В машине работал кондиционер, было прохладно.
Остановились на светофоре. Когда зажегся зеленый, водитель не торопился тронуться с места.
Видимо, на лице Павла Алексеевича появилось недоумение, и тогда Наталья пояснила:
Водитель пропускает собак.
А они ходят на красный?
Нет, они не различают цвет, но понимают, что переходить улицу нужно тогда, когда переключаются фары светофора. Иногда они идут на красный, иногда на зеленый.
И это только у вас?
Да, сказал Наталья, это только у нас, потому что у нас Одесса.
Любите вы подчеркивать сие, заметил Павел Алексеевич.
Любим, как и Одессу, и подчеркивать, что это Одесса.
Почему?
Потому, что все хотят родиться в Одессе, но не у всех это получается.
Удивительно, ответил на это Павел Алексеевич.
Вам предстоит еще многому удивиться, сказала Наталья.
Я высылал вам пожелания, среди которых было посещение института, сказал Павел Алексеевич.
Мы удовлетворим все ваши пожелания, ответила Наталья.
Мне хотелось бы поближе рассмотреть специфику отношения центра и провинций, сказал Павел Алексеевич.
Директор рассмотрел это и запланировал вам поездку в Беляевку.
Почему туда?
Потому что это ближайшая периферия к Одессе, и там прекрасная рыбалка.
Павел Алексеевич едва не чертыхнулся.
Видимо, он так неуклюже формулировал программу посещения Института государственного управления, что директор понял его совершенно иначе. Ведь Павел Алексеевич имел в виду отношения Киева с периферией, то есть Одессой. А в Одессе посчитали, что его интересуют отношения Одессы со своими провинциями.
Мы подъезжаем к Приморскому району, а точнее его микрорайону, который называется Аркадией, сказала Наталья.
Аркадия это благословенное место, символ беззаботной жизни?
Некий утопический идеал гармонии человека и природы, сказала Наталья. Но вот возник этот идеал от личности, жизнь которой не была беззаботной.
И что это была за личность? спросил Павел Алексеевич, лихорадочно копавшийся в памяти, но ничего не находивший, чтобы поучаствовать в разговоре о неизвестной ему личности.
Аркад, произнесла Наталья торжественно, сын нимфы Каллисто и Зевса. Хотя существует и другая версия, что он сын бога Пана и означенной нимфы. Когда Каллисто была беременна Аркадом, Зевс превратил ее в медведицу. Таким образом он спрятал ее от гнева своей жены богини Геры. После смерти матери Зевс забрал Аркада и отдал на воспитание одной из плеяд по имени Майя, кстати, тоже родившей от Зевса сына Гермеса.
Мда-а, произнес Павел Алексеевич, но поскольку ничего не мог добавить в рассказ, завершил следующей фразой: Еще тот был ходок.
Наталья пропустила уточнение гостя мимо ушей и продолжила:
Впоследствии он стал родоначальником аркадских царей, которые тоже не отличались праведностью.
И чего бы им отличаться? сказал Павел Алексеевич. По принципу импринтинга они вели себя так, как вели себя их родители, а те вели себя так, как породившие их боги.
Наверное, согласилась Наталья, в частности, дед Аркада умудрился убить своего внука, приготовил из него кушанье и угостил Зевса. Разгневанный Зевс сжег жилище деда, а самого его превратил в волка.
А как же Аркад?
Зевс воскресил его.
Тут какая-то мифологическая нестыковка. Дед должен быть отцом Нимфы Каллисто, но он почему-то смертный царь, плюс к этому Аркад почему-то жил с ним, а не с плеядой Майей.
К мифам нельзя подходить с логарифмической линейкой, ответила Наталья. Сюжеты иллюстрируют проявления гордыни у смертных и, прежде всего, по отношению к богам. Неприятие Ликаоном Зевса выразилось в том, что Зевс, перед тем как явиться жителям города, послал знамение, и они встречали его коленопреклоненными и воздавали ему почести. Только Ликаон не упал на колени перед великим громовержцем и не воздал ему почестей. Гордыня Ликаона тогда перешла всякие границы, и он, чтобы удостовериться, что Зевс является богом, совершил ужасное преступление: зарубил Аркада, одну половину его тела сварил, а вторую поджарил и преподнес Зевсу. Он думал так: если пришелец действительно бог, то он должен знать, что еда приготовлена из человеческого мяса, и не станет есть. Потрясенный этим Зевс страшно разгневался и сделал то, что сделал.
Да-а, снова неопределенно протянул Павел Алексеевич.
И заметьте, сказал Наталья, данный миф содержит табу на людоедство и санкцию тем, кто это табу нарушит.
Машина подъехала в большой стеле.
А это площадь 10 апреля, сказала Наталья. Памятник называется «Крылья Победы», сооружен к 40-й годовщине освобождения Одессы войсками 3-го Украинского фронта 10 апреля 1944 года.
Пока машина объезжала памятник, Павел Алексеевич внимательно его оглядел.
Здесь на стелах, сказала Наталья, Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Одессе звания «Город-герой» и здесь же расположены фамилии всех одесских Героев Советского Союза.
А почему «Крылья Победы»?
А это тоже специфика Одессы, ответила Наталья, посмотрите внимательней, эти крылья похожи на крылья чаек. Такой памятник мог возникнуть только в Одессе: задуман и сооружен исключительно одесситами.
Машина остановилась возле кафе, у которого стояло несколько столиков, над ними были камышовые крыши.
А это что за бунгало? спросил Павел Алексеевич.
А это кафе при институтской гостинице, ответила Наталья, мы добрались до конечного пункта нашей поездки.
Савелий
У тебя что, в машине нет кондиционера? спросил Савелий, когда они прилично отъехали от Одессы и мчались по выгоревшей от зноя степи, от чего жара в салоне казалось просто невыносимой.
Я же открыл все окна.
Ну да, окна ты открыл, и воздух пустыни стал проникать в салон.
Краморенко остановил машину, вышел из нее, достал из багажника ручную сумку-термос. Там было две холодные бутылки с минеральной водой. Одну он поставил рядом с переключателем скоростей, а вторую вручил Савелию.
Пей и прикладывай к затылку, а то в обморок упадешь.
Вот это выход из положения! взъярился Савелий. В соответствии с духом Одессы, так, что ли?
В соответствии с обстоятельствами, парировал Краморенко. Цени. Вода в Одессе всегда была весьма ценным продуктом. В городе ведь нет своей воды.
А море, а опреснители?
Ты помнишь песню «Раскинулось море широко», так вот там есть такая строка: «Окончив кидать, он напился воды, воды опресненной, нечистой» Понял? Опресненная вода не годится для питья и приготовления пищи.
А как же Одесса?
А вот так, с тех пор как город стал Одессой, появилась проблема ее напоить. В конце концов, в XIX веке построили очистительную станцию в пятидесяти километрах от Одессы. Она очищала днестровскую воду и подавала по трубам в Одессу.
Краморенко вновь уселся за руль, машина тронулась. Савелий отхлебнул воды из бутылки и почувствовал себя лучше. Он приложился еще раз.
Товарищ, ехидно заметил Краморенко, не злоупотребляй, лучше используй ее как холодильник, а не как источник. Приложи бутылку к затылку.
Да, ты поэт, сказал Савелий.
С чего ради? не понял Краморенко.
Рифма необычная: бутылку к затылку.
Действительно.
Так, переругиваясь, они добрались до базы отдыха в Затоке. Она представляла собой несколько дощатых бараков, которые назывались кемпингами, такого же дощатого клуба, довольно приличного здания столовой и администрации.
Возле каждого кемпинга было несколько беседок, от пляжа базу отгораживала металлическая сетка, за ней была полоса песка метров в пятьдесят, а за ним синее Черное море.
Начальник базы был похож на старого атлета, который немного запустил себя, но под брюшком и дряблыми трицепсами еще сохранились железные сухие мышцы, которые в любой момент могли взорваться мощным движением. Именно такие ребята в девяностые, уйдя в рэкет, обеспечили переход государственной собственности в частную. Правда, многие из них не дожили до светлого капиталистического будущего и не воспользовались плодами того перехода. Но некоторым повезло. И представитель этих некоторых стоял перед Савелием, бесцеремонно разглядывая его с ног до головы.