Изобретатель
На газорегуляторной станции под Ленинградом непорядок. Станция никак не справляется с заданным режимом. Регуляторы точно взбесились, мечутся вверх-вниз штоками, стучат, точно из пушек палят, клапанами, стрелки на приборах лихорадочно мечутся по всей шкале, на самописцах сплошные «дикобразы», а должна быть плавная, льнущая к окружности, кривая
Уже на станции перебывали все проектанты, инженеры, ученые. «Нет ламинарности», «сильная турбулентность», «недопустимая степень дросселирования» Прекрасно. Все это бесспорно так. И все это мы сами знаем! Грамотные заглядываем и мы в книги. Нам не диагноз нам бы лечение! Ах, заскучали, уважаемые: разбрелись восвояси?
«Надо вызвать Преснякова!» осенило кого-то из наладчиков. И все переглянулись: мол, как это мы не догадались? Усмешка по лицам: забыли о Преснякове!.. Звонок директору: нужна его персональная Не любят директоры расставаться со своими персональными. Сразу перестают чувствовать свою персону? «Кандидат? Академик? Маг и колдун?». «Нет, не то, не другое, не третье Пресняков это Пресняков!».
Кто первым сказал «э»? То-то ж! Прибодримся. На-пе-ре-кур!..
Из машины выбрался человечек, из тех, кого привычней встретить в пивной или в бане. Из-под беретки торчат седенькие старческие кудряшки. Плащик сильно потерт, но пояс затянут до девичьей талии.
Ему что-то говорят, перед ним искательно суетятся будто сказочный целитель явился спасти от смерти принцессу. Он рассеянно кивает, простирает маленькую, точно у мальчишки, ручку: «туда?». Так и вправду целитель спросил бы «где покои принцессы?».
Возле Преснякова только один начальник станции. Они вместе наклоняются к регулятору, на котором красной краской в человеческий рост написано « 1».
Мы сперва держимся поодаль. Но любопытство наше толкает все ближе и ближе. Нет, видать, Преснякову мы не мешаем. Он небрежным взглядом глянул на услужливо развернутую кем-то перед ним инструментальную сумку. Достает из кармана плаща небольшой кожаный кармашек. Напоминает мне дедовский кожаный кисет на сшивальнике
Мы приникаем ближе. Инструмент колдуна! Стало быть, и не колдун вовсе если все же инструмент! И вправду комбинированная отвертка с множеством лезвий в широкой ручке, плоскогубцы, разводной ключик Инструмент, как видно, «хожалый», а в общем ничего особого. Видать, все с терпеньем когда-то собрано на толкучке
Этот больше всего барахлит! говорит начальник станции.
Все верно По ходу потока он главный удар принимает на себя Один с ПТР1 против колонны танков
Он так стучит клапаном, что в Ленинграде слышно! Что только не делали как сумасшедший!
Это хорошо, что сумасшедший С ума сошел, стало быть, ум был Было с чего сходить Вернем ему его ум лучше сумасшедший, чем мертвый Нужно вернуть ему нужную чувствительность Вижу орудовали здесь неопытные руки Звания, степени теоретики. А требуется другое: чувствовать дух механизмов!.. Идемте теперь к следующему Система: один за всех, все за одного!..
Но вроде бы ничего не изменилось? Так же грохочет!..
А может он один хорошо работать, если остальные плохо работают?.. Надо налаживать и каждый по отдельности и всю систему вместе Это же понятно Всех понемногу доводим до ума
К вечеру станция пришла в себя. Пресняков ее довел до ума! Ему выписали «аккордную сумму» в общем-то не так уж чтобы ощутительно. Директор извинялся «ревизоры, контролеры Своя, в общем, система Все друг дружку сводим с ума
Директор, подписывая платежку, искательно хихикнул. Кассирша сама принесла деньги, вежливо показала ногтем, где птичка: «сумму прописью, правей и ниже подпись». А сама с любопытством воззрилась на человечка, который за один час огреб ее месячный оклад. Смотрела и недоумевала. Ну, добро бы те, в добротных костюмах, на своих персональных «шляповозах». Ученые, одно слово. А этот
Кто ж он такой? спрашивала наладчиков кассирша.
А вышла бы замуж за него? Глянулся?
А то! Такие деньжищи гребет Любая не задумываясь
Задумается Гребет то он гребет Да редко. Нет, не кандидат. Не академик. Он если по правде больше! Он изобретатель! Этому нигде не учат изобретателем надо родиться!
Как ни странно кассирша поняла. И не потому, что кассирша, а потому что: женщина. Еще бы женщине не понять творчество, если ей дано сокровеннейшее творчество: родить человека.
«Прес-ня-ков» причмокнув, склонив голову набок, в задумчивости протянула кассирша. Очень русская фамилия. А он-то как раз не пресный Есть же талантливые люди!
И обвела нас глазами точно желала немедленно и лично убедиться, почему каждый из нас не Пресняков. А, может, надеялась на нас?
Во всяком случае мы не потупились.
Лиловая папка
Принес в редакцию поэзии свой портфель, нагруженный рукописями. Вид у меня, надо полагать, под стать портфелю. Помимо приложенных к рукописям рецензий, я перегружен мыслями об авторах этих рукописей. Ведь не всё далеко не всё можно написать О многом надо потолковать с редактором. О каждой рукописи, по поводу каждого автора. Мало ли мыслей накопилось по поводу всех этих рукописей вообще, главное, по поводу каждой отдельно!
Подчас она выеденного яйца не стоит а заниматься ею надо всерьез, тратить на нее время, силы куски жизни. При этом не впасть в раздражение, или даже в мстительное чувство к неумелости и бесталанности авторской. И здесь то же «но ты будь тверд, спокоен и угрюм». Последнее особенно поощряемо рецензированием. Отдаешь время, силы, главное, опыт на то, что никогда не увидит печать Читаешь, думаешь, пишешь и все без печати Поневоле на душе, на лице эта печать отверженности, если даже не больше: обреченности!.. К тому же ты исполнен щедрости, доброжелательства, а люди тебя не понимают. Ведь каждый считает, что он пишет хорошо, что «зарезал» ты его рукопись, обездолил, лишил судьбы по зловредности, за то, что «тебе платят», потому что так «велели в редакции» Щедрость и доброжелательство люди понимают лишь к себе не к поэзии!
Кто же ты рецензент? Палач? Целитель? Спаситель?..
Надеялся, поставлю на стул свой тяжелый портфель, со скорбно-отрешенным видом буду вытаскивать по одной рукописи, сопровождая каждую каким-нибудь кратким резюме. «Безнадежно», «детский лепет», «форма без содержания», «тут что-то есть Надо его иметь в виду. Начал не с формы, с сущности. Год-другой-труда может родиться поэт!».
Обычно последнее и говорится последним. Редактор смиренно кивает головой, он привык уже к этим «безнадежно», «детский лепет» и «форма без содержания» (любопытно, что не бывает наоборот «содержания без формы»!). Огромный самотек рукописей а линии их известны. Две ипостаси. «Не пойдет» (никак не может «пойти»!). И этого подавляющее большинство. При всем разнообразии фамилий, цвета папок, названий рукописей. И очень редкое, радостно-сдержанное, почти суеверное. «Это может пойти Мне понравилось Посмотрите сами». Вторая ипостась без эмоций, отрешенно, почти равнодушно.
Тут не перестраховка, не готовность пойти на попятную. Другое тут. Не выказать восторга, увлеченности, экзальтации и вообще «настроения». Во все такое плохо верится. И здесь то же: «тверд, спокоен и угрюм» Это обывателю-читателю, литературным дамам обоего пола позволительно восторгаться. Мы же решаем судьбу автора. Годы труда! Мы по ту сторону добра и зла, мы почти не люди какие-то авгуры, тайновидцы, нет у нас эмоций, одна лишь: объективность!..
«Объективность» О самом субъективном: о поэзии! Пушкина и то долго «пробовали на зуб». Как для звездного света, нужно время. Кто раньше, кто позже, кто по хрестоматии «да» обязательно прозвучит когда-то. Редактор занят автором кому же все выскажу?
И что же? Вам не нравится в моей поэме просторечье? спрашивает сидящий перед редактором автор. Редактор мне бегло и молча кивнул. Мол, подожди Работа с автором. Уверенность, что я пойму все правильно, не обижусь. Более того, сочту так оно и есть! эту холодность кивка как доказательство: мы ведь свои Мы поймем друг друга. Это перед автором надо выступать. И показать свой энтузиазм, и тонкое понимание поэзии, и зрелость суждений, при всем притом быть вежливым, радушным. Легкокрылая молва, начальство, то-сё.