетливой работы и страшная могила покрылась аккуратным курганчиком.
По машинам!
Команда разнеслась четко и ясно, но смысл ее доходил не сразу. Мне никак не удавалось опамятоваться, примкнуть к новому настоящему ушедшее будущее не отпускало, держало цепко, связывая мириадами воспоминаний и привычек. Сознание отказывалось принимать окруживший нас мир за реальность, но лишнего времени, чтобы постепенно вживаться в явленное прошлое, не дано мы ныряли в реку Хронос, едва умея плавать.
Я первым перемахнул борт «Студера» и помог забраться Кристинке. Пашка с Артемом залезли следом. Ворча двигуном, грузовик шатуче тронулся, держась в арьергарде. Мы медленно проехали мимо черного костяка автобуса и дуба-инвалида, клонившегося над курганом, словно горюя.