Ухо у меня болело долго. Папа вдобавок всыпал нам с Рэном ремня, так что болели у нас не только уши. И все же это было одним из самых счастливых моих воспоминаний, потому что я никогда не видела места красивее. Только насмерть перепуганное лицо мамы немного умерило тогда мой восторг.
Чему ты улыбаешься? тихонько толкнула меня Элизабет, вырывая из воспоминаний.
Я подумала, что если Никки нет, значит, и шоколадный торт с ним можно не делить! состроила я радостную физиономию.
Точно! подхватила мой тон Диана. Сам виноват!
Госпожа Диана приказала накрыть нам в столовой. Мы пили чай и смеялись, болтали о пустяках, все трое делали вид, что безоговорочно счастливы, и все трое врали друг другу.
Вскоре к чаепитию незаметно присоединился Никки. Диана ни о чем не спрашивала сына, он ничего не говорил. Сел на свободный стул на другом конце огромного стола и смотрел перед собой. Длинные волосы закрывали его лицо, плечи были опущены.
«О чем же ты думаешь?» посмотрела я на него.
Никки вскинул голову и поймал мой взгляд.
Шоколадный? громко спросил меня мальчик и кивком головы показал на огромный нетронутый кусок торта на моей тарелке.
Диана запнулась на полуслове и испуганно уставилась на сына. Элизабет застыла, забыв сделать глоток.
Его голос ломался и скрежетал, задевая нервы. У меня задрожали руки. Перед глазами встало видение с младшим Холдом в лесу, а в животе заныло, неприятно напомнив о физической подоплеке вчерашнего обморока.
Ты говоришь, спокойно заметила я, стараясь ничем не выдать своих чувств.
Иногда, без тени эмоций подтвердил Никки, слово в слово повторяя диалог, которого не было.
Шоколадный. Я подвинула тарелку в его сторону.
Никки поднялся с места и направился в мою сторону. Я напряженно следила за каждым его шагом. Кажется, никогда он сам не подходил ко мне так близко, и этот внезапный порыв почему-то испугал меня.
«Господи, это ведь просто Никки, напомнила я себе. Немного странный, тихий, незаметный и неласковый котенок. Нашла кого бояться!»
Садись. Я указала на ближайший ко мне стул, тепло улыбнувшись подростку. А я налью тебе чая.
Поднялась, чтобы взять с каменного острова еще одну фарфоровую чашку, поморщилась от нарастающей боли. Но Николас-младший остановил меня, неожиданно взяв за руку.
До весны, сказал мальчик и второй рукой коснулся моего живота.
От неожиданности я не могла сказать и слова. Там, где его ладонь соприкасалась с тканью юбки, я почувствовала мягкое пульсирующее тепло. Боль отступила, не успев как следует обосноваться в моем теле. А я изумленно смотрела на склонившуюся передо мной темную макушку Холда-младшего, забывая дышать.
Этот странный контакт закончился так же внезапно, как и начался. Никки отнял руку и отпустил меня, а затем молча покинул столовую. Яркое солнце заглянуло в высокие окна просторного помещения и мазнуло лучом по моему лицу.
Что это было? спросила Элизабет то ли у меня, то ли у мамы.
Думаю, вам пора отправляться в пансион, рывком встала с места госпожа Диана. Я распоряжусь собрать вам остатки торта.
Госпожа Диана была чудесной хозяйкой, прекрасной матерью и не менее замечательной женой. Никаких объяснений насчет поведения Николаса-младшего от нее мы с Лиззи не получили. Пожалуй, умением говорить, ничего не сказав, она могла соперничать с господином Холдом. Я не стала настаивать, это бы ничего не дало. Женщина нервничала, хоть и не подавала вида. Не знай я ее достаточно хорошо, никогда бы не подумала, что она обеспокоена. И все же это было так.
Сын ли ее испугал, или она испугалась за сына?
Какая, в сущности, разница? Мне было довольно и собственных проблем.
Мы с Лиззи уехали в колледж через несколько минут. Нас буквально выставили за дверь. Диана клюнула нас обеих в щеки и, отговорившись срочными делами, ушла в дом. Элизабет недоуменно смотрела то на перевязанную синей лентой коробку с шоколадным тортом, то на закрытую дверь огромного дома.
Итак, задумчиво сказала она, мы едем в пансион.
Именно, подтвердила я.
Тебе не кажется, что мои родители чего-то недоговаривают? поправила она ленту на коробке. И что самое неприятное, делают это вдвоем.
Я рассмеялась глухо и немного нервно, а потом ответила:
Что ты, Лиззи, как такое возможно?
И ты туда же, печально вздохнула подруга, и мы уселись в автомобиль.
Водитель отъехал от резных ворот особняка Холдов, оставляя резиденцию маршала и его семьи вместе с их тайнами и недомолвками далеко позади. Элизабет что-то недовольно бурчала себе под нос, я смотрела на изящный профиль подруги и ловила себя на странной мысли.
До конца нашего обучения оставалось полгода, и эти полгода последние месяцы нашей с Лиззи свободы, если бы понятие «свобода» можно было к нам применить.
Глава 7
Время летело неумолимо. Зима теряла позиции, впрочем, разве можно было назвать зимой это недоразумение? Дождь, ветер, серое небо да цветущие розы в саду колледжа.
Весна пришла незаметно. Как-то утром мы вышли на улицу ради очередной пробежки, подняли глаза и увидели ясное синее небо без единого облачка.
До получения нами аттестатов оставалось несколько недель. До представления ко двору императора и того меньше.
Все эти месяцы я ждала вестей от родителей. Каждый вечер приходила в приемную директрисы и гипнотизировала телефон, на который изредка звонили воспитанницам пансиона, но не мне.
И уверенность, что это молчание не беспричинно, крепла день ото дня.
Ужин давно закончился, я сидела в высоком кресле секретаря и листала толстую книгу. Надо сказать, весьма и весьма увлекательную, пусть и написанную сухим языком. Это был «Свод имперских законов».
Все сидишь? заглянула в приемную Лиззи и покосилась на пустой стол секретаря.
Госпожа Эмилия без опаски оставляла меня в кабинете одну и даже позволяла пользоваться ее креслом. Полагаю, жалела.
Сижу, подтвердила я.